– Сергей, мода на музыку девяностых набирает обороты. Вы пытались ответить на вопрос, в чём причина?
– Достаточно просто объяснить. Ещё недавно в моде были герои восьмидесятых, а сейчас стали взрослыми те, кто был совсем юным в девяностые. Эти люди уже твёрдо стоят на ногах, имеют семью, работу, не понаслышке знают, что такое жизнь. Единственное, чего им не хватает, – это того времени, когда не нужно было ходить на работу, а можно было выйти с друзьями и магнитофоном в город, познакомиться с девчонками, погулять, повеселиться. Ностальгия по тем временам и приводит их на концерты «Руки вверх!», ведь мы тогда звучали отовсюду.

– Совсем недавно прошла информация, что одна звукозаписывающая фирма подала на вас в суд. Якобы ей принадлежат права на ваши ранние произведения, в том числе хиты «Крошка моя», «Малыш» и «Студент». Это правда?
– Вы знаете, суды – это перманентная история, связанная с любым музыкальным проектом. Они длятся десятилетиями. Было много историй, когда мы подавали иски или их подавали на нас … Это обычная рутинная работа юристов, в этом ничего примечательного нет, поэтому подробно комментировать нечего.

– А удалось ли избежать судебных тяжб при расставании с Алексеем Потехиным, с которым вы вместе основали группу и долгое время выступали?
– Их не было и нет. Мы не работаем вместе почти десять лет, поэтому делить нам нечего. Думаю, ни он, ни я абсолютно не заинтересованы в претензиях друг к другу.

– Если вас позовут выступить дуэтом, согласитесь?
– Нет, а зачем? Мне кажется, это плохой тон – реанимировать то, что уже невозможно вернуть. Думаю, из этой идеи ничего хорошего не получится.

– Зато, я слышал, у вас сложился новый дуэт с вашим младшим братом Михаилом.
– Мы каждый год стараемся чем-то порадовать своих слушателей, придумать что-нибудь новенькое. И уже в конце октября выйдет лирический альбом братьев Жуковых, где звучат новые песни. Точнее, эти композиции скопились за двадцать лет работы группы, но не выпускались, их никто не знает. Это душевная музыка, а некоторые произведения я мог бы назвать экспериментальными. Мне кажется, песни с будущего альбома уже стали хитами. Например, «Ты моё море» или «А я тебя любил». Михаила, возможно, не все знают, но он написал много композиций как для «Руки вверх!», так и для других исполнителей.

– Это вы его приобщили к музыке?
– В музыкальных семьях вообще сложно к этому не приобщиться. Наш папа по профессии электрик, но в семидесятых играл на гитаре и пел в ВИА, мама уже сорок пять лет преподаёт в музыкальной школе, поэтому в доме всегда была музыка. Вряд ли мы могли стать математиками или химиками.

– Прочитал, что в подростковом возрасте вы увлекались хоккеем. О спортивной карьере не задумывались?
– Действительно, был период, когда меня больше интересовал спорт, и не столько хоккей, сколько всевозможные силовые виды: «качалка», бокс, самбо. Но это такие детские желания, когда стремишься быть как все. Слава богу, я вовремя остановился и всё-таки снова втянулся в музыку. Не думаю, что смог бы достичь каких-то результатов в профессиональном спорте. Только бы здоровье подорвал. (Смеётся.)

– А когда вы определили для себя жанр музыки, в котором будете работать? И, кстати, есть ли название у этого жанра?
– На тот момент никто и не думал, как это называется. Сейчас модно вешать ярлыки: это – хаус, а это – рок-н-ролл. Мы же всегда просто писали музыку, стремились делать её весёлой, танцевальной, совершенно не думая, как её назовут. Постепенно у нас это получилось, а как назвать направление, пусть решают музыковеды.

– Вы говорили в интервью, что помните точный день приезда в Москву: 1 марта 1995 года. Почему так точно запомнили дату?
– Потому что в тот день убили телеведущего Влада Листьева. Вечером нас с Алексеем друзья пригласили в модный по тем временам клуб «Пилот». Мы так хотели там побывать, посмотреть. Приехали – а на дверях объявление, что в связи со смертью Листьева мероприятия отменяются. Вообще в первые дни проживания в столице мне сразу стало понятно, что тут каждый сам за себя. Это не маленькие городки, где я жил до Москвы: Димитровград или Новокуйбышевск. Там можно было запросто зайти к соседям за стульями для празднования дня рождения или элементарно за солью. (Смеётся.) Здесь же люди не хотели общаться. Мы быстро поняли, что никто нас особо не ждёт, что мы здесь не нужны, и помогать нам никто не собирается. Рассчитывать можно только на самого себя. Москва для нас оказалась жёстким городом.

