Двое крепких парней качнулись в её сторону. Однако третий – бритоголовый, в тёмных, невзирая на дождливый день, очках – одним взглядом просканировал её старомодный плащ, потрёпанную сумку, убогие сапоги и мотнул головой, возвращая крепышей в исходную позицию: мол, эта опасности для босса не представляет. Благополучно пройдя «фейсконтроль», Милена отошла к витрине с керамикой, вполглаза разглядывая охраняемую особу. А там было на что посмотреть.

Для обмена нужны весы. У нас с партнёром были напольные, очень удобные. Правда, каждый селянин горел желанием взвеситься: люди проверяли, не врут ли весы. Ну даже если врут? И картофель, и арбузы ведь взвешиваются на одних и тех же весах. Нет, каждый норовил взгромоздиться на хлипкую конструкцию с беспомощно бегавшими стрелками. Отказывали мы только полным людям: максимальный вес, который показывали весы, – 100 килограммов.

Комната была плохо освещена. Свет от настольной лампы закрывал огромной головой незнакомый человек, сидевший за столом спиной к Алексею. Оттопыренные уши его просвечивали, и на них ясно вырисовывались извилистые розовые жилки. Миша, осунувшийся, бледный, стоял рядом, засунув руки в карманы. Алексей ступил через порог. Миша не шагнул навстречу, как обычно, не сказал слова приветствия. Он только повернул голову, но на лице его по-прежнему осталось выражение подавленности и уныния.

Успех во многом объяснялся Машиной внешностью. Большеглазое, филигранно обработанное природой личико. Совершенно противоестественная, вопиющая, даже непристойная диспропорция между игольной талией и пышным бюстом и бёдрами. Одежда и хорошая ткань были дефицитом, но Маша сама строчила на машинке платья из платков: тяжёлых вдовьих павлопосадских, цыганских, стеклянистых с люрексом...

Коротко о себе. Я 1955 года, родился в Евпатории, вырос в Великих Луках. Пенсионер, нахожусь в прекрасной физической форме. Не пью, изредка, в праздник, могу немножко пригубить. Правда, курю. Ищу жену, год рождения с 1959-го, с сыном, и чтобы сын был безотцовщина, а не после развода женщины с мужем. Почему именно так? Просто хочу, чтобы сын был подлинно моим. Буду рад ответить женщинам из Латвии, Германии и Белоруссии.

Говорят, всему в этом мире можно найти разумное применение, кроме храпа. И лыж, добавлю от себя. Мне, родившейся на юге, где снег «давали» не каждый год, лыжи представлялись каторжным приспособлением, которым ни один человек в здравом уме и трезвой памяти добровольно не воспользуется. Но учиться-то я уехала в город, где ноябрьские демонстрации нередко увязали в снегу.

У меня единственная к нему претензия: не желает зарабатывать хорошие деньги, делать карьеру, и с этим я никак не могу справиться. Муж из тех людей, что плывут по течению. Его не интересует профессиональный рост, у него нет увлечений, кроме автомобилей и спорта, которые могли бы принести доход. Я всегда много работала и зарабатывала в разы больше него, но я уже устала. Нет, его зарплату нельзя назвать совсем низкой, средняя по нашему городу, но для комфортной жизни не хватает.

Работала она обмотчицей в депо, перематывала сгоревшие электродвигатели, сидя в маленьком удобном цеху. Окончив в своё время техникум, привыкла считать себя чуть-чуть повыше да поумнее большинства окружавших. Может, оттого и замуж в молодости не вышла. Предлагали ей, да она разборчивая была, гордая, цену себе знала… Павел из-за этого долго боялся к ней подойти, хоть сам человек солидный, видный.

У меня были хорошие родители, очень нас любили. Я решила остаться в родном городке и 32 года отработала за копейки санитаркой. Но в нашей районной больнице нас, санитарок и уборщиц, никто не унижает. За много лет сменился не один главный врач, да и коллектив, где работаю, менялся не раз. Почему-то спесивые зазнайки и сплетницы в нашем городе не задерживаются, уезжают. Наверное, ищут, где получше и побольше платят. А мы остаёмся и живём, лечим людей, как прежде, при Советском Союзе.

В квартиру к Юре она уже не ломится: сначала он смущённо извинялся, потом страдальчески морщился, а потом пообещал прикончить бабу Нэлю подручными средствами и вовсе не гарантировал, что её смерть будет быстрой и безболезненной. Луддитом Юру прозвали за то, что он не дружит с бытовой техникой. Не знаю, что он за инженер, но Юра и техника – понятия несовместимые и взаимоисключающие.

Лимон по цвету отлично впишется в мою кухню, но он неустойчивый. Пепси – прикольно, но баночка великовата. Ведёрко с шампанским – претенциозно. А колесо мне вообще не понравилось. Но таймер нужен был позарез, без него моя готовка частенько превращается в глуповатый анекдот: «Варила суп. Села на минутку за компьютер проверить почту. Через два часа кормила семью кашей с дымком».

Я задумалась. Неужели у директора так мало дел, что она вынуждена контролировать малейший шаг подопечных и до мелочей вникать в каждое пустяковое дело? И до меня дошло: мало! Вот сидит она за столом в одиночестве и тишине и боится: а ну как догадаются, что ей нечем заняться, и сократят её должность? А тут: рабочая суета, сотрудники туда-сюда снуют, принтеры гудят, растут горы...