День триумфа
30.09.2015 17:51
День триумфаХорошему клубному работнику необходимо обладать энергичностью Фигаро, волей Карабаса-Барабаса, фантазией Питера Пэна и маккиавелиевскими способностями к интригам. А ещё он должен петь как Шаляпин, рисовать как Репин, танцевать как Эсамбаев, и уметь играть на всех мыслимых и немыслимых музыкальных инструментах.

Все эти качества счастливым образом сочетала в себе Любаша Чистякова. Как у тихой конторщицы и сурового работника сельской кооперации получилось это чудное дитя, один бог ведает. Но натерпелись они по первое число!

Устроили под окном злобной нелюдимой старухи Пантелеймонихи кошачий концерт среди ночи? Притащили с кладбища старинный каменный крест и подпёрли им двери сельсовета? Стащили одежду у купавшихся в пруду сельских девок, и те возвращались домой огородами, прикрываясь лопухами? Всё село знало: без Любки не обошлось.

Мама вздрагивала и хваталась за сердце, заслышав со двора зычный крик:
– Демидовна, да что же это делается?!

В школе Любаша куролесила ничуть не меньше. Регулярно натирала школьную доску парафином; разрисовала весёленькими горошками переносную трибуну, которую водружали в актовом зале в дни государственных праздников; подожгла школьный забор, пытаясь изготовить из подручных средств бенгальский огонь; приклеивала к партам ябед и подлиз, а количество сорванных ею уроков исчислялось десятками.

– Господи, что же из неё будет? – беспомощно вопрошала мама, вызванная в очередной раз к директору.

И в один прекрасный день получила вполне конкретный ответ на свой риторический вопрос.

– Как что? Артистка, конечно! – воскликнула толстая инспектриса районо, нагрянувшая в школу с проверкой именно в тот день, когда десятиклассница Чистякова показывала одноклассникам в кабинете физики, что такое канкан.
– Я как-то в институте культуры с проверкой была. Так там на клубном отделении все такие, как ваша Чистякова. Она ведь, кажется, ещё и поёт? – уточнила работница образования.
– И на баяне играет, – с робкой надеждой добавила мать.

Снова вызванная в директорский кабинет Любаша слегка покочевряжилась.

– Мне Зинаида Степановна на корреспондента советовала учиться. У меня по сочинениям всегда пятёрки. Особенно на вольную тему.
– Что ж, журналистика – тоже хорошая профессия, – рассудительно проговорила инспектриса. – Но я не уверена, что тебе понравится. Ты сможешь высидеть пять часов на собрании партхозактива и законспектировать выступления всех докладчиков? И упаси тебя бог перепутать какую-нибудь циферку.

Пятичасовой партхозактив выглядел таким устрашающим, что Любочка немедленно согласилась на артистку.

На вступительных экзаменах она прочитала эпатажный даже тогда, в конце семидесятых, стих Вознесенского «Уберите Ленина с денег», лихо исполнила на баяне самбу, а вместо опостылевшего экзаменаторам монолога Катерины из «Грозы» сыграла сценку из «Трое в лодке, не считая собаки». Она так убедительно лаяла, изображая фокстерьера Монморанси, что в аудиторию примчался проректор по хозчасти, подозревая, что в храм науки пробралась бродячая собака. Убедившись в своей ошибке, он заливисто расхохотался и порекомендовал немедленно зачислить абитуриентку Любовь Чистякову на отделение режиссёров самодеятельных театров факультета культурно-просветительной работы.

В институте Любаша освоилась моментально. Бесшабашные каверзы, от которых приходили в ужас её односельчане, в Институте культуры считались проявлением творческого начала и если не поощрялись, то и не наказывались.

Процесс учёбы оказался таким захватывающим, что она совершенно не задумывалась о том, где будет применять полученные знания. В то время как её более прагматичные однокурсники протаптывали дорожку в городские театры или отирались вблизи управлений культуры, Любочка с упоением играла в институтской самодеятельности.

Распределение в Новосёловский дом культуры стало для неё холодным душем.

– Зато будешь сама себе хозяйкой, – утешала ошеломлённую Любочку куратор. – У Костенко и Степанова только и радости, что запись в трудовой книжке – «артист драмтеатра». Они лет десять будут «кушать подано» играть. А ты – сразу заведующая клубом, уважаемый человек. Плюс жильё дают, дрова. Кстати, председатель колхоза в этой Новосёловке – неплохой, говорят, дядька.

