– Александр, осенью вы удивили своих поклонников – объявили о выступлениях группы «Экибастуз» («EKIBASTUZ»), в которой поёте и играете. Почему вдруг музыка? И откуда такое название?
– Музыкой в детстве я серьёзно не занимался, хотя безуспешные попытки поступить в музыкальную школу были. Но лет в четырнадцать появилась гитара, купленная за семьдесят рублей в магазине «Шахтёр» в родном казахстанском городе Экибастузе. А дальше – самообразование путём переноса в тетрадку «блатных» аккордов, выступления перед друзьями в подъезде. (Смеётся.) Идея создания коллектива вынашивалась долго, как раз с того момента, когда у меня появилась гитара. Почему «Экибастуз»? Потому что мои детство и юность прошли в городе с таким названием. И если можно было бы кратко выразить весь спектр эмоций, полученных в детстве, я бы обозначил их этим словом. Такие детско-юношеские впечатления есть, наверное, у каждого человека, только слова для них ещё не придуманы. У одного из авторов наших песен, спортсмена Николая Середюка – моего земляка, есть такие стихи:


Вот это – и обо мне тоже.

– Как часто бываете в родном городе?
– Последний раз был там года три назад. Может, выберусь в этом году. Среди моих друзей нет ни одного человека, который не знает, что такое Экибастуз. (Смеётся.) Половину из них я туда уже свозил. Точно знаю: если человек восхищается угольными разрезами – это мой человек. В Экибастузе прошла уже меньшая половина моей жизни, но я никогда не забуду ни город, ни людей из моего детства и юности. Эта географическая точка на карте мира для меня очень важна, потому что она объединяет огромное число единомышленников, как и Казахстан вообще. Если я встречу человека из Казахстана, я всегда с ним сойдусь. И в Москве, и в Питере есть казахская диаспора. Мы говорим на одном языке, у нас одно детство, одинаковые истории. Нам не нужно объяснять, что такое «береке». (Достаток, добро, согласие – казах.) Мы – азиаты, и этим всё сказано!



– Я прослушал некоторые песни в исполнении вашей группы. Они мне показались такими… слишком мужскими. А есть лирические, которые рассчитаны на женскую аудиторию?
– Лирические, конечно, есть! Без них никуда. Приходите на концерт, услышите. Сейчас мы собираем средства для создания нашего первого альбома. Если кто-нибудь из наших поклонников захочет поучаствовать в этом, будем признательны.

– Вы рассказывали, как мама отзывалась о вас в кино: «Какой худенький на экране! Наверное, опять не успел поесть. Почему небритый?» А как она отнеслась к вам как музыканту?
– Мама ещё не знает о моей музыкальной деятельности! (Смеётся.)

– А сами вы как оцениваете свои успехи на этом поприще?
– Оценивать пока рано, мы только начали. Знаете, я очень упёртый. Если у меня не получается, буду работать над этим, добиваться, пока не получится. Понимаю, что абсолютного слуха у меня нет, но поэтому мне интересно добиться в этом победы. Для меня чем сложнее, тем лучше. Вот такой странный характер.

– Вы же и в Театральное училище имени Щукина поступили с четвёртого раза. Сказалась эта самая упёртость?
– Конечно! Хотел доказать всем и себе, что смогу. Самое любопытное – что когда-то мой отец тоже поступал в Щукинское училище, но не получилось. Помню, после того как меня снова не приняли, папа посоветовал бросить это дело и идти работать на угольный разрез. И вот тогда бабушка поведала, что он сам мечтал стать актёром. Видимо, это желание передалось мне от него генетически. Актёрский путь – это девяносто девять процентов тяжёлого ежедневного труда и лишь один процент везения. Хотя и этот маленький процент очень важен. Поэтому нельзя говорить человеку, не поступившему в театральный вуз, что это неудача, потому что мы сталкиваемся здесь с субъективной оценкой таланта. Его нельзя измерить ни одним прибором. Это не математика. На мой взгляд, любой человек может называть себя артистом, если не доказано обратное. Даже если вам сказали: «Спасибо, вы свободны», – не надо отчаиваться.



