Есть в каждом доме удивительные вещи, с которыми невозможно расстаться. Они – живая память семьи. Иногда это прабабушкины драгоценности или фамильное столовое серебро, но чаще – совсем простые вещички. Если не знать их историю, удивишься: зачем хозяева хранят никому не нужное свидетельство давно ушедшей эпохи? Но всё не так просто.

Со своим мужем я встретилась довольно поздно. И для него, и для меня это был не первый брак и не совсем простое решение. На нашу свадьбу он явился торжественный, строгий, в стильном нарядном костюме и, к моему удивлению, в стареньком галстуке – странном, совсем не модном. Галстук снизу доверху был покрыт некогда яркой, а теперь выцветшей от времени вышивкой. Я удивилась: что это значит?

Наверное, про моего мужа можно сказать, что он – ребёнок войны, хотя родился уже в мирное время. Его отец Борис Израилевич был главным окулистом Бакинского военного округа, полковником медицинской службы, крупнейшим хирургом, доктором медицинских наук, на счету которого десять тысяч глазных операций и сотни пациентов с возвращённым зрением. Когда началась война, он был просто студентом Уфимского мединститута. Юного врача, едва освоившего азы хирургии, призвали на фронт. Испросив разрешение институтского начальства, успел перевезти в Башкирию, в эвакуацию, отца и мать. Останься они дома, в родной Виннице, – не миновать бы им лютой смерти в еврейском гетто. Обошлось.

Войну Борис Израилевич вспоминать не любил. Самым страшным было даже не погибнуть от обстрела или бомбёжки – хотя и это тоже: только дурак не боится смерти! Сильнее всего боялись уснуть во время операции и потерять раненого. Бывали дни интенсивных боёв, когда врачи и медсёстры оперировали сутками напролёт – по пять-семь дней и ночей подряд. Замены у хирургического стола не было, раненых привозили десятками, и надо было успеть. Ноги подкашивались, слипались глаза. Спали на ходу, стоя, прикорнув на корточках, по десять-двадцать минут – и снова к столу, к зажимам и тампонам…

Вот там, в этом кромешном аду, они и встретились, мои свёкор и свекровь.

Интересно, кто бы её не полюбил – юную медсестричку Ирочку: копна пышных волос, вздёрнутый носик, точёная фигурка… Чудо как хороша! И как она со своей осиной талией тягала на санитарных носилках раненых – могучих мужиков, а потом, после операций, выносила тазы с окровавленными конечностями – представить трудно. Но на войне как на войне.

На фронт Ирина ушла добровольцем. Да и не могла она иначе – внучка царского генерала, дочь военврача и полевой медсестры, участницы обеих мировых войн. К тому времени как Ирина собралась на фронт, её отец и мать уже вовсю воевали, так что уберечь единственную дочку от опасного решения было некому. Да и не стали бы они её отговаривать – воинский долг в семье всегда считался святым понятием. Её мама, награждённая в империалистическую Георгиевским крестом, спасала танкистов в полях под Прохоровкой, когда ей было уже под пятьдесят. И тоже – добровольцем.

…Они встретились в зимнем Ковеле, в короткое затишье между боями. До Победы было ещё очень далеко, и никто не знал, останется ли жив. Но приближался Новый год, и молодость брала своё – врачи и медсестрички собрались на вечеринку в одном из домов. Накрыли нехитрый праздничный ужин – что бог послал. Танцы под патефон. Вообще-то в тот вечер Бог послал им самое драгоценное, что у Него было, – любовь с первого взгляда и на всю оставшуюся жизнь.

Ну а теперь, собственно, начинается история разноцветного галстука. Юная невеста вышила его в перерывах между госпитальными дежурствами в подарок любимому, надёргав пёстрых ниток из случайных мотков и лоскутков. Какой ещё свадебный подарок жениху могла придумать девочка на войне? Она вложила в эту работу всю свою любовь. И, конечно, на свадьбе счастливый молодожён был именно в этом галстуке. Хотя какая там свадьба… Расписал начальник госпиталя, выпили, потанцевали.

Прежде чем жениться, Борис, как положено, попросил руки невесты у её отца. Полевая почта унесла письмо на другой фронт, где за жизнь раненых боролись родители Ирины, и не очень скоро, но всё же пришёл ответ. «Я даю согласие на брак моей дочери с Вами, – писал дедушка Виктор. – Но если что-то не получится или Вы её разлюбите, дайте слово, что привезёте мою дочь домой…»

Милый дедушка Виктор! Это благодаря ему мой муж появился на свет. Там, на фронте, почувствовав признаки беременности, моя будущая свекровь, растерянная и испуганная – что делать? рожать? не рожать? война же! – написала о своём положении родителям. В этот раз ответ пришёл неожиданно быстро. «Мой внук будет жить!» – отрезал дедушка Виктор.

Но легко сказать: будет жить. А где рожать? В госпитале, среди раненых? Нельзя, госпиталь не роддом. Родители юной жены на фронте. Возвращаться домой, в Подмосковье? Так, может, и дома уже нет…

Пока думали, как быть, закончилась война. Но и сам Борис, и родители Ирины ещё оставались в армии. Молодой муж принял решение – отправить супругу к своим родителям, вернувшимся в освобождённую Винницу. Там хоть роддом через дорогу.

В этот момент наши войска уже находились в Польше. Молодые дождались, когда из госпиталя отправили домой двух комиссованных солдат-винничан – им-то, своим землякам, и препоручил Борис Израилевич беременную жену. Гражданских поездов, конечно, не было – только воинские эшелоны. Один такой, с трофейной немецкой техникой, притормозил на станции на пару минут. За это время два изувеченных войной солдата вскочили на подножку сами и втащили девушку на восьмом месяце – прямо в люк немецкого танка! Там, внутри, в духоте и тесноте, им пришлось ехать несколько суток.

Я часто спрашиваю свекровь: «Мама, как ты это смогла?» Она спокойно говорит: «Жить захочешь – выдержишь». Несгибаемое поколение.

В маленький дом на винницкой улице Пушкина она постучалась промозглой ночью.

– Кто там? – спросила бабушка Дора.
– Откройте, пожалуйста! Я ваша невестка.
– О-ох! – загремел крючок на двери. – Входи, входи, дочка…

Бабушка Дора заплакала и обняла девушку, которую видела в первый раз в жизни. Но долго плакать оказалось некогда – надо было нарезать хлеб, заварить морковный чай и поджарить луковицу. Последнюю, что осталась в доме.

Мой муж родился в винницком роддоме 28 декабря 1945 года. Но в метрике записали, что 1 января: детям, родившимся в 1946-м, давали по десять метров марли на подгузники. Назвали его Михаилом – в честь дяди, убитого в лесу под Винницей.

Борис Израилевич вернулся с войны в августе 46-го. Вместе с Ириной Викторовной они исколесили полстраны – более десяти военных гарнизонов: Украина, Туркмения, Азербайджан… Уже нет Бориса Израилевича, спасшего сотни людей со всех уголков нашей большой Родины. Ирине Викторовне в этом мае будет 94. Она помнит всё в мельчайших деталях, даже то, какая музыка звучала в Ковеле в ту новогоднюю ночь.

В 2008-м мы с мужем съездили в Винницу. Там всё давно перестроено, только грушевое дерево по-прежнему стоит, как в его детстве. А галстук висит в шкафу, бережно хранимый. Теперь вы всё про него знаете.