Анчутка наша вернулась
24.12.2011 00:00
Посадка на рейс, отправляющийся в Сказку, уже закончилась

Анчутка наша вернуласьСело когда-то было оживлённое – с предприятиями, учреждениями, сельским хозяйством. А сейчас люди содержат себя крестьянством и случайными заработками. Правда, есть школа, фельдшерско-акушерский пункт, магазины. Всё тихо и спокойно, без особых событий. И вдруг по селу весть: «Аннушка вернулась, Анчутка наша!» Конечно, народу стало любопытно, где же это она так долго пропадала, что с ней приключилось.


Анна Георгиевна не была в селе человеком выдающимся. Когда-то приехали с мужем Михаилом, были уже в возрасте, бездетные. Устроились на работу в совхоз, он механизатором, она свинаркой, получили квартиру: в кухне печь дровяная, удобства во дворе. По соседству жила почтальонша Любаша с сыном и невесткой. Между собой соседи подружились: в праздники собирались за одним столом, в дни рождения приглашали друг друга в гости.
В 1990-е годы совхоз акционировали и растащили на паи. Михаил купил у пайщиков двух коров и бычка, Анне выделили несколько свинок. Оформили фермерское хозяйство, стали жить-поживать, благо молоко и мясо всегда пользовались спросом.
Но как-то по весне решил Михаил перейти на другой берег реки стожки свои проверить и утонул. Анна погоревала, подумала и распродала скотину – в те годы ох как нужны были деньги. Соседку Любу на почте перевели на полставки, она написала заявление об уходе, а вместо себя предложила Анну. И стала Анна Георгиевна раз в неделю мотаться на попутках в райцентр отвезти-забрать почту, составить отчёт.
Вскоре у Анны подошёл пенсионный возраст, и она впервые удивила сельчан: деньги стала получать не на почте, а открыла себе в Сбербанке карту. Сказала, что так удобнее, потому что пока она работает, можно часть пенсионных средств сэкономить. Если же получить все деньги сразу, то они быстро разойдутся. Вначале односельчане посмеивались над её предприимчивостью, но потом кое-кто тоже свою пенсию на карту перевёл.

Так и протекала бы дальше размеренная жизнь Анны Георгиевны, да угодила в больницу с тяжёлым гриппом. Дней десять там пролежала, а когда вернулась, стали сельчане замечать за ней странности. Первой «звоночек» услышала Ильюшенчиха, главная осведомительница земляков.
Надо сказать, что Ильюшенчиху в селе не любили, но и не сторонились её, так как она знала всё и обо всех, посудачить с ней для многих – бальзам на сердце. Но Анна сплетничать не любила, поэтому с Ильюшенчихой не общалась. А тут, выйдя из больницы и зайдя в магазин, сама обратилась к «информатору»:
– Лера Матвеевна, вот вы всё знаете. Подскажите, как мне лучше организовать питание, чтобы быстрее восстановиться?
Ильюшенчиха сперва даже не поняла, что это к ней обращаются, потом попыталась что-то сказать, но так и ушла, промычав нечто невнятное.
Позже Анна стала ходить по ближайшим соседям. Делала она это в строго определённые часы: в начале второго днём и часов в семь вечера. То есть когда люди садились за стол. Приходила за какой-нибудь безделицей или что-то спросить. Естественно, её часто звали к столу, а она и не отказывалась. Постепенно круг её визитов стал расширяться.
По селу пошли разговоры, что у Анны что-то с головой – без стеснения, можно сказать, побирается. Действительно, почти ежедневно кого-то навещала; ей отдавали поношенные вещи, которые она охотно носила. Со временем из Анны Георгиевны она превратилась в Аннушку, Анечку, а кое для кого и вовсе стала Анчуткой. Даже малые дети стали называть её не тётей Аней, а просто по имени.
Но, в общем, кроме этих странностей, ничего предосудительного в её поведении не было. Анна по-прежнему работала почтальоншей на полставки, ездила в райцентр, где, видимо, делала покупки, потому что в родной сельмаг если и заходила, то только чтобы посудачить. Правда, говорила лишь о погоде и политике. О земляках разговоров избегала, но стала поближе к ним духовно: если звали отобедать вместе, в ответ предлагала свою помощь в ведении хозяйства. Огороды полола, обои клеила, иногда с детьми возилась.
– Вы ведь знаете, как у меня ловко с детьми получается, они меня любят! – говорила Аннушка.
Вначале на неё смотрели с удивлением: откуда такая любовь? Своих детей нет, с чужими никогда не видели. Но доверяли, с каждым разом убеждаясь, что с детьми у неё действительно дружба и взаимопонимание. Видимо, одиночество и невостребованность воспитали в Анне отзывчивость и щедрость на ласку.
Так прошло года полтора. Вдруг Анна объявила соседке Любаше, что уходит в отпуск и улетает к своей сестре на материк. Действительно, когда-то она рассказывала, что в Поволжье у неё остались родственники, но они были против её союза с Михаилом, поэтому все вдрызг разругались и перестали общаться. А сейчас сестра написала, что болеет и просит её навестить, даже денег на дорогу выслала.
Оставив на месяц квартиру под присмотр Любаши, Анна уехала. Конечно, и этот факт не остался без внимания сельских жителей: это же надо, столько лет не знали ничего о родне, а она вон тебе, объявилась, и не на наследство слетелись, а наоборот, к себе пригласили!

