И вдруг вдалеке запылил грузовик, старенький ЗИЛ-дерьмовоз. Когда открылась дверь кабины, мы увидели натурального бегемота. На нас плотоядно щерился 150-килограммовый мужик; он сплёвывал шелуху от семечек, которые щедро загребал рукой из широких штанин. Выбора у нас не было, мы перекрестились и поехали. Это самые длинные десять километров в моей жизни. По дороге водитель-бегемот икал, рыгал, несколько раз останавливался, мыл руки, тянул время, уходил в заросли.

Разводя облака руками, ступаем из кабинки подъёмника на «олимп» высочайшей в Крыму горы, и нас тут же окружают дочерна загорелые местные «херувимы», предлагая прокатиться по плато на квадроциклах и лошадях – вот как, оказывается, выглядит рай: шумный татарский базар с травяными чаями, мёдом, вареньем из сосновых шишек и розовых лепестков, пуховыми шалями и меховыми жилетками (в «раю» на редкость прохладно и ветрено)...

Но оформление классных комнат оставалось обязанностью преподавателей. И вот ты – учитель, у тебя есть кабинет, в котором все стены и простенки требуется заполнить наглядными пособиями, причём не абы как, а красиво, с художественным вкусом, – для детей же. Не можешь сам – обращайся за помощью к родителям или ещё куда-нибудь. Я, как и все учителя, – и швец, и жнец, и на дуде игрец.

Прошли через турникеты и, уже спускаясь по лестнице, увидели стоявший на платформе поезд с открытыми дверями. Кивнув друг другу, решили прыгнуть в последний вагон. В одной руке у меня была сумка с ключами от квартиры, телефоном, деньгами, кошельком и банковскими карточками, в другой – пакет с контейнером из-под обеда. И вот, размахнувшись рукой с сумкой, я собралась влететь в вагон, который уже почти трогался. В тот момент, когда моя сумка оказалась в вагоне, автоматические дверь сомкнулись...

Первыми сошли с поезда в Омске и Тюмени биологи и географы, затем наши однокашники оставались в Улан-Удэ и Иркутске. А мы вместе с математиками добрались до Читы, где на вокзале нас встречали дородные тётеньки из облоно с трогательными букетиками, надёрганными со школьных клумб: календулы, космеи и ещё какие-то незамысловатые цветочки. Это согрело душу.

Я родилась и выросла в Луганской области, в семье было восемь человек: дедушка, бабушка, мама, отец, и нас, детей, четверо. У дедушки с бабушкой было четыре дочери и один сын, все они приходили к родителям и говорили им: «вы, папаша», «вы, мамаша». И это в простой крестьянской семье! В 7 классе к нам пришла новая учительница русского языка и литературы Нинель Сергеевна и сразу же стала обращаться ко всем нам на «вы», а это был ноябрь 1953 года.

Родом я из-под Луганска. В июне исполнилось сорок семь. Сирота. Когда мне было три года, отец разбился на машине. Из-за его смерти мать вскоре тронулась умом, умерла в психбольнице. До восьми лет меня воспитывали дед и бабка, но они померли в один год. Перед смертью бабка просила своего сына, моего дядю, не сдавать меня в детдом, но тот не послушался. Из детдома забирал меня только на лето. О нас, сиротах, неплохо заботились.

Стоило лишь взглянуть на привезённого в реанимацию изуродованного парня, как становилось ясно, что пациент уже не жилец. Его нашли ранним апрельским утром на пустыре в спальном районе. Какие-то отморозки избили его усиленными бейсбольными битами, почти не оставив шансов на выживание. Переломы костей черепа, рук и ног, повреждение верхней части позвоночника. Всё, что могли, хирурги сделали, но было похоже, что старания напрасны. Энцефалограмма показывала три прямые линии – смерть головного мозга.

К сожалению, а может быть, к счастью для меня, я вижу людей насквозь, особенно тех, к кому отношусь предвзято. Поэтому, когда её ныне покойная мать спросила меня, почему мы с её дочерью не здороваемся, я честно ответила, что не хочу здороваться ни с кем из их семейства. В итоге за глаза меня объявили сумасшедшей. Ну что же поделать, вот такая я зараза – не люблю, когда гадят в подъезде, пьют и курят на площадке, употребляют наркотики, как, например, дочки вышеупомянутой соседки с друзьями.

Стонет, вздыхает… Вы бы видели всю эту свиную лирику. Куда там людям!.. Люди – они свиньи. Эгоисты. Семьи не хотят, детей не хотят. Штрафбат, а не люди. Тьфу! А эти… Смотришь на Машку – слёзы проступают. Лежит эта самая… Жульеда семипудовая, дышит ртом, пятак вовсю жаркий, копытца дрожат мелкой дрожью, вся в грёзах по принцу, хуже Аллегровой. Конечно, её можно и к принцу отвести. В деревне раньше всегда был такой герой-любовник типа Николая Рыбникова с Дмитрием Харатьяном

Однако решить – не значит сделать. Мне всё время что-то мешало. 1 октября нас, пенсионеров, местные органы власти пригласили на чаепитие. В придачу к чаю дали немного денег. И я решила: хватит тянуть, вот на эти деньги и покрещусь. А когда пришла домой, то обнаружила, что деньги потеряла. И в эту ночь мне приснился сон. Передо мной небольшая толпа, человек двадцать пять. Посреди толпы возвышается по пояс Мефистофель.

Спасаясь от преследования после череды междоусобных дрязг, сыновья этого Аскольда сбежали в белорусское Полесье и там затаились, а поскольку средства к существованию у них иссякли, стали крестьянствовать. Фамилию мою мне к тому времени расшифровал ныне покойный академик-славист. По его мнению, «гуд» на языке западных славян означало «музыкант» (однокоренное слово – «гудеть»).