– Сейчас вы можете сказать, что столица вас изменила, например, сделала более жёстким?
– Я абсолютно уверен, что всё зависит от воспитания и город не может изменить человека. Если в тебе заложен определённый моральный фундамент, то никакой мегаполис тебя не отравит. Я остался провинциальным парнем, который на какие-то вещи смотрит проще и поможет в трудную минуту. Но я не хотел бы обижать москвичей, многие из них мне помогали. Просто сама жизнь в огромной Москве жёстче.

– Вы помните момент, когда поняли, что стали популярны?
– Таких моментов было два. Первый – когда мы выпустили свой премьерный альбом. На обложке не было никаких фотографий, а только надпись «Руки вверх!». Помню, мы с Алексеем вышли из метро «ВДНХ» и пошли по аллее. А раньше от станции до самого ВДНХ стояли сотни разных палаток со всяким ширпотребом, в том числе продавали кассеты. И вот из каждой палатки звучали наши песни. Тогда мы поняли, что это счастливое мгновение и его надо запомнить. В лицо нас никто не знал, и мы свободно шли и улыбались. А другой момент – первый показ нашего клипа на песню «Малыш» в телепрограмме канала ОРТ «Доброе утро». Мне звонили родственники, друзья из родного Димитровграда, поздравляли, восхищались. Это тоже был счастливый момент.

– В популярности ведь есть не только позитивные моменты, но и негативные. К этому сложно привыкнуть?
– Поверьте, негативных моментов в узнаваемости больше, чем позитивных. До конца привыкнуть к этому, наверное, невозможно. Ты не принадлежишь себе, обычные человеческие вещи тебе недоступны. Не можешь просто пойти в магазин или спокойно проехать в метро. Если оказываешься в кафе, обязательно прячешься от любопытных глаз. Люди у нас встречаются бесцеремонные, могут запросто подойти в неподходящий момент: «Серёга, давай выпьем», «Спой мою любимую песню», «А передай привет моей жене». Сюда же добавьте критические ситуации с фанатками на концертах, когда тысячи поклонниц переворачивают автобус, в котором находишься. Или лезут по водосточной трубе в номер гостиницы. А сколько раз я ремонтировал подъезд дома, который разрисовывали девочки, – не сосчитать! Внимание к тебе приковано настолько, что начинаешь жить не своей жизнью. И это кошмар.



– И не позавидуешь людям из шоу-бизнеса. Кстати, вы как-то сказали, что найти там жену невозможно. Тем не менее, ваша супруга Регина Бурд – ярчайший представитель шоу-бизнеса, в своё время выступала в группе «Сливки».
– Ой, мы много чего думаем, говорим и прогнозируем в юности. (Смеётся.) Но когда приходит та самая любовь, ты понимаешь, что всё, о чём думал раньше, – ерунда. Да, я искренне считал, что честных, чистых отношений у музыкантов быть не может, потому что знаю огромное количество примеров, когда творческие люди сходились и быстро расходились. Регина – необычный человек, один на миллиард. Я просто счастлив, что мы вместе! Когда увидел её за кулисами, сразу понял: это моя будущая жена. Через администраторов передал ей привет. (Смеётся.) А потом начался период ухаживания. Конечно, в первую очередь я обратил на неё внимание как на красивую девушку. А когда стал общаться, понял, что Регина на сцене и в жизни – это два разных человека. Она не только красивая, но и умная, добрая, человечная.

– Правда, что со дня знакомства до первого поцелуя у вас прошло семь месяцев ухаживаний? По нынешним меркам очень долго.
– Потому что мы с ней воспитаны в правильных семьях. А у Регины папа, которому сейчас восемьдесят четыре года, имеет строгие взгляды на отношения. Для неё «встречаться», «свидание», «влюбиться» – не пустые слова. У нас был чудесный период ухаживания. Я уже был взрослым тридцатилетним человеком, и мне было интересно разгадать: в чём же подвох, неужели в наше время есть такие Наташи Ростовы, чудесные создания, искренние и честные? С радостью играл в эту игру. Ведь Регина долго не позволяла мне даже близко подойти к её дому, когда провожал. Говорила, что если папа в окно увидит её с молодым человеком, будет кошмар и скандал. Он считал, что ещё рано встречаться с парнями, надо окончить институт. И вот мы договорились, что после каждого свидания буду провожать её на метр дальше прежнего. Так со временем дошёл до её квартиры. (Смеётся.)

– Вы ощущаете то, что Регина на девять лет младше?
– Это не такая большая разница для влюблённых людей. Да и нормально, когда мужчина старше женщины. Другое дело, что поколения у нас всё-таки разные: она из двухтысячных, я – из девяностых. Мы более приспособлены к жизни, чаще сталкивались со всякого рода проблемами. Думаю, в моём лице Регина нашла крепкую стену, которая ей была нужна.

