– Александр, вы вчера вернулись из Киева, где снимали «Большую разницу». Это ведь ваш родной город, там остались места, куда хочется возвращаться?
– В Киеве живёт часть моей семьи – брат, вся родня жены. А вот я давно живу в Москве, все мои друзья теперь здесь. Друзья юношеских лет куда-то разлетелись, поэтому в Киеве бываю в основном по работе – приезжаю, веду переговоры. Мы производим программы для разных украинских каналов. Как и в России, на Украине «Большая разница» – основной наш проект.

– Расскажите немного о семье, в которой выросли. Наверняка в деньгах купались с самого детства.
– Я рос в семье обычных советских инженеров, в обычной квартире. Ни богатого дедушки, ни богатой бабушки у меня не было. Пошёл учиться, работал слесарем, потом поступил в училище, стал артистом. Так что в достатке будут расти уже мои дети. А мы жили как обычная советская семья.

– У вас было в детстве прозвище?
– Мою фамилию сокращали до первых четырёх букв – Цека.

– Свой первый заработок помните?
– Мне было лет четырнадцать, и я попросил у родителей электрогитару. Стоила она очень дорого, и тогда я попросил купить звукосниматель – это такая штучка, которую крепят на обычную акустическую гитару, и получается звук, как у электрической. На это требовалось рублей двадцать пять. Сумма серьёзная, если учесть, что у мамы зарплата сто рублей, а у папы – сто сорок. Какая-то детская блажь! Тогда я заупрямился и сказал, что пойду работать. Мне объяснили, что у нас детский труд запрещён. Но вы же знаете: если нельзя, но очень хочется, то можно. Бабушка устроила меня на работу. У её соседки-почтальонши родилась внучка, и соседка на время уступила мне своё рабочее место. После школы я бежал на почту – все сотрудники были со мной в сговоре, – брал эту невероятно тяжёлую сумку и разносил корреспонденцию. Купил себе гитару, звукосниматель, в дом – пылесос, ещё маме подарок сделал. На этом деньги закончились.

– А как у вас в семье праздновали Новый год?
– О Новом годе у меня самые распрекрасные воспоминания! Родители вручали нам с братом записки, в которых в стихотворной форме указывали, где спрятаны подарки. Это было настолько весело и, как теперь принято говорить, креативно, что в нынешнем году я решил сделать то же самое для дочки. Хотя ей исполнилось всего три года, мы для неё тоже написали стихи с загадками, где спрятаны её подарки. Получается, я перенял традицию. Я вообще Новый год любил даже больше, чем дни рождения.

– Дед Мороз уже знает, что подарит маленькой Александре Александровне?
– Пока никакого подарка Дед Мороз не успел приготовить, потому что решались задачи более серьёзные: приближаются годовщина нашего с женой бракосочетания, её день рождения и Новый год. То есть мне нужно найти для жены сразу три подарка! Выбрать подарок ребёнку будет легче, тем более что дочь – тьфу-тьфу-тьфу! – правильно воспитывается, и пока я от неё не слышал такого: «А где подарок? А мне что будет? Это я хочу, а это не хочу!» Она рада любому подарку. И потом, детей больше интересуют не предметы и слова, а действия. Поступки родителей – вот что дети любят.



– А когда вы сами потеряли веру в Деда Мороза?
– По-моему, я в него особенно и не верил. Во всяком случае, писем Дедушке Морозу никогда не писал.

– Этот Новый год как собираетесь отмечать?
– В Москве, с друзьями.

– Полагаю, телевизор будет в этот момент транслировать Первый канал и «Оливье-шоу». Кстати, будет ли на вашем новогоднем столе салат оливье? И если да, то какой оливье вы предпочитаете – классический, с мясом или колбасой, или же модернизированный – с креветками, осетриной, языком?
– Оливье обязательно будет – я же сам его и приготовлю по маминому рецепту. А мама его у бабушки переняла. Я этот салат последний раз готовил, по-моему, у Вани Урганта на программе «Смак». Ингредиенты стандартные: картошка, зелёный горошек, морковка, яйцо. Не мясо, а колбаса, потому что с мясом салат называется «Столичный». А вот дальше могут быть вариации – в моём унаследованном рецепте берётся свежий огурец, немного солёного огурца и чуть-чуть зелёного яблока, которое придаёт салату такую симпатичную свежесть. Ещё важный момент: кроме майонеза, которым всё это заправляется, надо положить чуть-чуть горчицы. Она не должна чувствоваться, но должна присутствовать – горчица добавляет остроты.

– Сразу видно, что вы любите готовить.
– Мы любим готовить, мы умеем готовить, мы продолжаем учиться готовить. В основном по книжкам Ники Белоцерковской или, когда есть время, посещая её кулинарные курсы.

