СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Действующие лица Полина Агуреева: Я себя называю «мама-фанат»
Полина Агуреева: Я себя называю «мама-фанат»
12.10.2015 13:29
Полина АгурееваШирокому зрителю Полина Агуреева известна по ролям в многосерийных телефильмах «Ликвидация», «Исаев», «Жизнь и судьба». Театралы знают Полину как ведущую актрису «Мастерской Петра Фоменко». А пользователи интернета пересматривают отрывки из фильмов, спектаклей и театральных капустников, в которых Агуреева блестяще поёт. Сама актриса относится к своей персоне более чем скромно и для себя на первое место ставит семью. Уже несколько месяцев она не выходит на сцену, не снимается в кино, уделяет время только детям и мужу.

– Полина, перед нашей встречей почитал в интернете информацию о вас. Например, в Википедии указано, что вы – донская казачка.
– Ох, Википедия – это отдельный разговор. (Смеётся.) Более пошлой статьи о себе ещё не читала. Не понимаю, как это исправить самой, пыталась, но не получается. Писала письма руководству сайта – никакого результата. Поэтому через ваше издание призываю: давайте вместе исправим в Википедии эту статью.

– А вот сейчас в нашем с вами разговоре и попытаемся исправить информацию. Так вы – из донских казаков?
– У меня действительно есть дальние родственники по этой линии. И родилась я в Волгограде, то есть как раз в тех степных местах, откуда происходят донские казаки. Но я бы не причисляла себя к какой-то определённой группе. Хотя мне очень нравится бывать в тех краях. Если на земле существует место, в котором можно ощутить хотя бы иллюзию абсолютной свободы, – то это только в степи. Мне там очень хорошо. Но я не ощущаю себя донской казачкой. Мне импонируют черты самых разных культур.

– Вы как-то сказали в интервью, что «детство – это тоскливое, грустное время, чувствуешь себя лишним на этом празднике жизни». Почему так?
– Конечно, детские годы – прекрасное время. Но, видимо, во мне с самого рождения живёт трагическое мироощущение. В детстве ты от многого очень зависим. Не знаешь, кто ты и для чего рождён. Нет ясного представления о своём месте в этом мире. Болтаешься как дурак и не понимаешь, что ты собой представляешь. От этого рождаются всякие комплексы.

– Но вы называете себя счастливой из-за того, что детские годы провели в провинции. Почему?
– Потому что провинция – это здоровая среда для ребёнка. Маленькое пространство со знакомыми тётечками, с зелёным луком под окном – куда комфортнее, чем огромный мегаполис, где тебя никто не знает и никому нет до тебя дела. В Москве, конечно, тоже существовала культура маленьких дворов, но мне кажется, её больше нет, как и самих двориков. Катастрофа для сегодняшних детей! А на периферии дворы ещё сохранились и живут своей жизнью. Мальчишки жгут костры, вместе играют, рассказывают друг другу истории – да ведь для ребёнка это целый мир! Здесь и занятия спортом, и подобие творческих кружков, и уроки выживания. Одна из картинок моего детства: большой костёр посреди двора, высокая трава, выяснение отношений между мальчишками и девчонками. И вечные детские вопросы: сможешь ли ты за себя постоять и защитить друга? Именно так и происходит становление личности. Детский «естественный отбор». Иногда довольно жёсткий. Так, наверное, и происходит становление личности. Двор – это маленькая модель социума.

alt

– В Москву вы переехали в семь лет. Почему случился этот переезд, какие ощущения из того времени запомнились?
– Моя мама, учитель русского языка и литературы, поехала в столицу за своим любимым человеком. У них большая разница в возрасте, он был её учеником, а после школы поступил в Бауманское высшее техническое училище. Мы поселились в девятиметровой комнате общежития Бауманки. Спали втроём на одной кровати. Сейчас я понимаю, что всё это было непросто. Меня периодически сплавляли «взрослым дяденькам», которым тогда было по двадцать лет. Они возились со мной. Мы пели песни Вертинского, по ночам ходили в сад имени Баумана запускать самолётики, которые ребята сами конструировали, на общей кухне вместе пекли какие-то пирожные. Нормальная общежитская студенческая жизнь. Самые прекрасные, самые счастливые воспоминания остались о том времени.