Месяц прошёл, Анне уже на работу выходить, а от неё ни слуху ни духу. И ещё прошёл месяц, и три, и полгода. Местные власти уже заговорили о том, что надо признавать сельчанку пропавшей без вести.
Пока всё это обсуждалось, Анна Георгиевна и приехала – явилась в село уже в темноте, непонятно каким транспортом, странная какая-то, исхудавшая, в рванье, с затравленным взглядом: чуть посмотрит, и тут же опять в пол уставится. Любаша приставала к соседке с расспросами, но та только отговаривалась, что всё хорошо. На известие, что за прогулы уволена с работы, только кивнула и опять в свои мысли погрузилась.
Когда заходила в магазин за продуктами, местные тётки, изнемогшие от неизвестности, всё пытались расспросить её о том, где пропадала, но Аннушка от разговоров уклонялась.
Пару дней не горел в её доме свет, не топилась печь, вот Люба с невесткой и зашли к соседке, боясь худшего. Анна сидела за столом как неживая. Люба обняла её, спросила:
– Да что случилось-то, Аня? Может, с сестрой что?
Тут Анну Георгиевну будто прорвало: расплакалась, раскричалась, а потом и выговорилась.

Когда её с гриппом положили в больницу, наслушалась она от товарок по палате о жизни другой, в которой люди проводят отпуска не на грядках и в лесах, а бывают у ласкового моря, живут в отелях, едят интересные блюда, общаются с иностранцами. И так Аннушке тоже захотелось побывать где-нибудь за границей, окунуться в другой мир, а потом рассказывать о нём Любаше или хоть той же Ильюшенчихе! Да куда уж сунешься с такими грошами за душой.
Но ведь бывает так, что когда чего-то очень захочется, оно и сбывается! И придумала Анна Георгиевна план – как можно денег на поездку накопить. Решила она свои привычки и пристрастия спрятать подальше и стать немного скромнее. Так началась её «дружба» с ранее не уважаемыми ею людьми, так стала она побираться у земляков. А чтобы не перестать окончательно себя уважать, предлагала за харчи посильную помощь.
Теперь она платила только за свет и дрова. И ведь накопила необходимую сумму! А чтобы не будоражить народ раньше времени, придумала историю с приглашением сестры: поди проверь, была та весточка или нет, если она сама письмоносица.
В общем, собрала Анчутка вещи, даже новое кое-что в райцентре подкупила, добралась до аэропорта и полетела в столицу. А лететь-то восемь с лишним часов! Хорошо, соседи попались душевные и участливые, молодые ребята Галя с Юрой. Когда узнали, что их собеседница ни много ни мало собирается за границу, рассказали, где что и по каким ценам. Да Анна уже и сама знала, что поедет в Испанию, – ещё в больнице так решила.
Галя и Юрий, узнав, что Анне и остановиться негде, пригласили к себе на пару дней. Дальше – больше, поинтересовались, сколько ещё времени действует её заграничный паспорт. Тут путешественница и лишилась дара речи: не было у неё загранпаспорта. Молодые объяснили, что без этого документа она, пожалуй, только в некоторые республики бывшего СССР сможет съездить, и Аннушке совсем поплохело. Тогда Галя предложила обратиться к её знакомому, работавшему в миграционной службе, правда, услугу надо будет оплатить.
В общем, пока до Москвы летели, составили план действий и смету расходов: оплата оформления паспорта, турпутёвки, прочие расходы. Выходило, что денег хватало в обрез, но Анна Георгиевна особо не волновалась, зная, что ещё пенсия на карту капнет и билет домой она выкупит.