– А можно задать вам ещё один чисто женский вопрос? Почему в передаче «Прожекторперисхилтон», где вы, Иван Ургант и Гарик Мартиросян так лихо играете на гитарах и фортепьяно, никто так и не научил Сергея Светлакова играть хотя бы на одном музыкальном инструменте? Бубен и маракасы не в счёт.
– Никто и не пытался его учить. И потом я думаю, есть определённое обаяние в том, что Серёжа толком не играет ни на одном инструменте. Ну не умеет – и ладно.

– А может, он просто не способен?
– Думаю, он способен на всё, как и любой из нас четверых. Когда надо было, чтобы каждый исполнил песню, Серёжа тоже спел – кстати, это была песня из репертуара Высоцкого.

– Александр, вы сами ведь когда-то были прекрасным музыкантом, композитором. Я очень сожалею, что больше не существует дуэта «Академия». Нет ли у вас желания, памятуя о тех временах, снова заняться музыкой?
– Пойти на эстраду и начать петь? Нет, такого желания нет. Мы делаем телепрограммы, в которых есть музыкальные элементы. Мы уделяем большое внимание музыке в кино…

– Ну зачем так официально…
– Нина, это и есть моя работа! 29 декабря в прокат выйдет фильм «О чём ещё говорят мужчины», над которым я работал как сопродюсер. А в фильмах, где снимается «Квартет И», всегда участвует группа «Несчастный случай». А 14 февраля следующего года, в День влюблённых, стартует «Zолушка» – фильм, который мы делали совместно с Первым каналом. Композитор картины Костя Меладзе написал музыку, в том числе прекрасные песни.

– Почему именно история о Золушке вас заинтересовала? И ещё: вы продюсер или сыграли в этой картине роль?
– И сопродюсер, и актёр. А взялись за сказку, потому что эта история вечная. Все люди делятся на золушек и принцев, только не все встречаются. Но не нужно отчаиваться, нужно искать. Наша «Zолушка» расскажет и покажет, как это происходит в наше развесёлое и немножко сумасшедшее время.



– А у меня для вас острый вопрос. Говорят, что все шутки в «Прожекторе» подготовлены заранее коллективом юмористов, никакой импровизации. Правда?
– Нет, это не так. Группа авторов, работающих на проекте, подбирает новости и расписывает свою версию: как бы они шутили по поводу того или иного события. Это базовый материал, которым ведущие могут пользоваться, а могут и не пользоваться. И ещё есть специальная репетиция, на которую мы собираемся накануне съёмок, на ней происходит так называемый разгон: это когда мы придумываем, что будем говорить завтра на съёмках. А дальше срабатывает эффект съёмки: в кадре совсем другой кураж, там всё не так, как во время обычного разговора. Поэтому в каждой программе примерно семьдесят-восемьдесят процентов – импровизация. И двадцать-тридцать – какие-то опорные заготовки. Ничего зазорного в этом нет, мы готовимся, ведь мы должны радовать зрителей. Желательно не облажаться, когда зрители на тебя смотрят.

– А были случаи, когда пародии в «Большой разнице» снимались с эфира из-за негативного к ним отношения со стороны пародируемых?
– Нет, мы никогда ничего не снимаем с эфира. Возможно, негативное отношение у кого-то и есть, но считается, что если на человека делается пародия, значит, он популярен. Быть пародируемым не то чтобы престижно – дурацкое слово... Но это хорошо. Шаржевые пародии и раньше были, например в КВНе, но наша программа делает пародии основательные – с гримом, париками, костюмами.

– Почему Ургант, Светлаков и Мартиросян постоянно издеваются над вами, а вы над ними – нет?
– Должны же люди чем-то отличаться друг от друга. И потом, в «Прожекторе» одни отношения между ведущими, а в других программах могут быть другие. Если я буду вести программу с девушкой или каким-то другим артистом, то наверняка между нами возникнет иная форма контакта. Всё равно это делается для зрителей, им интересно наблюдать за нашими отношениями.

– Поделитесь ещё одним секретом. Я долгое время работала в программе «НТВ Утром». У нас были довольно низкие рейтинги. А вот у проекта «Доброе утро, страна!», который вы вели с Лолитой, были, чёрт возьми, зашкаливающие рейтинги. В чём секрет?
– «Доброе утро, страна!» была хулиганской версией «Утренней почты». Пошутили – показали клип, пошутили – показали клип. А если НТВ хочет поднять свои рейтинги, то пусть с утра показывает криминальные новости, которые каналу лучше всего удаются. Исследования показывают, что люди даже с утра живо реагируют на кровь – при её виде в мозгу наблюдается всплеск активности. Конечно, никто с кухни не бежит смотреть, какая там лужа крови, но то, что человек оживает, это точно. Следовательно, телевизор его приковывает. Это, конечно, грустно и печально.