– Было бы логично, если бы вы после этого пошли в инженеры, а не в актрисы.
– А для меня до сих пор самая романтичная наука – это физика. (Смеётся.) По крайней мере, первые представления об умных и красивых мужчинах связаны именно с физикой.

– Тем не менее, вы сказали однажды: «Я всегда была уверена, что стану актрисой». Откуда такая уверенность?
– Не знаю, наверное, потому что любила кривляться. А может быть, потому что нравилось «страдать» на людях. Во всяком случае, такое желание возникало регулярно. Мама радовалась этому, мы с ней вообще любили «беситься». Давали друг другу задания – например, изобразить поросёнка, который сел на кактус. Хохотали и с удовольствием выполняли. Так, наверное, и зародилось во мне что-то актёрское. По крайней мере, не помню, чтобы это желание возникло внезапно от просмотра какого-то спектакля. Я и в театр-то впервые попала поздно, лет в тринадцать. Но самое яркое впечатление детства и юности, как бы лейтмотив всей моей тогдашней жизни, – картина «Почти смешная история». Вот это – мой фильм! Любимый, разобранный на цитаты, замусоленный… Лирическая комедия о милых сумасшедших, о женских пароксизмах, как любил говорить Пётр Фоменко. (Смеётся.) Кстати, только на пятом курсе учёбы в ГИТИСе, у Петра Наумовича, я узнала, что он и есть режиссёр этого фильма.

alt

– Не удивлюсь, если скажете, будто с самого начала стремились попасть на курс Фоменко.
– Нет-нет, я даже не знала, кто он такой. Хотя ещё до поступления смотрела в Театре имени Вахтангова его спектакль «Государь ты наш, батюшка», и он мне очень понравился. А поступала я одновременно во ВГИК, в Театральное училище имени Щепкина и в ГИТИС. Везде удачно проходила туры, но, когда увидела Петра Наумовича, поняла, что хочу только к нему. Я сразу попала под его невероятное обаяние, почувствовала в нём что-то необычное. Яркие люди с индивидуальной энергетикой всегда чувствуются. Если честно, вообще не понимаю, почему меня приняли, на вступительных я читала бездарно. Исключительно Марину Цветаеву, про страсти-мордасти. Была такой экзальтированной девочкой. И, пожалуй, до сих пор от этого не избавилась. Недавно мы с Петей, моим старшим сыном, обсуждали заданный по биологии урок о патологии черепа. И он смешно меня успокоил: «Мама, не волнуйся, у тебя нет патологии черепа. По крайней мере, снаружи» (Смеётся.) Сына я назвала в честь Петра Наумовича Фоменко.

– В студенческие годы мечтали об известности?
– Есть известность разного рода. Не очень хочется прославиться благодаря какому-нибудь телевизионному ситкому «Малинка». Зато приятно, когда тебя знают как хорошего артиста. У меня никогда не возникало мечты стать популярной, узнаваемой. Впрочем, так и произошло: я широко известна в узких кругах. (Смеётся.)

Полина Агуреева– Говорят, однажды вы сорвали голос на спектакле и долго не могли разговаривать. Это правда?
– Да, это случилось на спектакле Фоменко «Одна абсолютно счастливая деревня». Мы поехали на гастроли в Санкт-Петербург, играли в Александринском театре. Самое ужасное – что для восстановления пришлось целый месяц молчать. Настоящее наказание, этакий обет молчания. Позже это случилось со мной ещё один раз. Видимо, от перенапряжения. Помните, как у Зощенко в рассказе о свадьбе: «Уберите психическую, а то жениться перестану!» Это про меня. (Смеётся.)

