Кто жил в позднее советское время в студенческом общежитии, конечно, помнит вечную напряжёнку с едой. Присылаемые родителями деньги, как правило, тратились не по назначению, а, например, на фирменные джинсы, которые приносили фарцовщики. В магазинах импортных вещей не было, а у спекулянтов те же джинсы стоили как хорошая зарплата, рублей 180–200. Поэтому, когда мы с подругой Ольгой и ещё одной однокурсницей жили в общежитии одного из московских вузов, наш ужин...

Вот уже 35 лет я сочиняю стихи как для детей, так и для взрослых, и делаю это почти ежедневно. Пишу где только можно – в лесу, когда ищу грибы и ягоды, на рыбалке, на диване, на кухне, в ванной и, простите, даже в туалете. Ложусь спать, а на табуретку рядом кладу тетрадь, ручку и карандаш. Бывает, просыпаюсь – и… Вернее так: стройная Муза будит меня сладким поцелуем, нежно обнимает, прижимает к пышной, мягкой груди

Мне всегда казалось, что истории о войнах между соседями – нечто из эпохи первобытно-общинных отношений. Иначе непонятно, почему взрослые люди не могут между собой договориться и решить самые банальные бытовые вопросы? Человек с перфоратором, который своей утренней активностью будит весь дом, представлялся мне персонажем из сказки вроде домового, о котором так приятно болтать на тёплой кухне.

И Инночка, обращаясь ко мне, так живописала бабушку с её пирожками, что у меня тут же сработал рефлекс, как у собачки Павлова. Я аж зажмурилась в предвкушении. Антоша и купил. Заскакивает в купе счастливый, в руках – огромный куль с горячими ещё пирожками, уже изрядно промасленный, запах, конечно, соответствующий. Я уже собиралась принести кипяточка, чтобы заварить свежий чай.

Мы живём в спаренном брусчатом доме уже 36 лет – и горя бы не знали, если бы другую половину дома осенью прошлого года не приобрёл гражданин Алмаз К-ов. Новый сосед тут же заявил, что также желает приобрести и наш участок земли, и предложил нам с дочерью съехать на другой конец города, в ветхий домик. Мы не согласились, поскольку недавно сделали новую пристройку, улучшили жилищные условия.

Хочу рассказать о двух случаях из моей жизни. Оба связаны с едой, вернее – с голодом. Об одном знаю со слов мамы. Это было в послевоенные годы, время трудное, голодное, холодное. Наша семья жила в Свердловске – молодые мама и папа и трое детей от двух до семи лет. Однажды мама усадила нас за стол – кормить чем бог послал. Суп был без мяса и каша без масла – эти продукты давно в доме не водились.

Вот уже несколько лет Людмила Ивановна возглавляет агентство по подбору домашнего персонала: гувернанток, нянь, помощниц по хозяйству. Буквально в первый же день, как приобрела бизнес, срочно понадобилось выручать из беды одну из бывших работниц; назовём её Татьяной. Женщина средних лет, опытная, бойкая. В своё время Татьяна успешно набила руку под крылом агентства и решила отправиться в свободное плавание.

Он начал материться, кричать, что я «место не купила», что оно «ближе к его подъезду» и прочую заготовленную чушь. Попыталась объяснить, что мы решили ставить машину под деревьями как раз, чтобы им не мешать, не занимать стоянку. Но он не слушал и продолжал кричать, что всё записывает и «гаишники ему друзья». В общем, я ушла – а что делать? Не драться же. После разговора он перестал ставить машину на наше место, но объявил нам холодную войну.

На закате перестройки, в последний год существования СССР, довелось мне путешествовать по служебной надобности по городам Урала и Башкирии. Работа снабженца состояла в нудном обивании кабинетных порогов и сборе десятков подписей, для чего нужно было отыскать на территории завода людей, которых никогда не видел в лицо. Это чем-то напоминало игру «Зарница», тренировало интуицию и возбуждало аппетит.

Я встала, легонько взяла её за кадык и, немного приподняв в воздух, тряхнула. Она сразу замолчала, захрипела, тут же вокруг нас образовалась куча египтян, все засуетились, отрывая меня от её горла. У дамы порвалась цепочка, упал в песок крестик (его потом нашли). Фрау – как выяснилось, это была эмигрантка из СССР, живущая сейчас в Германии, – заголосила пуще прежнего, оплакивая свою святыню и осыпая меня проклятьями.

Взять меня. Жена говорит: сволочь, трутень. Дома ни копейки, дети с ума сводят, я ей жизнь испортил, и лето быстро кончилось. Шевелись, кричит, урод… И другие обидные слова. И я шевелюсь, жалко мне её. А сам думаю: разве я ей мешаю жить? Вчера ещё лежал на печи в деревне под Волоколамском, никого не трогал. Была картоха, с вечера ставил её в печь, утром вынимал печёную, тёпленькую. Заправлял маслом, луком, солил, перчил и ел, только крякал от удовольствия.