Вот как сейчас помню: осень, девяностые. По телевизору показывают фильм-катастрофу, тогда ещё в диковинку. У самолёта срывает обшивку, ветер швыряет горошинами пассажиров и стюардесс…

И тут я ощущаю реальную опасность, которая здесь, рядом. Запах газа из вентиляции. Вентиляция давно плотно заткнута тряпками – от соседских тараканов и табачного дыма. Но даже сквозь тряпки несёт кислым, едким запахом.

За стеной живёт маргинальный поэт. Ему единственному, первый и последний раз в истории нашего города, мэр подарил жильё за поэтический талант. Однажды он пытался свести счёты с жизнью посредством отравления газом. Не получилось. Жильцы хотели помочь ему претворить в жизнь задуманное посредством мордобития – но поэта вовремя увезла «скорая».

В соседней комнате живёт 78-летняя бабушка с атеросклерозом. Она ещё ничего, бойкая. Сама себя обслуживает: ходит в магазин, варит суп, ставит чайник. При этом постоянно забывает зажечь под чайником огонь. В таких случаях я бегу в соседний подъезд, звоню, мы с бабушкой устремляемся на кухню. Она каждый раз страшно изумляется, охает, бьёт себя по тощеньким бёдрам…

А сегодня дверь никто не открывает. Поэт в поисках пития и музы исчез месяц назад. Выглядывают соседи, охают, ахают. Мы звоним газовикам. Десять минут, пятнадцать, двадцать. Мне кажется, я уже не только чувствую газ, но вижу, как он тяжёлыми синими слоями плавает в моей кухне.

А глаза не в силах оторваться от экрана: вот она, волшебная сила искусства! Фильм закончился. Так, документы, наличные деньги при мне… Я выбегаю во двор, куда уже эвакуировалась часть жильцов с ценными вещами.

Ровно через пять минут приезжают газовики. Такое ощущение, что они тоже не могли оторваться от захватывающего фильма. Звонки на «04» бывают каждый день и предсказуемы. А здесь – откуда узнаешь конец фильма…

Крутят в подъезде носами: «Да, прилично тянет газком». Я тянусь к кнопке звонка – меня перехватывает железная рука. «Звонок электрический, можно только стучать».

Когда дверь начинают взламывать, выглядывает всклокоченная бабушка в мятой ситцевой рубашке: спала. На кухне привычная картина: чайник залил плиту водой, свистит газ из конфорки. Погрозив бабушке пальцем: «А-та-та!» – газовики собираются удалиться. Жильцы берут их в кольцо.

– Послушайте, так же нельзя оставлять. Живём как на пороховой бочке.
– А что мы можем сделать? Инструктаж провели, не выселять же бабушку из дома. Да и нет такого закона.
– Выселять! – настаивают злые жильцы.
– Куда – в дом престарелых? И вам её не жалко? Возьмите над ней шефство, наконец.

Человеконенавистнические соседи переглядываются. Человеколюбивые газовики уезжают. Пятиэтажный дом остаётся один на один с забывчивой бабушкой и маргинальным соседом.

До сих пор помню письмо супружеской пары, пенсионеров из пригорода. Помню тон письма: тихий, привычно-обречённый… В одном рассказе есть сравнение: как если бы человек долго кричал, звал на помощь на берегу реки, сорвал голос. И устало, негромко, без боли сказал сам себе: «Не слышат…» Так и здесь.

Много лет эти пожилые муж и жена жили в своём доме и много лет жаловались: в доме пахнет газом. Приезжали специалисты, обследовали котельную, ничего не находили и уезжали. А пенсионеры снова писали: «Пахнет же, пахнет газом! Постоянно болит голова. Слабость, одышка, обострились болезни». Жаловались безнадёжно, горько, устало. И, вздохнув, сказали сами себе: «Не слышат…» В одном кабинете им даже посоветовали обратиться к психиатрам: мол, не паранойя ли у вас?

И тут – то ли среди газовиков-ремонтников специалисты поменялись, то ли ещё что – обнаружилась утечка! Слава богу, в подвале была хорошая вентиляция. И вот тогда пенсионеры описали этот случай в письме в редакцию.