– Если не ошибаюсь, спектакль «Одна абсолютно счастливая деревня» вы играете уже пятнадцать лет. Есть ощущение усталости?
– Конечно, есть. Я считаю, что спектакль нельзя так долго играть. Другое дело, что он дорог и мне, и театру. Мы пытаемся его иногда реанимировать, как говорил Пётр Наумович, «освежить бутерброды», но это сложно. Сохранять живое во всём: в человеческих отношениях, в спектакле, в себе – вообще очень трудно.

– Полина, это правда, что три года назад, после ухода Петра Наумовича из жизни, вы пребывали в такой депрессии, что не могли выходить на сцену?
– Есть темы, которые не очень хочется обсуждать прилюдно. Конечно, я, как и все, работала в прежнем режиме. Но это было нелегко. Ушёл родной, любимый, талантливый человек.

– Я заметил, что артисты Театра Петра Фоменко не так часто снимаются в кино. Это у него была такая установка?
– Никакой установки в этом плане нет. Наверное, занятость в репертуаре у всех большая. К тому же артисты нашего театра очень щепетильны в выборе киноролей. Сейчас подумала: лично у меня есть пара фильмов, за работу в которых испытываю стыд. (Смеётся.) Но называть их не буду.

– Известность в кино вам принесли фильмы режиссёра Сергея Урсуляка «Ликвидация», «Исаев», «Жизнь и судьба». Правда, что ваше сотрудничество началось с взаимной антипатии?
– Это Сергей Владимирович с присущей ему иронией распускает такие слухи. Просто на нашем первом фильме «Долгое прощание» мы много спорили. Наверное, это оказалось неожиданностью для Урсуляка. А вообще мы понимаем друг друга уже с полуслова.

– Сергей Владимирович как-то сказал о вас: «Она рождена не сегодня, сформирована не сегодня, совершенно лишена всеобщей хваткости, суетности». Если это так, то в каком времени вы хотели бы родиться и жить?
– Я рождена в этом времени, живу в нём, и этого мне достаточно. Не хочу быть несовременным человеком. Мне кажется, театр – это искусство, которое отражает время, он не может быть несовременным. И я хочу жить здесь и сейчас. Несмотря на то, что вокруг творится нечто странное, порой удручающее. Но мне интересны прежде всего люди, а не годы или века. Антураж для меня не так важен, как личность.

– Вас знают как блестящую вокальную исполнительницу. Откуда такая любовь к музыке?
– Конечно, из детства. Помню, когда папа возил меня в детский сад или школу, у него в машине всегда звучала музыка, часто слушали Моцарта. А в ролях пою по необходимости. Сама я не предлагаю режиссёрам вокальные номера. Но если по сценарию моя героиня – певица, как в фильме «Ликвидация», то, конечно, нужно петь. (Смеётся.) Вообще я отношусь к своим вокальным данным спокойно: знаю, что у меня нет выдающегося голоса. Обычно на комплименты отвечаю, что я не хорошо пою, а хорошо вздыхаю. Не умею выступать с песнями, для меня это какая-та другая профессия. Не чувствую себя вправе давать целые концерты. Я же не Мария Каллас. Но хотела бы записать диск для своих друзей. Правда, этим некогда заниматься, много времени отнимают семья, дети. Я себя называю «мама-фанат». Знаете, раньше комплексовала, что ничего не успеваю. Но два месяца назад родился второй сын, Тимофей, и тогда я поняла, что мир не перевернётся, если в течение какого-то времени посижу дома и не смогу создать нечто великое в театре и кино. (Смеётся.) Бросить детей я не вправе. Мне нравится фраза: «Любовь – это количество времени, которое ты посвящаешь человеку». Полностью с этим согласна. Я люблю свою семью.

