Приключилась со мной одна хирургическая проблема, не смертельная, но противная. Наложила я на больное место повязку с антибиотиком по принципу «хуже не будет» и позвонила главврачу областной больницы, с которым недавно познакомилась по работе.

– Немедленно ко мне! – заорал он.
– Да я в пятницу собиралась…
– Бегом!

В его кабинете меня ждал целый консилиум.

– Ваше мнение, коллеги? – пророкотал главврач.
– Резать! – вынесли вердикт врачи.

«К чёртовой матери! Не дожидаясь перитонита!» – мысленно добавила я.

Меня тут же доставили в отделение, определили в палату, завели устрашающего вида карту, сделали пробу на новокаин и велели лежать и думать о хорошем. Я ещё не успела выбрать между полётом на параплане и прогулкой по лесу, как зашла хорошенькая медсестра и велела обнажить пятую точку.

– Что это было? – поинтересовалась я, потирая место укола.
– Премедикация, – важно сообщила сестричка. – Чтобы вы не волновались перед операцией и настроение было хорошее.
– У меня и так с настроением всё в порядке.
– Протокол! – важно пояснила девушка.

Операция под местной анестезией прошла легко и быстро. Когда меня привезли обратно в палату, там уже сидела взволнованная дочь.

– На минуту оставить тебя нельзя, тут же в больнице окажешься! – с укоризной заявила она. – Как себя чувствуешь?

Я прислушалась к ощущениям.

– Нормально. Только пить хочется.
– Тебе всегда пить хочется. Сейчас проконсультируюсь.

Дочь вернулась с информацией, что мне можно минералку без газа, маленькую бутылочку. Это была роковая ошибка.

Едва Настя убежала – у неё в тот день было два зачёта, – вода непонятным образом закончилась. «Пить хочу!» – требовал организм. «Воды нет», – сообщила я. «Чаю хочу! Крепкого, сладкого, с лимоном!» – не унимался организм.

Звонкий голос жажды был очень настырным. Я зажмурилась и увидела, как внутри черепной коробки мотается, истошно крича, красное в полосочку и очень быстрое существо, похожее на гусеницу в короне и с воздушными шариками на клешнях. «Заткнись! – приказала я ему и осторожно потрогала повязку. – Будешь хорошо себя вести, пойдём в буфет».

Полосатое существо кивнуло и уселось на одну из мозговых извилин. Всё в его позе говорило: если я задержусь хоть на минуту, оно снова начнёт орать. Я потихоньку встала и выглянула в коридор. «Лифт! – появилась мысль. – Меня сюда везли на лифте».

Где-то за углом слышалось характерное гудение, и я пошла на звук. Подъёмник замешкался, и полосатик снова начал бушевать. Слева стояла средних лет лаборантка с наполненными кровью пробирками, справа – прокуренный тощий мужчина.
– Вниз, – промямлила я. – В буфет, за чаем.

Женщина ужасно медленно протянула руку, нажала на кнопку и уставилась на меня, хищно облизываясь.

«Что она делает в лифте? – запаниковала я. – Берёт кровь у всех, кто едет? Но у меня уже брали кровь. А как я это докажу? Мне ведь даже справки не дали. Стоп! Какая справка? Это же медучреждение. Здесь вместо справок дают костыли, как у этого мужичка. Я не дамся! У меня ведь главврач знакомый. Господи, как его зовут-то?»

Будто почувствовав моё замешательство, лаборантка плотоядно оскалилась и качнулась ко мне. Но тут лифт остановился, и я вывалилась из кабинки на подгибавшихся ногах.

«Чай! Чай!» – радостно запрыгала в моей голове гусеница, когда я зашла в буфет.

– Успокойся! – рявкнула я.
– Это вы мне? – удивилась буфетчица.
– Нет, не вам. Я… хочу чаю, но забыла, как он называется.
– Чай? – подсказала после паузы девушка.
– Точно! С лимоном.

Она быстро сделала чай и подвинула ко мне пластиковый стаканчик.

«Ча-а-ай! – взвизгнуло скандальное существо в моей голове. – Дай! Скорее!»

– Потерпишь! Я не могу пить такой горячий.
– Вы заплатить сможете? – полушёпотом спросила девушка.
– Заплатить? Деньгами? – уточнила я. – Да. У меня есть.