– Интересно, что помогает человеку не сломаться, когда он приезжает из провинции в столицу? К чему сложно было привыкнуть?
– Поначалу было трудно из-за того, что вокруг так много людей. Мне нужно было хотя бы раз в полгода уехать домой, выйти в казахскую степь и побыть одному. И только года через три жизни в Москве я ощутил, что она мне начинает нравиться. Помню, тогда шёл по Тверской улице: лето, тополиный пух, полупустой город… Привыкнуть к жизни в Москве мне помогла вера в то, что нет ничего более постоянного, чем временное. Съёмки в сериалах и работа в театре – всё это может пойти иначе. Я всегда знал, что если вдруг придётся кардинально поменять жизнь, то смогу это сделать легко и безболезненно.

– И даже поменять профессию?
– Может быть. Я уже менял профессию, когда жил в Омске. Меня во второй раз не приняли в театральный институт в Москве, и я решил, что стучусь не в ту дверь. Подался в инженеры – поступил в Омскую государственную академию путей сообщения. Отучившись там год, обменял подписанные деканом талоны на бесплатные билеты до Москвы – такие полагались каждому студенту. Снова сдал документы в Щукинское училище. На прослушивании прочитал стихи собственного сочинения и опять с треском провалился. Вернулся в Омск, продолжил учёбу и работу осветителем в Омском ТЮЗе. Случилось так, что на одном из спектаклей актёр сломал руку. Заменить его было некем, и роль предложили мне. С тех пор я работал в театре уже в качестве актёра. Так что актёрская профессия меня нашла. Ну а потом было Щукинское училище.

– А зачем вы попросили у ректора училища Владимира Этуша справку о поступлении?
– Чтобы показать родителям. Думал, что мне никто не поверит, – столько лет этого добивался! Когда попросил, Владимир Абрамович очень удивился, но всё-таки написал на бланке, который обычно выдавали для военкомата, что я являюсь студентом Театрального училища имени Щукина. (Смеётся.)

– Какое актёрское амплуа вам тогда было ближе?
– Я всё время пытался уйти от амплуа, которое мне предрекали. Всегда хотел быть комедийным артистом, но, когда в училище сказали, что взяли меня как комедийного, начал сопротивляться. Вот ведь – опять характер, протест! Заявил, что вообще-то я «герой». И все мои силы во время учёбы были потрачены на то, чтобы доказать, что я – «герой». Потом со мной согласились: да, социальный герой. Тогда начал играть в отрывках героя-любовника. (Смеётся.) До сих пор пытаюсь уйти от любого навязанного мне амплуа.

– Вы стали известным после того, как сыграли главную роль милиционера Романа Шилова в сериале «Ментовские войны». С тех пор играете его уже одиннадцать лет. Не устали?
– От любой профессии, даже самой любимой, можно устать. Усталость присутствует, конечно, но это просто работа. Есть контракт до 2017 года, так что ещё будет два сезона, а там – посмотрим. Стараюсь, чтобы мой герой всё-таки менялся. Например, из-за смерти любимой девушки он стал более циничным и замкнутым, не таким, как в первых сериях. В каждой истории стараюсь изменить моего Шилова, найти что-то новое в его характере.

– Ваш партнёр по этому сериалу, артист Алексей Завьялов, погиб четыре года назад. Часто его вспоминаете на съёмках?
– Конечно, его очень не хватает. Алексей был светлый, жизнерадостный человек. Помню, как мы с ним в перерывах между съёмками делали мультик – рисовали картинки и снимали на камеру. Много смеялись, шутили… До сих пор сложно поверить в его трагический уход.

– Помимо работы в милицейской саге вы играете и классические роли. Снялись в фильме Авдотьи Смирновой «Отцы и дети», где сыграли Евгения Базарова. На мой взгляд, одна из самых удачных ваших работ.
– Спасибо. Так случилось, что, перед тем как Авдотья Смирнова пригласила меня на пробы в этот проект, я уже почти год репетировал в театре роль Ивана Тургенева по пьесе Тома Стоппарда «Берег Утопии», где мой персонаж существует на протяжении почти пятидесяти лет. Поэтому пришёл на пробы начитанным. (Смеётся.). Недавно случайно наткнулся на фильм «Отцы и дети» и очень был горд, что принимал в нём участие. Даже перезвонил Авдотье Андреевне со словами благодарности за возможность работать в таком материале. Благодаря ей мы не изменили ни одного слова в авторском тексте. Хотя даже я требовал адаптации, текст казался мне малопонятным для современных молодых людей. Смирнова и Александр Адабашьян, который тоже был сценаристом фильма, ответили категорическим отказом. И оказались правы! Главное – суть романа. Базаров – совсем юный, ранимый, амбициозный юноша. То есть дан интереснейший срез личности в определённом возрасте. В этом смысле Базаров не отличается от современного молодого человека.