Николай Семёнович Казак лично встретил молодого специалиста в райцентре и отвёз в село, расхваливая по дороге живописные окрестности, чистейший воздух, тёплые речушки для купания и грибные места.

– Не пропадёшь, Любовь Алексеевна! – рокотал он, уверенно ведя машину по довольно сносной дороге. – Дом – две комнаты, дрова – сколько скажешь, поросёнка делового дадим и тёлочку породистую.
– Какая тёлочка? – возмутилась Любаша. – А работать когда?
– Тоже мне работа! – развеселился Казак. – Раз в неделю клуб отпереть, чтоб киномеханик фильм показал, да раз в месяц объявление написать, что лектор из общества «Знание» приезжает. Не переработаешься.
– А кружки? А студии? А хоры? А самодеятельный театр? – не уступала Люба.
– Да кому это нужно? – отмахнулся председатель. – Наш народ не раскочегаришь. Все по домам сидят, телевизор смотрят. Ты концерт из Сан-Ремо по первой программе видела? От это я понимаю! – и запел мягким баритоном: – Феличита! Э теренси пер мано андаре лонтано ла феличита…

Бросив чемоданы и даже не умывшись с дороги, Любочка поспешила к месту своей работы. И впервые в жизни впала в уныние. Явно перестроенное из барака здание с заросшими грязью окнами выглядело удручающе. Спустившись по четырём щелястым ступенькам, посетитель попадал в длинный грязноватый зал, уставленный деревянными креслицами. Под стенами громоздились замызганные лавки – на случай аншлага. Справа располагалась сцена, лишённая даже занавеса. Слева – несколько комнаток, заваленных каким-то фанерным хламом, и кабинет, который украшали три сиротливых диплома, полученных Новосёловским клубом ещё в шестидесятые годы.

«Не раскочегаришь, говорите, – думала юная клубница, нанося боевую раскраску, – ну, это мы ещё посмотрим!»

Первым делом она наведалась в сельсовет.

– Меня так настраивали против Новосёловки, – сказала она самым наивным своим голосочком, завершив церемонию представления, – говорили: дыра дырой. А я вижу – врут люди. Село чистенькое, ухоженное, зелёное, заборчики ровненькие. Картинка, а не село. Вот только клуб подкачал.

Глава местной законодательной власти Геннадий Васильевич немедленно бросился на защиту вверенного ему населённого пункта.

– Ещё говорили, что народ у вас тут бесталанный, – сообщила Люба, выслушав доклад о социально-экономическом развитии Новосёловки. – А Николай Семёнович мне спел по дороге. Слушайте, это же голосище!
– Та что он там спел?! – взвился председатель сельсовета. – Радио наслушается и выводит без толку и смысла.

И проникновенно затянул «Как молоды мы были» ровненьким баском.

Из сельсовета Любаша вышла, заручившись обещанием, что клуб будет в кратчайшие сроки побелён, ступеньки отремонтированы, а для сцены приобретут достойный занавес.

«Будем ковать железо, не отходя от кассы», – весело подумала она и отправилась в школу знакомиться с директором. В обмен на обещанную концертную программу на Первое сентября Люба Чистякова получила в своё распоряжение четырёх крепких старшеклассников.

И работа закипела. Маляры белили, столяры стучали молотками, а Любовь Алексеевна вместе с боевыми мальчишками перебирала барахло в шкафах и сундуках, загромождавших клубные комнатки. Найдя залежавшиеся, но вполне пригодные сценические костюмы, Любаша выстирала их и развесила на кустах возле клуба. На яркие ленты и блёстки тут же слетелись девчонки. В тот же день был создан танцевальный коллектив, а в очищенной от хлама комнате начал репетировать ансамбль народных инструментов. Вечерами Чистякова обходила избы, пытаясь сколотить хор ветеранов. Она призывала пенсионеров подать пример беспутной молодёжи и соблазняли поездками в область, на конкурсы и фестивали.

День дебюта Любови Чистяковой стал днём её триумфа. Такого Первого сентября, как говорится, не припомнят даже старожилы. Юные танцоры исполнили три народных и четыре современных танца, юные музыканты компенсировали несыгранность энтузиазмом и громкостью звучания, а ветеранский хор с таким блеском спел частушки и «Миллион алых роз» в собственной аранжировке, что заслужил овации. Но настоящим гвоздём программы стало приглашение на сцену председателя колхоза.

