Злая, как белый медведь
12.06.2016 12:47
Летом вы спали с моей бабой, теперь я буду спать с вашей

ЗлаяЗдравствуйте, уважаемый коллектив газеты «Моя Семья»! Позвольте поделиться рассказом из жизни буровой бригады в тундре, на Чукотке. Возможно, эти события почти полувековой давности мало кому интересны, но хочу напомнить: богатства страны приумножались трудом простых работяг.

Итак. Второй месяц мы гоним квартальный план, круглосуточно работают три буровые установки, идёт рассыпное золото, смены длятся по 12 часов, время от времени останавливаясь для мелкого ремонта. Это мой первый самостоятельный рабочий сезон.

Солнце ходит по горизонту, не поднимаясь в зенит. День, ночь – всё условно. Я просыпаюсь от слов диктора, доносящихся из приёмника «Спидола»: «В Москве полночь». Значит, здесь, в тундре, девять часов утра.

Все осунувшиеся, усталые. Наконец в начале сентября план перевыполнен, буровые встали на ремонт. Мы ждём вездеход с базы геологической партии с почтой, продуктами, запчастями и спиртным. На Чукотке сухой закон. Я тоже жду спиртное для обмена у чукчей на выделанные нерпичьи шкурки, чтобы сшить себе берет в бытовом комбинате в посёлке.

Ночью сквозь сон слышу урчание вездехода, голоса, но выплыть из сна нет сил – так я устала: моя рабочая смена длилась по 12–15 часов.

Пьяное разгулье длится двое суток, я не выхожу, закрывшись в балке (деревянный домик на лыжах. – Ред.). Наконец всё выпито, наступает затишье, только радист убирает территорию – собирает пустые бутылки, банки. Он совсем непьющий, студент-заочник. Стучит в мою дверь: можно выходить.

Вхожу в один из балков буровиков, он же кухня. Мужики сидят унылые, с серыми опухшими лицами.

– Где моя доля? – обращаюсь к ним.

Молча отводят глаза, лица виноватые.

– Ой, дочка, – находится один из них, – я сейчас налью тебе кружечку бражки, она сладенькая, не то что эта кислятина.

Он с раздражением пинает пустую бутылку из-под шампанского.

Я, словно охотничья собака, делающая стойку на дичь, замираю при слове «бражка». В голове крутится распоряжение начальства о недопущении пьянства в бригаде, в случае обнаружения бражки – уничтожать. Правда, как это делать, не пояснялось. Да и вездеход от того же начальства, набитый спиртным, никак не вязался с этим строгим распоряжением.

– Где бражка?
– Да вот же она, – показывают на флягу.

Требую строгим голосом:
– Выносите!

Мужики, ещё не пришедшие в себя от попойки, покорно выносят флягу из балка. Ну а открыть её и опрокинуть у меня хватило силёнок: на землю выливается мутная вонючая жидкость.

Молчание длится третьи сутки, со мной никто не разговаривает, меня не замечают. Стоят буровые установки, ремонт не проводится, а тёплые, солнечные денёчки – плюс пять градусов – всё короче.

Мне очень плохо. Брожу по тундре, она меня успокаивает. Эмоции эмоциями, но когда страдает дело, надо что-то срочно предпринимать. И я решительно направляюсь к участку.

Перед отъездом в тундру начальник геологической партии выдал мне бутылку спирта на чёрный день, строго наказав спрятать её, чтобы архаровцы не прочуяли. Кажется, этот самый чёрный день из-за моей глупости и пришёл.

Вхожу в балок к буровикам. Орёт «Спидола», пахнет свежеиспечённым хлебом, на меня не обращают внимания. От вкусных запахов начинает кружиться голова, качается под ногами пол.

– Мужики, я была неправа, – говорю я и ставлю на стол бутылку со спиртом.

Все разом загомонили:
– Не пьёшь, так зачем добро изводить? Разве мы подводили тебя или обидели когда-нибудь худым словом? Буровые в порядке!

Сквозь туман в голове слышу:
– Мужики, а не круто ли мы с ней? Она всего лишь маленькая девочка.
– Э, нет! – возражает другой. – Она повзрослела, она – буровик.

Мне подставляют табуретку, протягивают кружку с горячим сладким чаем, горбушку ароматного хлеба, тарелку каши с мясом.

– Поешь-ка, голубушка. Третьи сутки ходишь голодная.

Жизнь на участке продолжается, о конфликте никто не вспоминает.

Конец сентября, приближается полярная ночь, солнце ушло на покой и возвратится только в самом конце января. Ещё длится короткий день, больше похожий на сумерки. Белое небо, белый Северный Ледовитый океан, белые сопки…

Белизну тундры прочерчивает пунктир – при приближении это оказывается собачья упряжка: к нам в гости приехал чукча. На нём новая кухлянка, новые торбаса, волосы смазаны нерпичьим жиром. Ответив на приветствие, добавляет:
– Вот приехал. Летом вы спали с моей бабой, теперь я буду спать с вашей.

Грянул такой хохот, что закачались даже сопки.

– Что ты, что ты! – сквозь смех потешаются буровики. – Мы её сами боимся – злая, как белый медведь, враз пристрелит из винтаря, только попробуй подойти к её балку. Лучше пойдём к нам, угостим тебя русским кваском, – и косятся на меня.

…Жизнь на участке продолжилась. Нас ждала работа в полярную ночь с морозами до минус сорока, с пургой.

У каждого была своя история. По разным причинам мужики-буровики оказались на краю земли, и только моя история – прозрачная: университет, направление в тундру.

Эти люди не были героями. Работящие и благородные, честно трудясь, они делали нашу большую Родину ещё богаче.

Из письма Любови Яковлевны Булевой,
г. Уральск, Казахстан
Фото: Depositphotos PhotoXPress.ru

Опубликовано в №23, июнь 2016 года