– Несколько лет назад в нашей беседе вы сказали: «Я больше тяготею к режиссуре, но когда она станет для меня основным занятием – не знаю». Как с этим обстоит сейчас?
– С режиссурой на данный момент сложно – больше актёрской деятельности. Но со времени нашей прошлой беседы что-то снял: сериалы «Государственная защита», «Служу Советскому Союзу». Совместно с Алексеем Козловым участвовал в съёмках сериала «Чума», поставил несколько спектаклей. Режиссура гораздо интереснее актёрства. Но труд этот по большей части неблагодарный. Наши зрители пока не ходят «на режиссёров». Да, многие знают Михалкова и Бондарчука, но по большому счёту зрителю неважно, кто снял тот или иной фильм. Народ интересуется актёрским составом. Однако, повторюсь, режиссура меня очень привлекает. Думаю, что последую примеру Клинта Иствуда – буду снимать кино, когда стану стареньким.

– Актёрское образование помогает в режиссёрской работе?
– Скорее наоборот – режиссёрские навыки помогают в актёрской работе. (Смеётся.)

– Если бы вам как режиссёру предложили снять фильм или поставить спектакль, взяв за основу один из периодов вашей жизни, что бы вы выбрали? И в каком жанре?
– Это было бы, конечно, детство. И – только комедия.

– Вы упомянули многосерийный фильм «Чума». Если не ошибаюсь, там звучат песни в вашем исполнении.
– Да, но этого изначально никто не планировал. Началось всё с шутки на съёмочной площадке: мол, будет неплохо, если в сериале появится песня. Идея меня вдохновила, и песня в итоге появилась. Пусть фоном, но всё-таки.

– Александр, а почему вы когда-то убрали своё имя с афиши нашумевшего рок-мюзикла «TODD» с участием панк-группы «Король и Шут»? Поссорились с музыкантами?
– Проект длился долго, почти три года. Его продюсер – Владислав Любый, ему же принадлежит идея мюзикла. Я был приглашён на роль режиссёра. К моменту выпуска мюзикла сроки сдвинулись и наползли на очередной сезон «Ментовских войн». Спектакль был не готов, на мой взгляд, но уже начали продаваться билеты. Не имея возможности довести дело до конца, я был вынужден самоликвидироваться, уступив место другому режиссёру. Имя же с афиши я попросил снять, потому что выпуск спектакля – это самое важное, а я не принимал в нём участия и не понимал, как отношусь к тому, что в результате получилось. Обошлось без скандалов.



– Вы до сих пор собираете старинные ключи и замки?
– Да. (Смеётся.) Последний замок, величиной с том Большой советской энциклопедии, был привезён из-под Иванова, где мы снимали фильм «Двадцать восемь панфиловцев». Как правило, все экспонаты из моей коллекции попадают ко мне в плохом состоянии. Я потом чищу, полирую, навожу красоту. Как любой коллекционер, очень радуюсь, если нахожу что-нибудь необычное – например, ключи огромных размеров и странных форм. Фантазирую, к какому замку они могли подходить.

– Знаю, что вам не особо нравится популярность. А как же утверждение, что артист должен быть тщеславным?
– Тщеславие может быть разным. Я не против проявления признательности после спектакля или фильма. Но не хочу, чтобы на улице ко мне подходили и хлопали по плечу.

– Поэтому вас почти никогда не видно на премьерах фильмов, на презентациях?
– Я абсолютно не тусовочный человек. Стараюсь избегать публичных мест, теряюсь при большом скоплении народа. Если количество человек превышает пять, начинаю паниковать. Не то чтобы не люблю людей, просто мне не нравится такое времяпрепровождение. К тому же перспектива остаться наедине с собой меня совершенно не пугает. Большая проблема – когда ты чувствуешь себя одиноким среди большого количества людей. Это самые страшные мгновения.