Кто оценит их моральные страдания, потерю здоровья? Кто поверит их утверждениям, что той утечке много-много лет? На чью сторону встаёт наш суд, когда простой гражданин пытается вчинить иск могущественному монополисту?
И вообще, спасибо бы сказали, что легко отделались.

Наша улица ждала газа в дома как манны небесной. Попробуй нагрей такие домины дровами и углём. Вставать приходилось в пять утра, постоянным истопником дежурить у котла. И к утру всё равно сосулькой замерзал торчавший из одеял кончик носа.

Тысячелетиями добивались проекта, столетиями его утрясали. Это при том, что улица тянула газопровод за свой счёт! Ввод в дом газа – отдельная статья, отдельные деньги, десятки тысяч. Потом мучительно ждали, когда рабочие освободятся с предыдущего объекта. Когда они освободились, мы поняли, почему так долго пришлось ждать.

Рабочий день в Горгазе начинается в восемь утра. Рабочих и строительный вагончик-бытовку привезли к десяти. Те сразу сломали соседский забор, соорудили костерок. Погревшись, стали рыть ямы под опоры. Один копает – трое обступили его, зябко сунув руки в карманы, бьют, как балерины, ножкой об ножку: не май на дворе. А тут и «газелька» подскакивает – обед.

И остальную часть дня рабочие двигались еле-еле. У бытовой техники есть разные режимы: интенсивный, обычный, деликатный. Наши рабочие трудились в сверхделикатном, нежнейшем, бережном режиме, то и дело переходящем в режим ожидания и экономии. Они очень берегли себя и экономили свои силы.

Я смотрела из окна, и так хотелось выйти и хорошенько поддать, придать ускорение пятым точкам, ниже красивых бронзовых букв на спине спецовок: «Служба Горгаза». В полпятого спящих красавиц уже снова ждал микроавтобус.

И так день за днём. Задушевные, с матерком, беседы, бесконечные перекуры, перегревы у костерка. Увлечённые поиски топлива, так как соседский забор закончился.

Наши мужики вышли, побалакали. На прямой вопрос: «Вам самим-то, ребята, не тошно? Это можно играючи сделать за два часа, а вы уже неделю как кота тянете за… за эти самые. Закончили бы участок, принялись за новый, премию огребли». Ребята хитренько рассмеялись: «Дурных нема».

Работают по нормативу: от сих до сих. Если превысят норму выработки, набегут инженеры с калькуляторами. Нормативы пересмотрят в сторону повышения. А деньги те же самые. Оно им надо? А премию и так дадут.

Сразу оговорюсь: речь идёт о начале двухтысячных, возможно, сегодня всё по-другому. Ну ладно, не будем придираться. Главное – вот он, лапушка, живой голубой венчик трепещет на конфорке. Голубыми гладиолусами расцвели трубки в котле.

С газом – слава богу и национальному достоянию «Газпром» – я живу уже много лет. Греет, кормит. Хотя, опять же, не обходилось без больших и малых неприятных приключений. Газ – штука коварная.

Когда нам устанавливали новый импортный котёл – вышла история: не то анекдотическая, не то трагическая. Хоть смейся, хоть плачь. Включили котёл, пламя мощно и ровно загудело, батареи ожили. Ну, с богом!
Я повела носом и говорю мужу:
– Пахнет газом.
– Да ну, не выдумывай.

Я не поленилась, залезла на стремянку под потолок (там шла труба).

– Вот здесь.

Взяла мыльницу с губкой (старый добрый способ проверить утечку). Вот они, пузыри, надуваются, радужно переливаются, лопаются в месте сварки!

Рабочие не успели уехать. Вернулись, недовольно и недоверчиво поводили тестером вдоль трубы. Чисто, ничего не показывает! А я им – мыльную пену с пузырями! Пока они доставали сварочный аппарат, я методом нюха и мыла обнаружила ещё две утечки!