Поскольку я продолжала стоять столбом, она осторожно вытащила из моего зажатого кулака купюру. Вместо того чтобы присесть за столик и выпить злосчастный чай, я направилась к лифту – почему-то не к пассажирскому, а к грузовому. В грузовых лифтах живут грозные грузовые лифтёры, а они не то что с кровавой лаборанткой, с самим графом Дракулой совладают.

– Какой этаж? – сурово спросила тётенька, завёрнутая в бордовую шаль.

Я задумалась.

– Отделение какое?
– Чистенькое, – пролепетала я и добавила для солидности: – у меня отдельная палата.
– Гинекология? Неврология? Пульмонология? – допытывалась лифтёрша.

У меня на глазах выступили слёзы.

– Мне операцию только что сделали, – пожаловалась я и показала повязку.
– Значит, хирургия, – констатировала женщина уже не в бордовом, а в фиолетовом. Когда только успела? Я растерянно замигала.

Поднимались мы рывками. То ползли еле-еле, скрежеща сочленениями, то устремлялись ввысь на второй космической скорости. Но рядом была грузовая лифтёрша, и я ничего не боялась.

Наконец лифт остановился, и она вывела меня из кабины, крепко держа за локоть.

– Тебе налево, потом сразу направо. Хирургическое отделение. Ты поняла?
– Да. Ой, а за проезд заплатить?
– Иди-иди. Эк тебя…

Послушно кивнув, я зашагала в указанном направлении, следя за тем, чтобы не разлить добытый с такими трудностями и опасностями чай. Оставалась сущая ерунда – найти свою палату.

Я прошла по коридору до самого конца и вернулась обратно.

– Вы кого-то ищете? – раздался громоподобный голос.
– Да, – жалобно пискнула я и задрала голову, ожидая увидеть где-то под потолком мощный динамик. – Ищу, где полежать.
– А в палате вам чего не лежится? – загрохотал голос.
– Забыла номер, – созналась я и аккуратно, не пролив ни капли из пластикового стаканчика, съехала по стеночке вниз.

Очнулась я от чьего-то голоса.

– Премедикация… Протокол… Нетипичная реакция… – произносил голос лишённые значения слова.

Я открыла один глаз. Надо мной нависли испуганные лица мужа и детей.

– Я всё слышу, – сообщила я и снова уснула.

Мне снилось полосатое существо, сменившее корону на ломтик лимона. Оно плескалось в крепком сладком чае и радостно прокусывало шарики, привязанные к его клешням.

Следующим утром я проснулась в добром здравии, слегка подпорченном чувством острой неловкости.

«Что же со мною творилось? – размышляла я, не спеша встать с кровати. – Испугалась лаборантки, пыталась заплатить за проезд в лифте, забыла отделение и номер палаты. Позорище!»

– Ну и напугали вы нас вчера! – весело сказал заведующий отделением, заходя в палату с обходом. – Что это вам вздумалось вскочить сразу после операции и бродить по больнице?
– Просто смертельно хотелось пить.
– Так сестричку попросили бы сбегать за чаем.
– О чём вы говорите? Меня так накрыло, что ничего не соображала. Мною командовала гусеница с клешнями. Что за укол мне сделали? Это наркотик?
– Не совсем. Но ваш организм выдал нетипичную реакцию.
– Доктор, получается, наркоманы именно так себя чувствуют?
– Кто как.
– Так они же несчастные люди! Мозги отключены, галлюцинации, всюду опасность, от всего шугаешься. Неужели кто-то добровольно соглашается снова это пережить?
– По-разному люди реагируют. А вам нужно Бога благодарить за такую реакцию. От наркомании вы теперь застрахованы.

В палату ввалились мои домашние:
– Мы можем её забрать?
– Медицина не возражает, – ответил, улыбаясь, хирург.
– А она больше не будет стонать: «Уходите с баркаса»?
– Не должна.

Муж пошёл забирать выписку, дочка взялась застилать постель, а я, одеваясь, задумалась, откуда взялся баркас. Мне хотелось пить. Жажда ассоциируется с жарой, жара – с пустыней, пустыня – с «Белым солнцем», а там и баркас с Верещагиным. Логично же? Логично.

Надо же, даже полосатая гусеница в черепушке не заставила меня забыть о семье!