– Когда-то вы написали песню о Баден-Бадене, она моя любимая в репертуаре «Академии». А сами стремитесь в Баден-Баден? Или предпочитаете отдыхать в других местах?
– Никогда не был в Баден-Бадене – там же минеральные воды, туда надо ехать лечиться. Ну а если удаётся, раз в год ездим в Америку, там можно посмотреть новые шоу. Эта страна энергетически заряжает. Раз в год стараемся побывать в прекрасном Лондоне, может быть, самом интересном для нас городе. Очень любим Италию.

– Я перечитала все ваши интервью. Вы не сказали ни одного плохого слова ни о бывшей жене, ни о ваших злоязычных соведущих. Хотя они о вас что-то такое постоянно говорят. Вы кого-нибудь хоть однажды ругали в прессе?
– У меня нет ни желания, ни времени этим заниматься. У нас в компании очень много проектов – телевизионных, киношных. Зачем выяснять отношения? Это попросту скучно. Жизнь и так слишком коротка.

– Ну, можно, например, ответить на оскорбления.
– Я не читаю газет и журналов даже со своими интервью. А что там и кто обо мне говорит, меня не очень интересует.

– Александр, есть вещи, о которых вы жалеете?
– Когда я уезжал из Киева в Москву, родители не хотели меня отпускать, не верили, что я смогу чего-то добиться. Нет, они не говорили мне, что я неталантливый. Они волновались, беспокоились, не сломает ли меня Москва. Но с другой стороны, они вроде как и не поддержали меня, не сказали: «У тебя всё получится». И я приехал в Москву, сам искал, где жить. Бывало, спал на вокзалах, в подъездах. И вот эти два года, пока пытался осесть в Москве, я с родителями не общался. Вообще. Не хотел идти с ними на мировую. Конечно, я теперь жалею, что тогда не хватило мудрости просто позвонить и сказать: «Я справлюсь. Я вас люблю. Не было бы вас, не было бы меня». Но этого не произошло, и мне жаль упущенного времени. Потом-то всё наладилось, и всё стало хорошо, и здорово, и отлично. Они гордились мной, пока были живы. Может быть, и сейчас, если там что-то есть, они гордятся мною.

– Есть мысли по поводу будущего дочки?
– Мне бы не хотелось, чтобы ребёнок имел отношения к шоу-бизнесу в виде танцев, песен и плясок. То есть она могла бы, если ей будет интересно, заниматься какой-то другой областью шоу-бизнеса. И в этом я бы ей помог, ведь это хорошо, когда что-то передаётся от родителей к детям. Но у нас есть ещё впереди лет десять. Сначала надо дать ребёнку возможность решить, что для него самое интересное.

– Вы строгий папа?
– Я не строгий. По мере того как растёт твой ребёнок, ты пересматриваешь многие вещи и понимаешь, что определённая строгость нужна. Нельзя позволять ребёнку всё. Но с другой стороны, в жизни у меня было несколько случаев, когда, проявив к ребёнку строгость, я чувствовал себя очень муторно. Думал: зачем же я её за это ругал? Чего уж такого она сделала? Ну, всего-навсего поела каких-то ягод и ещё попросила. Нет, вот принципиально не дал. К чему эта принципиальность? Она же маленькая девочка, дети по-другому воспринимают мир, они думают так: всё, что здесь есть, – моё, и посягают на всё, что видят вокруг. Поэтому мы сейчас очень дозируем строгость.

– Есть главные правила, которыми вы руководствуетесь в жизни?
– Все эти правила – свод банальностей, которые философы облекают в красивую словесную форму. А принципы – они всегда одинаковые. Не поступай с людьми так, как не хотел бы, чтобы они поступили с тобой. Хотя это всё тоже, понимаете, не очень работает. Почему-то плохих людей меньше не становится. Вроде за плохие поступки должно воздаваться втройне, но и этого что-то не видно. Да и на хороших людей почему-то награды с небес не сыплются.
На данном этапе жизни я хочу, чтобы моей семье и моему ребёнку не было стыдно за то, что я делаю. Для меня принципиально не количество заработанных денег, а количество часов, проведённых с ребёнком, женой и друзьями. Это гораздо важнее. Ну куда потом девать эти деньги? Засунуть себе в карманы в гробу? Какие-то вещи начинаешь ценить с годами, смотреть на них по-иному. Я не хочу упустить общение с ребёнком, не хочу вдруг увидеть, что моей дочери семнадцать лет и она уже идёт ко мне со словами: «Папа, мне нужны деньги на свадьбу». Я хочу вырастить и воспитать её сам, проводить с ней время, поэтому мы и берём её всюду с собой. Вот в Киев брали и в Америку возьмём, пускай ей всего три года, но она полетит с нами. Это и есть самое главное.