Ведь вот читаете и не верите, думаете, байку травлю. Главное, не докажешь теперь ничего. Мне очень жаль, что я не догадалась заснять происходившее на камеру. Пристыженное, сердитое красное лицо сварщика…

Всё это было бы смешно, но наутро последовало продолжение. Когда выветрились остатки ацетилена, машинного масла и специфического мужичьего запаха – снова насторожилась: пахнет! Снова мыльная пена – снова пузыри! Да твою в душеньку!

В интересах горе-сварщика, которому я позвонила, было не поднимать шума и по-быстрому устранить свои косяки – что он, тихонько матерясь, и сделал. На прощание я со своим уникальным обонянием попросилась в Горгаз штатным нюхачом на полставки.

Ещё случай. Проходя в огороде мимо бочки с дождевой водой, слышу знакомый запах. Приникаю к стене, обнюхивая там и сям. Со стороны посмотреть: прильнула в страстном объятии к трубе. Вот он, запашок, крутится на резьбе, вырывается из-под гайки.

«04» прибывает сразу. Обнаруживает утечку и даже причину: грунт подвижный – опору шевельнуло – трубу подняло – винт сошёл с резьбы. Тут же его ключом и подтянули – минутное дело.

Дальше начинается интересное. Меня приглашают в машину и ставят перед дилеммой. Либо я плачу деньги за работу (по-моему, 400 рублей), так как труба хозяйская и идёт по хозяйской стене, а услуги нынче платные. Либо подписываюсь под ложным вызовом. Вроде мне показалось, а газовой утечки-то и не было. Может, им не хотелось возиться с бумагами. Может, я портила им статистику. Может, лишались из-за меня премии (речь идёт также о двухтысячных годах).

Я взвешиваю на внутренних весах 400 рублей и соучастие в обмане. 400 рублей перевешивают. «В конце концов, – мысленно оправдываюсь я, – проблема моя, и участок тоже мой, и труба моя личная, и газ мой».

Да не может быть газ моим! Газ – это огромная разветвлённая система и единое целое. И мой маленький обман – звено в общей цепи обмана. Осознав и устыдившись, я пишу об инциденте письмо в Горгаз.

Мою тесную котельную набивает толпа: комиссия по расследованию письма. Придираются к какой-то неисправности в котле (вот только что прошло ТО – и неполадок не было). Снимают пару маленьких деталей и засовывают в карман. В свой, естественно.

Дают предписание, что я устраню неполадку в такой-то срок. Что, случись форс-мажорные обстоятельства, вся ответственность ляжет на хозяина, то есть на меня. В случае самоуправства и неисполнения грозят поставить заглушку и перекрыть газ.

В магазинах крошечных деталей, размером с копеечку, днём с огнём не сыскать. Отечественное машиностроение дало дуба, сплошной импорт. И вот из-за этих копеечных деталей нужно покупать новый котёл, заказывать новый проект – а это время, большие деньги. Ты остаёшься один на один с бедой, бейся о землю, хоть закричись… «Не слышат...»

Не боюсь я, ребят,
И ни ночи, ни дня.
Ни крутых кулаков,
Ни воды, ни огня,
А при них словно вдруг
Подменяют меня.

Это про ребят-газовиков. Будь вы владельцами автономных газовых котельных – и вам был бы знаком животный страх: куковать без отопления в своём доме посреди зимы. Суровой, северной. Мы у них все вот где, на коротком поводке. Случись что – разговор тоже суровый и короткий.

Случайно не окажется хозяина дома во время планового ТО – отключим газ. Образовался копеечный долг – отключим газ. Истёк срок эксплуатации котла – отключим газ. Не забалуешь при таких драконовских мерах, при железной дисциплинке. Проверяльщик на проверяльщике сидит, только успевай платить, – а дома взрываются, люди гибнут.

Почему если дом взлетит в воздух из-за тротила и гексогена – это экстремизм и терроризм и ФСБ на ушах стоит? А если дом взорвётся из-за нерадивых коммунальщиков, из-за газа, который не выключил пьющий сосед или склеротичная бабушка, – это несчастный случай? Нашли уютное такое, домашнее, умиротворяющее определение: «взрыв бытового газа». Быт он и есть быт, всякое бывает.

И люди продолжают жить, куда деваться. Жалуйся, зови на помощь, кричи – не кричи… «Не слышат».