Вышли мы из тайги, где провели неделю, сели в местную электричку, в которой ездят только туристы, охотники за таёжными дарами да рыбаки, – два плацкартных вагона.

Электричка останавливается у каждого столба, подбирает всех желающих. Мы же дисциплинированно протащились до станции восемь километров от распадка, в который вышли с гор, и в полном соответствии с расписанием погрузились в поезд с дощатого перрона, похожего на небольшой ящик. Не успели одичать – крепка в нас интеллигентская закалка.

Устроились в купе около проводников и сидим молча с приветливыми лицами, хотя в вагоне такой духан, что с ног сбивает. Туристы и собиратели разулись, прилегли на полки, отдыхают. А температура весь июнь не баловала нас прохладой, последние дни было плюс 38. Как в таком адском пекле пахнут люди, много ходившие в синтетических туристических ботинках и резиновых сапогах, можете себе представить. В открытые окна на такой скорости, кроме жара, ничего не залетает.

Кто-то встретил в вагоне знакомых – поделились новостями: где побывали, куда поднимались, откуда спускались, где ночевали, кого оводы обглодали, кого лесники допекли. А так – все довольные, сидят тихо, не беспокоят соседей ни песнями, ни байками.

Через какое-то время мимо нас прошла женщина с маленькой дочкой, попросила у проводника веник и совок – сказала, орешками немного насорили. Мы от безделья переговариваемся: мол, вот нормальная тётенька – ребёнок намусорил, что естественно, – она за ним убирает, как полагается. И чистота, и ребёнку воспитательный пример. Смотрим им вслед – хоть какое-то развлечение в дороге.

А женщина тем временем подошла к молодому мужику, сидевшему на боковом месте, в таких же, как у всех, ботинках и парусиновых штанах, с недельной бородёнкой, и вручила ему веник и совок. Мы снова с удовлетворением отметили: вот и папаня, который за дочкой уберёт, – всё правильно, семейный товарищ, одобряем.

Мужик же вытаращился на тётеньку, долго смотрел на куцый веник, а потом стал что-то эмоционально обсуждать со своей спутницей, сидевшей в шортах поверх спортивных штанов и в галошах. Причём обсуждал на французском языке.

Тут из своих купе в проход высунулся наш кондовый таёжный люд и принялся с интересом разглядывать француза. Тот понял, что к чему, взял обглоданный временем веник и начал заметать на совок сор от кедровых шишек и орехов, стряхивая его в мешок, подставленный бдительной пассажиркой.

Похоже, в тайге французы паданки набрали, а может, угостил кто-нибудь шишками с орешками. Сев в электричку, они стали лущить шишки, грызть орешки и бросать отходы прямо на пол. Видно, кто-то из местных делал так при них в лесу, а басурманам этим – что лес, что общественное место, один фиг, как оказалось.

Потом, высадившись на конечной станции и ожидая парома, все пассажиры электрички сидели под навесом, пили чай из эмалированных вёдер, с пирогами и булками, принесёнными местными жителями на продажу к приходу поезда. И все показывали на французов и рассказывали аборигенам, интересовавшимся таёжными новостями:
– Видите этого дяденьку? Так он в электричке прямо на пол орехи щёлкал!

Аборигены столбенели, не веря своим ушам, потом ахали и цепко всматривались во французика, шепча какое-то слово со свистящим «с».

– А вроде как человек выглядит, – покачав головой, подытожила бойкая девчонка из местных, принаряженная специально для встречи электрички.