Когда «страусы» в магазинах закончились, други-недруги атаковали нас «ножками Буша». Кто же тогда знал, что это настоящие калорийные бомбы замедленного действия? Кто догадывался, что птичек перед отправкой за океан усиленно пичкали антибиотиками и анаболиками, чтобы выглядели поздоровее да пожирнее? Окорочка, запечённые в духовке, оказались румяны на вид, чесночно духовиты, а на вкус очень даже приятны и нежны. Народ закупал и поглощал «ножки Буша» ящиками!

...Вернёмся к моим первым украинским воспоминаниям. Мои предки, как и почти все на Западной Украине, жили очень хорошо, зажиточно. Поэтому наша «графская усадьба» – простой сельский дом, но с хозяйственными постройками, собственным большим садом и прудом – никак не вписывалась в картину социализма. Значит, подлежала уничтожению. Для нового дома нам выделили место на вновь строившейся по линеечке улице.

На другой день мечты развеялись. Они просто готовили инсценировку пугачихинской песни «Всё могут короли» и сунули меня на роль Луи, который не мог жениться по любви. Это было такое снижение уровня, такое разочарование! Не пророчество, а дешёвая самодеятельность, в которой «король» должен был ещё нарядиться в колготки, туфли на каблуках и какую-то блузку с рукавами-фонариками. Блузка подпоясывалась солдатским ремнём.

Вечером мне предстояло боевое крещение. После ужина на сцене у большого бассейна мы с Корадо должны были вести развлекательное действо под названием, кажется, «Идеальная пара». Гости были из Италии, Франции, Германии и России. Посему объяснять происходившее следовало на нескольких языках. В гримёрке на меня налетело человек двадцать мальчишек и девчонок. Все красивые, загорелые, шумные. Аниматоры – они такие!

В районной больнице сыну сделали медицинское освидетельствование на наличие в его крови алкоголя. Старший сержант выписал протоколы об административном нарушении и отстранении от управления транспортным средством, датированные почему-то 24 февраля 2005 года, хотя на календаре давно уже был 2006-й. Ту же ошибку повторили и на временном разрешении на право управления транспортным средством. И, как ни странно, в протоколе было указано явиться в ГАИ для рассмотрения правонарушения 28 февраля 2005 года!

Наверное, он был совсем слаб, поэтому, спешно покидая деревню, немцы оставили его. Сам Отто почти ничего не помнил – трясся в лихорадке, метался в полузабытьи. Немцы, видно, решили, что всё равно не жилец. Но за его жизнь начала борьбу русская женщина, эвакуировавшаяся в Калужскую область из Ленинграда. У неё было двое детей. Она отпаивала Отто отварами трав, растирала спиртом, заставляла дышать паром над горшком с отваренной в кожуре картошкой.

Я как заору: «А ну стоять!» Он не ожидал от меня такой прыти и побежал. И тут из-под его кофтёнки вывалилась замороженная курица. Я как-то сразу её узнала: моя птица-то, поэтому рассвирепела, прыгнула на мужика, вцепилась в него мёртвой хваткой и как тряхну за грудки! И тут из мужика стало падать содержимое моего холодильника: палка варёной колбасы (собиралась делать окрошку и купила накануне), кольцо копчёной колбасы (муж уважает), пакет майонеза...

У моего друга Мишки толстенные пачки этих самых рукописей хранятся на даче, между дровами и печкой. Мишка использует их для растопки. Правда, это не его рукописи, чужие. Мишка – популярный артист и режиссёр, и разные авторы регулярно забрасывают его своими пьесами, сценариями и эстрадными миниатюрами. Мишка не любит читать тексты с монитора компьютера, он распечатывает их на бумаге, а ознакомившись с содержанием, вздыхает, качает головой, закатывает глаза в отчаянии...

В начале двухтысячных ещё не всё можно было найти в интернете, а коллеги уже отказывались делиться свежими идеями. Поэтому Сладкова вынуждена была обратиться к внутренним резервам. Подняла студенческие конспекты, пересмотрела тщательно хранимые мамой старые номера журнала «Клуб и художественная самодеятельность», вспомнила практику в детских лагерях в качестве массовика-затейника. И сценарий интеллигентного застолья был написан.

Итак. Второй месяц мы гоним квартальный план, круглосуточно работают три буровые установки, идёт рассыпное золото, смены длятся по 12 часов, время от времени останавливаясь для мелкого ремонта. Это мой первый самостоятельный рабочий сезон. Солнце ходит по горизонту, не поднимаясь в зенит. День, ночь – всё условно. Я просыпаюсь от слов диктора, доносящихся из приёмника «Спидола»: «В Москве полночь». Значит, здесь, в тундре, девять часов утра. Все осунувшиеся, усталые.

Один мой знакомый писатель стал жаловаться на отсутствие вдохновения. С кем не бывает? Роман у него, видите ли, застопорился. А он ещё год назад всем раструбил, что за роман взялся. Ну и каждый подойдёт, каждый спросит, что да как. А он каждому в подробностях объяснять начинает положение дел, как будто совета спрашивает. И каждый ему – со своей колокольни. Кто героя нового подкинет, кто – шутку: мол, с юмором подружись, веселей писать будет.

Только что вернулся муж. Как и шесть лет назад – с огромным букетом белой персидской сирени. Вторую часть букета нёс наш кум. И оба рассказали… На территории не просто расформированной, но уже порядком разграбленной и опустевшей дивизии, под окнами бывшего штаба, они снова ломали персидскую сирень. Возвращаясь с дежурства, проходя мимо забора бывшей дивизии в свете зыбкой луны, вдыхая одуряющий запах сирени...