Николай Семёнович начальственно поднялся по ступенькам, уверенный в том, что односельчане жаждут услышать его приветственное слово, а Любочка вместо этого села за пианино и заиграла мега-популярный хит Аль Бано и Ромины Пауэр. Задорной «Феличите» в исполнении Николая Семёновича подпевала вся Новосёловка.

– Конечно, как ремонт делать – так Геннадий Васильевич, а как петь – так Казака позвали, – обижался председатель сельсовета.
– Да что у нас, последний праздник, что ли? – утешала его Любочка. – Вы станете гвоздём программы в следующий раз.

В октябре она организовала Праздник урожая. На Седьмое ноября поставила сценку из «Неуловимых мстителей», в декабре созвала село на «Зимние вечерницы», а на празднование Нового года даже съехались жители окрестных сёл.

Жизнь была интересной и насыщенной до предела. Единственное, что угнетало Любочку, так это, как сказали бы сейчас, несоблюдение дресс-кода. Новосёловцы приходили в клуб в сапогах и куртках и категорически отказывались расставаться с верхней одеждой, хотя в зале было натоплено.

– К чему нам наряжаться? – говорили они. – Не на нас же будут смотреть, а на сцену.
– Ну что это за подход? – сердилась Люба. – Почему вы хорошо одеваетесь, только когда в город в больницу едете? Вот вы, Галина Петровна, – обращалась она к бригадиру птичниц, – молодая женщина, а выглядите в своём «семисезонном» пальто и шерстяном платке, как тётка предпенсионного возраста. Ваша Людочка у нас в трёх танцах солирует, в драмкружке играет. Приятно ей видеть маму в таком затрапезе? Вот вызову после концерта родителей самых активных наших артистов на сцену, будете стоять, краснеть.

Но селяне оставались непоколебимы.

И тогда Люба Чистякова пошла на поклон к председателю колхоза. Услышав её предложение, он рассмеялся, потом крепко задумался, потом вызвал бухгалтера, и коварный план был составлен.

В апреле по распоряжению районного отдела культуры нужно было обязательно провести массовое мероприятие, чтобы «отвлечь граждан от Пасхи». Люба выбрала темой День космонавтики, написала сценарий, выпросила на местном радио композиции Жана-Мишеля Жарра, выучила с детьми песню «И на пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы» и поставила пьеску по рассказу Кира Булычёва о том, как неугомонная Алиса выясняла у сотрудника марсианского посольства, где живёт Баба-Яга.

Двенадцатого апреля селяне дружно потянулись на концерт. Собирались группками у входа, приветливо здоровались, чинно разговаривали и, наконец, гурьбой устремились в клуб. Тут-то и поджидал их сюрприз. Зрительный зал теперь отделяла ажурная кованая решётка, на которой висели огромные, отполированные до алмазного сияния зеркала. Многие чуть ли не в первый раз увидели себя в полный рост при ярком освещении, безжалостно высветившим потрёпанную одежду, пыльную обувь, небритые лица мужчин и неуложенные волосы женщин.

Они замерли, сгрудившись у зеркал, после чего понуро развернулись и ушли, пряча глаза.

– Не переживай, – сказал, посмеиваясь, Казак, – скоро вернутся. Ты начало-то задержи немного.

Прошло полчаса, сорок минут, пятьдесят, и в скромный сельский клуб вернулись новосёловцы. Да нет, не новосёловцы, а модники и модницы! Раскрасневшиеся от срочного бритья мужчины в пахнущих горячим утюгом костюмах и женщины, отчаянно благоухающие лаком для волос, в нарядных платьях и туфлях на каблуках. Они разглядывали себя и других с нескрываемым интересом. Они величественно прошагали в зал и осторожно сели, выпрямив спины. Они были прекрасны.

Ожившая Любочка бросилась на шею председателю колхоза и дала сигнал к началу концерта.

А «угрозу» свою она выполнила. Теперь после представлений на сцену приглашают на поклон и родителей юных артистов. И нет в этот миг людей красивей и счастливей.

Вероника ШЕЛЕСТ
Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №37, сентябрь 2015 года