Решили маму побаловать? |
22.05.2016 20:00 |
Женщины, давно махнувшие рукой на свою внешность Инночка Ермакова беззаветно любила мех, из-за этого и летом куксилась. Все радуются теплу, каникулам, лёгкой одежде, а Инка вздыхает и свой кроличий брелок гладит. Зато когда наступала зима, Ермакова расцветала. Однокурсницы наряжались в нутриевые, лисьи и норковые шапки, отдельные счастливицы щеголяли в мутоновых или каракулевых полушубках, а уж меховой воротничок на пальто считался обязательным атрибутом. Инка, словно ошалевший от первого снега щенок, бегала по всему общежитию и «здоровалась» с мехами. Так и говорила: – Пойду с голубой норкой поздороваюсь. Получив разрешение хозяйки, сначала гладила воротник по шерсти, потом проводила ладонью против, осторожно дула в таинственно мерцавший подшёрсток и наконец с коротким блаженным всхлипом падала лицом в «мягкое золото». – Иннуль, что ты делаешь в нашем институте? – подразнивали мы. – Тебе бы в скорняки податься. – Ага, как же! – сокрушённо вздыхала девушка. – Дала бы мне мать в ПТУ при меховой фабрике поступить… Так и заявила: «Только через мой труп!» – Так тебя с детства к пушнине тянуло? – Ха, я даже помню, когда в первый раз к ней прикоснулась. Мне года два было, не больше, когда к нам в гости пришла мамина сестра в пальто с чернобуркой. Взяла меня на руки, я уткнулась мордахой в воротник – и будто током ударило. А в голове возникла абсолютно взрослая мысль: «Это счастье!» Когда появились первые кооперативы, Инна сразу же оставила постылую службу и бросилась в бурные волны коммерции. К началу двухтысячных она уже владела большим салоном мехов в центре города и тремя магазинами в популярных торговых центрах. Естественно, товар для своих точек закупает сама, отказываясь от помощи даже самых именитых консультантов. А зачем они нужны, если Ермакова прекрасно разбирается в качестве пушнины, у неё безукоризненный вкус, к тому же за годы работы она стала отличным психологом? Окно её небольшого кабинета смотрит на двери салона. Увидев входящих, Инна сразу же сообщает: – Это не мои люди… Та от нечего делать зашла… Эти, может, и раскошелятся, если хорошую скидку дам… А вот это моя клиентка! Всё, пока-пока, я пошла работать. Однажды однокурсница заманила меня к себе шиншилловой шубой – такие только-только начали входить в моду. – Знаю, что это неприлично дорого и ты её не купишь. Но хотя бы зайди посмотреть и примерить, как раз твой размер. Ты же эту шиншиллу никогда в жизни в руках не держала. Наахавшись и навосхищавшись сказочно мягким невесомым мехом, мы повесили шубку на место и уселись пить чай. Едва сделали по глотку, как Инна, уставившись в окно, со значением произнесла: – Так-так, не ко мне ли это пожаловали? У салона парковался сиявший полировкой джип размером с полтроллейбуса. Я с интересом смотрела в окно. Из открывшейся двери пассажирского места высунулась нога в клеёнчатом дутике. Вам, юным, не знающим, что такое мозоли, «косточки» и пяточные шпоры, не оценить всех удобств этой обувки. Вот только носят её женщины, давно махнувшие рукой на свою внешность. Хозяйка дутиков наконец нащупала подножку и начала вылезать из авто спиной вперёд. – Нет, это, наверное, не к нам, – испуганно произнесла Ермакова, вытаращившись на пассажирку джипа. Она и в самом деле выглядела примечательно. Синие дутые полусапожки дополняла тёмно-зелёная куртка, украшенная искусственным мехом жёлто-коричневого цвета, но положенный к такому наряду мохеровый берет отсутствовал. Голову женщины украшала дивная причёска, называемая в провинциальных парикмахерских «хризантема». Взбитая и залакированная до каменного состояния «хризантема» невыносимого цвета «баклажан» совершенно не шла к её лицу с мелкими чертами и глубоко посаженными глазами. Обветренная, покрытая морщинами кожа и большие руки с узловатыми пальцами выдавали в ней привыкшую к тяжкому труду сельскую жительницу, ещё не старую, но изработавшуюся. Мы с Инной молча переглянулись и снова прилипли к окну. Водитель джипа – невысокий жилистый мужчина, так похожий на свою пассажирку, что не оставалось сомнений – это сын. Он взял мать за руку и решительно потащил в салон. Ермакова тряхнула головой и отправилась в торговый зал. – Что я могу вам предложить? – самым светским тоном произнесла она. – Шубу. Вот эту, белую, – резко сказал