На исповеди в подворье Валаамского монастыря я покаялся, что был вождём и шаманом у аборигенов Колымы; хотя уже давно дед, но с интересом поглядываю на красивых женщин; люблю, когда меня хвалят; нередко хвастаюсь. Главное, не умею прощать. Хотя каждый день читаю «Отче наш», но следовать заповеди «Как и мы прощаем должникам нашим» не получается. Слишком уж эти должники залили сала под мою шкуру.

Времени около часа ночи, домашние уже улеглись спать. Я тоже устала колобродить и, потушив свет, подошла напоследок к окну. Посмотрела на освещённый двор, на одинокие горящие окна таких же полуночников и вдаль – на огни рекламы и освещённое шоссе. Лепота-то какая! Но эту ночную красоту вдруг нарушил жалобный и истошный крик: невидимый дядька вопил в ночной тишине. Я напрягла слух и приоткрыла окно.

Мы с Мишкой и прежде этим занимались. Потом я занималась этим с другими, но с Мишкой было интереснее, к тому же он не брал за это деньги. После первого раза Мишка даже предложил выйти за него замуж, но что-то у нас не склеилось, кажется, у меня была тогда «незавершёнка» с другим мужчиной. И вот теперь, спустя пятнадцать лет, мы с Мишкой решили повторить наш совместный опыт, и снова на моей территории.

В №24 прочитала заметку о видеоролике из итальянской гостиницы. Её хозяин с помощью русской красавицы-модели устраивает туристам из бывшего СССР ликбез – как следует вести себя на отдыхе, обучает их хорошим манерам, этикету. Итак, что же считается неприемлемым? «Спасибо» русские говорят официанту без улыбки (но при этом, как замечено, оставляют хорошие чаевые).

Во-первых, Фима так и не выучил, где у него право, а где лево. Во-вторых, в строю вышагивал, как цапля по болоту – впрочем, здесь могла бы помочь многочасовая муштра. Но вот третий недостаток делал Ефима совершенно непригодным для армии. Чтобы он совершил какое-то действие, Сурова надо было просить, но ни в коем случае не приказывать. Фима был сообразительным пареньком до тех пор, пока на него не начинали давить.

Когда-то давно я однажды проснулась, вышла на балкон и увидела на асфальте надпись: «Юлька, я тебя люблю!» – тогда это ещё было в новинку. Соседки-ровесницы посматривали на меня с завистью, и даже очень пожилые женщины лет сорока вздыхали, глядя мне вслед. А сосед, который пытался за мной поухаживать, – тоже очень старый, ему тогда было целых тридцать, – парковал машину немного сбоку от этого признания.

Мы не друзья и не собутыльники, хотя иногда и балуемся пивком, а то и белоголовую раздавим. Мы просто приятели – наши гаражи находятся рядом. Мы – это Терентьевич, самый возрастной, Семён, самый младший, ну и Петрович, то бишь я. У Терентьевича мотоцикл «Урал», которым он очень гордится. Семёну не так давно родные купили «Жигули» последней модели, но к ним он нам не давал даже прикасаться.

Баданте – по-русски «сиделка» – в Италии одна из самых востребованных женских профессий, хотя в последние годы этой работы не чураются и мужчины. Всё чаще вижу на улицах и в парках Турина наших мужественных земляков, выгуливающих в инвалидных колясках своих подопечных. Но всё-таки подавляющее число сиделок – женщины, как правило предпенсионного или пенсионного возраста, приехавшие на заработки в Италию из сёл и деревень Молдавии и Украины.

…Дождливым осенним вечером в середине лихих девяностых я брёл по едва освещённой Большой Морской и думал: как дожить до получки? Выданное неделю назад месячное жалованье сожрала инфляция, а жалкие остатки украли у моей жены из сумочки на рынке… В этот момент меня окликнули из припаркованного к бордюру «Мерседеса». Так произошла моя третья встреча с Валерой.

Дело было в далёком 1986 году. Июнь, мне только-только исполнилось 19, самый разгар сессии на филологическом факультете родного Запорожского университета. Мы с подружками вовсю готовимся к экзаменам, но волнуемся совершенно по другому поводу. Ещё с середины весны все мысли наши были заняты предстоящей поездкой в Орловскую область в составе студенческого стройотряда.

В кафе, расположенном в уютном тенистом садике напротив оперного театра, который одесситы с незапамятных времен называют Пале-Роялем, сидела щуплая неопределённого возраста дама в кокетливой соломенной шляпке и узких льняных брючках. Она задумчиво курила, небрежно зажав тонкую коричневую сигарету в длинных, унизанных кольцами пальцах. Когда церемония знакомства закончилась, Женька подозвал официанта и тоном дамского угодника поинтересовался...

Папа у Лены был невероятно рассеянным человеком, абсолютно неприспособленным к тяготам советского быта. Классический тип кабинетного учёного из анекдотов. В её брате Аркаше явно прослеживались те же черты, но с некоторыми дополнениями: например, он пренебрегал всякого рода условностями. Бородатый молодой человек, идущий летним утром в институт, привлекал к себе повышенное внимание тем, что был босым.