Галя с Юрой привезли Анну Георгиевну к себе на квартиру, по дороге она сняла деньги на паспорт. На следующий день, оставив гостью одну дома, поехали в отделение миграционной службы. Часа через два Галя заехала на квартиру и сообщила, что завтра паспорт будет готов. Сфотографировала Анну, заполнили анкеты, с тем хозяйка и умчалась до вечера.
На следующее утро все вместе поехали в турбюро выбирать путёвку. Нашли хороший вариант: вылет буквально на следующий день, сегодня после обеда получат паспорт и путёвку выкупят, всё просто отлично! Но Анна, человек нестоличный и немолодой, устала от перелёта, переживаний, хлопот. Сняли с карты деньги на путёвку, и ребята увезли её домой отдыхать.
Вечером приехала только Галя, сказала:
– А Юрий ждёт в турбюро курьера с путёвкой, иногда и до ночи ждут. Паспорт ваш готов, он тоже у Юры.
Но Юра не появился и к утру. Женщины решили ехать прямо в аэропорт, откуда Анне предстояло начать волшебное путешествие. Вот и посадка на рейс в Сказку уже закончилась, а Юры всё нет. Обеспокоенная Галя пошла куда-то позвонить. И тоже пропала.
Постепенно до Анны Георгиевны дошло, что её просто обокрали. Едва живая, дошла до пункта полиции, всё рассказала. На расспросы, где жила, как фамилия молодых людей, не ответила – даже примерно не смогла описать район проживания, все они для неё одинаковые. Заявление у потерпевшей приняли, обнадёжив, что обидчиков её найдут легко по спискам пассажиров авиарейса, которым Анна прилетела в Москву.
Переночевала страдалица в аэропорту, утром потащилась в пункт полиции. Данные на её попутчиков уже поступили, но люди они оказались не московские и даже между собой не земляки, а квартиру, видимо, снимали. Ещё ночь провела Анна на вокзале, но больше ей полиция помочь ничем не смогла, сообщили только, что данные на Галю с Юрой высланы куда надо.

А дальше для Анны началась эпопея выживания: на сбербанковской карте числились сущие копейки, жилья не было, родных и знакомых – тоже. Решила Анна Георгиевна добираться до дома поездом. Переехала на вокзал, рассчитала, сколько денег ей надо на жизнь до следующей пенсии, а на остальные купила билет в плацкартный вагон.
В Свердловской области пришлось с поезда сойти. У местных торговок спросила, где можно устроиться на жильё и подзаработать. Одна, расспросив приезжую, предложила пожить у неё на даче, но чтобы Анна навела порядок, разгребла весь хлам, оставшийся от покойного свёкра, и перекопала огород. За работу предложила 2 тысячи рублей. Анна согласилась, а что ей оставалось? Дней за десять управилась, на еду из заработка ушло почти 600 рублей.
Так постепенно Анна Георгиевна двигалась на восток страны. После Екатеринбурга был ещё Казахстан, куда сманила одна из торговок, пообещав за работу на плантациях почти 10 тысяч рублей.
Трудилась Анна на жаре вместе с такими же, как она, бедолагами под присмотром надзирателя. Кормили только утром и вечером, жильём служил шалаш, помыться толком было негде. Но терпела, тем более что паспорт был у хозяина.
Уже поздней осенью ей позволили отправиться дальше, отдав паспорт и 6 тысяч рублей за два месяца. Протестовать было себе дороже. Доехала до Кемерова, а там простуда замучила, в больницу положили – задержалась ещё почти на месяц, и пенсионные деньги растаяли. Но ей повезло: после выписки поработала немного в больнице, здесь же и жила, и кормилась.
В Амурской области устроилась на свиноферму, где отработала почти два месяца и наконец-то накопила необходимую сумму на билеты домой. Прилетела в Петропавловск, затем доехала до райцентра автобусом, а дальше – попутной машиной. Однако в село не въехала, дождалась, пока стемнеет, тогда и явилась…

Гложет Анну Георгиевну мысль, что наказание такое ей было дано за то, что обманывала народ до своей поездки, что, как она говорит, погубила душу сделкой с совестью. И не знает она, как жить дальше, как встречаться с земляками, как общаться с той же Любашей. Да кто же ей теперь посоветует – как?

Из письма Тамары Косыгиной,
Камчатский край