мужчина и ткнул пальцем в норковую красавицу фасона «бабочка». – Да что ты, Богдаша, – запричитала женщина, прикрывая узловатой ладонью рот, в котором не хватало зубов, – зачем мне белую? Куда я в ней? – На приступочке будешь сидеть, песни петь, – с непонятным раздражением бросил Богдаша. – Да что ж я – девочка, в белом ходить? – жалобно возразила мать. – Она ж ещё и стоит сколько! – Я тебе о деньгах говорил? – зашипел сын, играя желваками. – Говорил, а? Забыла? – и, повернувшись к Инне, скомандовал: – Белую дайте! – Вынуждена вас огорчить, – покачала головой Ермакова, – этот фасон есть только в одном размере. Ваша дама – изящная, а это изделие рассчитано на более корпулентных женщин. Покупатель замер, повернувшись вполоборота. – Каких-каких? – Корпулентных. То есть полных. Считается, что фасон «бабочка» хорошо скрадывает недостатки фигуры. Вашей даме к лицу будет самая актуальная в этом сезоне модель «баллон», – вкрадчиво сообщила овладевшая собой Инна. – Если в основном вы передвигаетесь в машине, то лучше остановиться на варианте «авто-леди». И советую примерить бессмертную классику – удлинённую и расклешённую. – Давайте самое лучшее, что есть, – хмуро бросил мужчина. – Только не чёрное. Она и так всю жизнь в чёрном. – У нас прекрасный выбор светлых тонов: сапфир, виолет, паломино, жемчуг… Катя, Аня, что вы стоите? – повысила голос Инна, обращаясь к оторопевшим продавщицам. – Предложите гостям чаю или кофе! Со смущённой женщины сняли куртку, обнаружив под ней свалявшуюся кофту до колен, что на вещевых рынках называется гордым словом «кардиган». Сняли и кофту, поскольку та не влезала в рукава норковых шуб. Богдан попивал, громко прихлёбывая, кофе с четырьмя ложками сахара, и нетерпеливо распоряжался: – А ну-ка, повернись, перёд мне покажи! А теперь зад. Не, давайте пусть вон ту напялит, рыженькую. Расплатился он наличными, достав из недр куртки перехваченный резинками пакет с деньгами. – Поздравляю с удачной покупкой, – вежливо сказала Ермакова. – Вам очень идёт. Затравленная женщина стояла, неловко растопырив руки и боясь лишний раз прикоснуться к драгоценному меху. – Вам бы ещё обувь подходящую, – посоветовала Инна. – Сами разберёмся, – отрезал сын. И, не поблагодарив и не попрощавшись, чуть не тычками погнал мать к выходу. В салоне наступила тишина. Ермакова с двумя продавщицами и я в качестве зрителя молча уставились друг на друга, не зная, что сказать. – Инна Антоновна, что это было? – наконец отмерла одна из девушек. – А что, собственно говоря, такого? – тут же ощетинилась хозяйка салона. – Покупатели как покупатели. Не капризничали, не просили отложить, «чтобы подумать», скидок не требовали. – Да на ней же эта норка как на корове седло! Где это видано, чтобы мех женщину не украсил, а только подчеркнул неухоженность! – затрещали наперебой девицы. – Откуда столько снобизма у простых продавщиц? – сурово осадила их Ермакова. – Идите-ка витриной займитесь, три дня не мыта, пыль в палец толщиной. Когда мы вернулись в кабинет, Инна потрогала чашку и рассеянно сказала: – Чай совсем остыл. Ты же не захочешь пить холодный? Всем своим видом она давала понять, что визит окончен. – Не захочу, – покорно ответила я, но, надевая пальто, всё-таки не удержалась: – Иннуль, ты же опытный физиономист. Почему этот Богдаша был такой злой? Зачем купил матери шубу, которой та явно не рада? И хотя неприлично считать деньги в чужом кармане, но откуда у них такие суммы? Ведь и джип явно только что приобретённый. – Не знаю, – помолчав, созналась однокурсница. – Когда мы отошли к кассе, я тихонько спросила его: «Решили маму побаловать?» А он зыркнул с такой ненавистью, что у меня буквально ноги подкосились. «Побаловать? – переспрашивает. – Да она сама кого угодно побалует!» Если бы я придумала эту историю, то, наверное, смогла бы сочинить красивый финал. О том, как парень был в местах не столь отдалённых и единственным человеком, который его не предал, не бросил, оказалась мать. Или о том, как он тяжко трудился в невыносимых условиях, тратил заработанное на неблагодарных девиц и осознал, что только мама стоит таких усилий. Но поскольку всё это произошло на самом деле, то остаётся только недоумевать и бесконечно спрашивать себя: «Что ж это было-то?» Вероника ШЕЛЕСТ Фото: Vostok-photo Опубликовано в №20, май 2016 года |