Воды нет. И взять неоткуда. Это послужило мне уроком на всю жизнь: идёшь в лес – бери с собой воду. Литровую бутылку как минимум. Потому что без еды человек и неделю продержаться может, а вот обезвоживание наступает быстро, и через три дня ты уже труп. Найти воду в лесу сложно, практически невозможно.

Мужчины – товар. Их бойко тасуют и вносят в прайс-лист, прицениваются, надбавляют, делают скидки, перекупают, пробивают и продлевают. Телефон наваристого мужичка, если постоянка, – стоит от миллиона рублей. Что поделаешь, жёсткая конкуренция: тюнингованных, молодых и длинноногих много – мультимиллионеров мало, на всех не хватает. Каждая Красотка мечтает о своём Ричарде Гире.

Ах, да, чуть не забыл: весной меня стопроцентно забреют в армию, а там дедовщина и всё такое. Витька Пинтюх из первого подъезда рассказывал, как над ним целый год в армии глумились «деды» и как он потом в отместку сам колошматил сопливых «духов». А я не хочу, чтобы меня били, и сам никого не хочу бить. Я хочу стать студентом, получить образование, а потом пусть меня призовут.

Вернулась я на работу в крайне растрёпанных чувствах и с неполным комплектом зубов, так что готова была разрыдаться. Но это полбеды: манипуляции нервного врача привели к тому, что у меня проснулось давнее заболевание – невралгия двух ветвей тройничного нерва. Кто испытал на себе – тот поймёт. Трагизм ситуации ещё и в том, что я даже не могла уйти на больничный, поскольку подменяла двух человек помимо своей основной работы.

Так меня и встретили. На регистрации образовалась пробка из юных спортсменов-колясочников. Странное сочетание, на первый взгляд: молодость и ограниченные возможности. Молодые теннисисты летели на соревнования. Может, паралимпийцы, не знаю. Впереди меня в очереди на посадку расположились девушка лет 17 в коляске и молодой юноша лет 16 с палочкой.

Это случилось за два года до появления Стёпы. Лето 2001-го. Коммуналка на Кутузовском проспекте, мы с соседом Колей бежим наперегонки на звонок телефонного аппарата, что висит на стене длинного коридора. Как всегда, я добегаю первой, корчу ему рожи, а в трубке мужской голос:
– Наталия, здравствуйте. Меня зовут Вадим Шамсулин, я главный редактор газеты «Моя Семья»…

Школьница уверенно дошла до столика с грязной посудой, оставила там свою. Затем подошла к чистым ложкам, взяла одну и понесла мне. Все выдохнули: аттракциона не будет, сейчас Романовне принесут ложку, и она начнёт есть как все. Но тут снова произошла неожиданность. Девочку нечаянно толкнули, и она уронила ложку на пол. Быстро наклонилась, подняла ложку и три раза постучала ею по полу.

С утра к ней приезжали пожилые цыгане, а во второй половине дня собралась молодёжь, заполонив всю нашу дорогу своими машинами. Сначала все шумно праздновали в избе, а ближе к вечеру выставили во дворе столы со снедью и музыкальный центр с колонками. И тут такое началось! Музыка орёт на всю громкость, кто-то пляшет, кто-то, стараясь перекричать динамики, разговаривает через стол!

Сижу дома, психую. Возвращается с прогулки, объясняет, что это новая девочка, близкая подруга одноклассницы. Вот как сохранять спокойствие, не давить, но и не упустить ребёнка? Вроде и совместных дел у нас немало. Нам всегда вместе хорошо в выходные. Но вот в будни… Год назад у дочери появились подростковые прыщи. Но ведь она девочка! Пошла к косметологу.

Тут подошли ещё три почтенные тётеньки, потенциальные пострадавшие, и возмущённо загалдели хором: «Хулиган! Безобразник! Потерянное поколение! Вот мы в ваши годы….» Мальчишка молча выслушал обвинения. Наверное, ему хотелось ответить нечто вроде «Да пошли вы…». Но вместо этого он гордо сказал:
– Сами вы потерянное поколение! Целуйтесь со своим Сталиным!

Носила Зоя тяжело, долго. Родила десятимесячного богатыря весом около пяти килограммов, который подрастал очень быстро. В пять лет выглядел на восемь, в восемь – на десять, в пятнадцать – на все двадцать. Пока не вымахал в гиганта сто девяносто сантиметров ростом. Высокий, чернобровый и кудрявый, весь в отца, потомственного казака. Смуглый и широкий в мать, редкую красавицу нивхку.

Сам рыбак был уже далёк от романтических мыслей, больше его заботил улов. Несмотря на неповоротливость, караси брали наживку охотно и жадно, поплавок сразу уходил под воду, оставалось только подсечь. Но однажды поклёвка началась очень осторожно: поплавок дёргался, кивал, потом затихал и снова дёргался и кивал.