Деток жалко, растут как трава. Девочка ходит в школу, а мальчик дома, ему года четыре. Вот он и доставляет мне неудобство. Я прихожу поработать в огороде, побыть в тишине, наедине со своими мыслями, а он от меня не отстаёт, если вдруг увидит. Конфет не жалко, но этот ребёнок ни на секунду не забывает обо мне, что-нибудь рассказывает, постоянно расспрашивает. Пробовала игнорировать, но мальчик зовёт меня на весь огород.

В её краю как грибов после дождя было исправительных трудовых колоний и поселений – их тогда называли «химией». Отмотав срок, зэки оседали тут же, заводили семьи, устраивались на работу. Или не устраивались и возвращались к антиобщественному поведению и противоправной деятельности. А ей было четырнадцать, она обожала танцевать, не пропускала ни одной субботы.

При встрече Марина сразу заявила, что у неё в квартире отключили горячую воду, поскольку возле дома прорвало трубу, и сейчас мы пойдём на квартиру её дочери, которой нет дома, чтобы я помылся с дороги, а потом отправимся за город. В село поехали на такси. Когда прибыли на место, моему взору предстала удручающая картина...

За первое полугодие Иванова как-то аттестовали, а сейчас его мама бегает в школу чаще ребёнка. Буквально пару месяцев назад Олю вызвали снова и вручили бумажку, где было написано, что её сына могут не допустить до ЕГЭ из-за многочисленных пропусков. Так, в третьей четверти Иванов прогулял 80 процентов занятий по русскому языку. Примерно столько же пропущено уроков обществознания.

Тогда я присела рядом с ним, сорвала один одуванчик, затем второй, протянула ему понюхать, он недовольно чихнул, в отместку сердито сунул одуванчик мне в нос, я тоже чихнула, и нос мой тут же сделался жёлтым от пыльцы. Стёпку это страшно рассмешило, он стал рвать один за другим одуванчики, мазать ими свои щёки и нос, и когда убедился, что он сильнее одуванчиков и может их победить, начал отважно кататься по лужайке, ныряя в цветы, как в золотое море.

С деньгами было плоховато. И вроде бы и пенсии у них с мужем не маленькие, всё-таки по сорок с лишним лет стажа. Могли и лекарства не самые дешёвые покупать, и путёвки в санатории себе позволяли, даже откладывать кое-что получалось. Но последнюю пару лет они перестали вписываться в бюджет. Просить помощи у детей не хотелось. Те тоже не жируют. Муж попробовал было опять на чертежах зарабатывать, как в девяностые.

Дом спал, а мужчинки развлекались. Они явно требовали продолжения банкета. Окно моей кухни располагалось рядом с лестничным окном. Заметив остановившуюся машину, я отшатнулась вглубь кухни, но видела всё очень чётко, даже их физиономии разглядела. Наблюдать это безобразие было не то что неприятно – просто отвратительно, но что я могла поделать?

Скоро уже и село Деболовское, а перед ним – затяжной спуск с огромной горы. Я знал, что там, на этом спуске, по две полосы в каждом направлении, но разделены они двойной сплошной. Зато при отсутствии встречных машин я сейчас обставлю целую колонну тихоходных «КамАЗов»! Уф-ф. Задуманный манёвр удался! Но что это? Что-что? Догадываюсь и заранее радуюсь встрече…

Перьевые подушки слежавшиеся, ватные одеяла все в рыжих пятнах. Посуда – железный бидончик без крышки, но набит грязными пластиковыми вилками и ложками. Чашки и сахарницы без ручек. Обувь мало того, что морально устаревшая, так покарябанная, с отслоившимся кожзаменителем, где-то молния сломана, где-то набойки нет. Одежда из дремучих девяностых, синтетика. Были такие костюмы – ткань, как бумага, колом стоит. Коньки времён молодости моих родителей.

Вторая квартира, с которой мы имеем честь иметь общую стену, несколько месяцев пустовала. Нам даже становилось немного жутко от мёртвой тишины совсем рядом. Раньше там жила классическая советская семья – папа, мама и очаровательная дочка. Молодой подтянутый папа приветливо здоровался, молодая красивая мама иногда пела новорождённой дочке колыбельные перед сном.

Человек буквально зависал. Я продолжала: какой мне интерес продавать тебе цветы по закупочной цене? Я тебя выручаю, экономлю твои деньги, а ты что для меня можешь? Если мне от тебя никакого толка, то извини-подвинься. В общем, стала не оправдываться, а задавать неудобные вопросы и произносить неудобные ответы. Нет, ну правда! Я, значит, должна потратить свои время, силы, деньги – для чего? Чтобы выручать тех, кто ничего этого делать не хочет?

Дочь учится в очень серьёзном вузе, свободно болтает на двух языках, включая научную лексику. Почти профессионально играет на фортепьяно, голос роскошный. Плюс фехтование, женский футбол. Мусор выносит, с собакой гуляет. И всё было бы прекрасно, если бы не одно большое «но». На фортепьяно дочь играет только на одном таланте, не прилагая никаких усилий для дальнейшего развития.