– Сегодня Регина не выходит на сцену. Не возникает ли у неё желания вернуться?
– Когда в семье трое детей, о какой сцене может идти речь? (Смеётся.) Первое время Регина, конечно, тосковала, ведь так просто это не забудешь. Но я думаю, что одного гастролирующего папы в семье достаточно. Двое родителей, которые постоянно в разъездах, – это много. (Смеётся.)

– Слышал, у вас теперь семейный бизнес – свой кондитерский цех. Почему занялись этим?
– Всё очень просто: мы оба любим кулинарить. Чего я только не пеку для родных и друзей: и торты, и пирожные, и пироги, и печенье. С детьми у нас традиция – вместе что-нибудь печём на праздники. Например, на Пасху это, безусловно, куличи. И вот однажды мы поняли, что можно делать что-нибудь эдакое не только для близких, но и для других людей. И вот уже в течение года занимаемся сладким бизнесом. Точнее, больше этим занимается Регина, она стала закалённым бизнесменом. А я как бы «крышую». (Смеётся.) Но вместе мы придумываем целые кондитерские коллекции к разным праздникам.

– Дети, наверное, особенно счастливы от того, что есть собственный кондитерский цех?
– Если честно, мы не балуем детей сладким. Конечно, когда они попадают в цех, от вкусных запахов голова кружится, что-нибудь да выклянчат. Но мы – родители строгие, следим за здоровым питанием. На собственном примере показываем детям, что вечером не стоит наедаться сладостями. Лучше всем вместе испечь морковный пирог – это и вкусно, и полезно. Также я абсолютно уверен, что детям нельзя разрешать свободно пользоваться, например, мобильным телефоном или планшетом. Многие родители совершают ошибку, когда позволяют детям просиживать целые сутки за играми. Мы своим разрешаем поиграть или посмотреть мультфильмы, когда для этого есть время. Стараемся избегать излишеств, которые им навредят.

– Ваша старшая дочь от первого брака живёт в Америке. Часто с ней общаетесь? Чем она там занимается?
– Саше пятнадцать лет, она ещё учится в школе. Разносторонне развитая девочка: уже заслужила пояс по джиу-джитсу, выступает в школьных мюзиклах, играет на фортепьяно и скрипке, увлекается женским футболом. В общем, пока ищет себя. Жаль, что видимся редко: только когда я на гастролях в Америке или если она приезжает сюда на каникулы.

– Это правда, что вы присутствовали при родах всех своих четверых детей?
– Да. Я и пуповину перерезал, и первым на руки своих детей брал. Уже опытный папаша! Но сразу скажу, что это подходит не всем мужчинам. Нет ничего хуже папы, падающего в обморок в тот момент, когда жена рожает. (Смеётся.) Что касается меня лично, я не вижу в этом геройства. Видимо, мне это необходимо, и я счастлив, что так произошло. Наверное, поэтому всегда чувствую всех своих детей на расстоянии.

– Вы как-то сказали про Энджела, которому сейчас пять лет: «Сын – вылитый я». В чём наблюдаете схожесть?
– Энджел – чудесный мальчик с большой душой, в нём есть наивность и доброта. В этом я узнаю себя. Очень боюсь его погружения во взрослую жизнь, того, что окажется не готов к ней. Поэтому часто разговариваю с ним о том, что надо быть сильным. Когда уезжаю, назначаю старшим в семье. (Смеётся.). Он глубокий мальчик, мы его в семье называем мудрейшим человечком.

– Семилетняя дочь Ника увлекается английским языком. По вашему настоянию или ей самой нравится?
– А у нас все дети знают английский язык. Конечно, кроме годовалого Мирона. В своё время отдали их в детский садик с изучением иностранных языков. И мы сами рады, и ребята. Люди моего поколения языки не особо учили, и это плохо, сейчас жалею об этом. А для них будет весь мир открыт. Ника – вообще творческий человек, пишет книги, стихи, хорошо рисует, поёт в хоре. Так что дети у нас пристроены. (Смеётся.)

– И как только у них времени на всё хватает?
– Лучше спросите: как у родителей хватает времени? (Смеётся.) Но мы стараемся.

– Как Ника и Энджел отнеслись к тому, что год назад у них появился брат?
– Они так его ждали! Когда Мирон ещё не родился, пели песни беременной мамочке, разговаривали с ним. А как только младенца принесли домой, сделали ему разные подарки, Энджел провёл для брата экскурсию по дому, рассказал и показал, где что находится. Мы с женой стараемся, чтобы они росли в любви, чувствовали внимание и заботу. Не только с нашей стороны, но и по отношению друг к другу. И мне кажется, нам это удаётся.