– А возникали ли ситуации, когда приходилось делать жестокий выбор: уделить время семье или работе?
– Конечно, приходилось отказываться от некоторых предложений в пользу семьи. Потому что именно сыновей я считаю своим главным творческим проектом. Но когда Пете было девять месяцев, мне пришлось на целый месяц уехать сниматься в фильме «Эйфория». Так ведь я каждый день рыдала от разлуки и тоски! Вот сейчас не работаю, сижу дома с детьми, и мне это нравится. Муж иногда подначивает: «Вот когда ты была актрисой…» (Смеётся.) Но мне очень важно находиться рядом с детьми, любопытно наблюдать за ними.

– Каким по характеру растёт Петя?
– Он интересный человек, мне нравится с ним общаться, философствовать. Признаюсь, что Петя родился таким, каким я его и загадала до рождения: задумчивый, глубокий, мыслящий. Удивляет своей тонкостью, всё понимает. Недавно у нас был разговор о разочарованиях. И он сказал, что самое большое разочарование – это разочарование в людях. А ещё хуже – это разочарование в самом себе! Вот так рассуждает, по-взрослому. Он – интроверт. Думаю, и Тимофей вырастет таким же, больно уж он печальный. Такие грустные у меня дети. Но, как говорят, от осинки не родятся апельсинки. (Смеётся.)

– В одном из интервью вы сказали: «Актёрские браки в большинстве своём недолговечны. Каждый пытается доказать, что он талантливее и ярче». Тем не менее, ваш муж – артист «Мастерской Петра Фоменко» Фёдор Малышев.
– Нет, я такого не говорила! Кто-то за меня придумал. Наоборот, мне нравится, когда рядом талантливый и яркий человек. И мне нравится, что мой муж – актёр. Вместе продумываем роли, советуемся друг с другом. Когда я была глубоко беременна, Федя записывал на планшет репетиции в нашем театре, приносил мне, и мы обсуждали. Есть много положительных моментов в том, что муж и жена имеют одну профессию.

– Вы по гороскопу – Дева, Фёдор – Рыбы. Я вычитал следующее: «В таком союзе Деве нужно набраться терпения, ведь она живёт для того, чтобы хранить семейный очаг, и часто ей трудно понять лень и нереальные фантазии Рыб». Похоже?
– Думаю, у нас наоборот. Нереальные фантазии в нашей семье – это моя прерогатива. Вообще не верю в гороскопы. Думаю, если и есть какая-та связь человека со звёздами, то она не так примитивно высчитывается. Например, я не похожа ни на одно описание Девы, которые когда-либо читала.

alt

– Ещё вам приписывают спорное, на мой взгляд, изречение: «Люди со временем меняются только в худшую сторону». Вы действительно так думаете?
– Абсолютно. А вы считаете, что в лучшую? Есть, конечно, люди, которые так дисциплинированы, что у них получается совершенствоваться со временем. Но чаще – нет, никто с годами лучше не становится. Не замечаете, как меняются друзья, с которыми вы общаетесь много лет? Человек с возрастом возвращается ко всем несовершенствам своей природы, к тому, с чем он родился и от чего в своё время бежал. Я называю это «психическая данность». И это психическое начинает побеждать личностное. Все недостатки выходят наружу.

– Полина, а себя вы представляете в пожилом возрасте?
– А мне уже недалеко? (Смеётся.) Для меня самое главное – не сойти с ума, чтобы не обременять близких. А такая возможность, думаю, есть! Я живу в таком районе на юго-западе Москвы, где много интеллигентных пожилых женщин. Гуляю с Тимофеем и наблюдаю за ними. Почти у всех типаж английской королевы. Одежда в тон: голубые брючки, голубые кофточки, голубые бантики, голубые волосы. Вышла бабушка почитать на скамеечке «Американскую трагедию» Драйзера. В полном интеллектуальном маразме, когда в голове перепутываются Драйзер с Индонезией. Они очень трогательные, и их очень жаль. Но мне хотелось бы избежать такой перспективы.

Расспрашивал
Олег ПЕРАНОВ

Опубликовано в №40, октябрь 2015 года