У могучего подосиновика при неосторожном прикосновении со щелчком откололась шляпка. Но как красиво возвышался он над заиндевелым брусничником! И ледяная шапочка сияла издалека зовущим оранжево-алым светом. А вот под шляпкой ледяного боровика – комочек червячков. Они покидали замерзающий гриб, словно крысы тонущий корабль, но снаружи оказалось ещё холоднее – так и примёрзли к изнанке шляпки. Мы приехали в лес без особой надежды, просто попрощаться с сезоном. В городе, да и на трассе гораздо теплее.

Мишка взял гитару и исполнил перед всем классом «Отговорила роща золотая» и «Ты жива ещё моя старушка», получив заслуженную пятёрку. Почти параллельно мы стали репетировать и своим составом одноклассников, постепенно формируя будущий ВИА «Квант-4». А не поступивший после школы в институт Женька Соколов тогда работал в депо и прекрасно совмещал работу с игрой в ансамбле ресторана «Северные зори». Конечно, он не смог обойтись без младшего брата.

У Кузьмы Брюлькина – язва. И ещё много проблем с поджелудочной, печенью и прочим, как выражается Брюлькин, «брюхенвальдом». Это всё – эхо военно-десантной службы в Мозамбике в восьмидесятых. Там Кузьма подхватил какую-то желудочную тропическую заразу. Тяжело переболел. Пошла жёсткая побочка. Демобилизовался. Долго мыкался в поисках заработка. Были девяностые, время сумрачное, как ноябрь месяц. Наконец устроился водителем.

Мне как инициатору досталась первая смена. В десять вечера собрались свояк мой Серёга, Антон Крылов с нашей улицы и молодёжь – два брата Михалёвы, только что из армии, и молодой парнишка Санька Беспалых. Он перед этим к нам в часть устраивался, да его не взяли – сирота, в интернате рос, у него и аттестата за одиннадцать классов нет. А когда дежурства распределяли, стал проситься – я его и записал в свою смену.

Пушистые от инея деревья трещали, гнетущее безмолвие висело над деревней, даже вездесущие собаки и те молчали, попрятались в конуры, свернувшись тугими клубками. По-хорошему следовало бы сидеть на печке, а не отправляться по такой холодине за восемнадцать километров. Только мы уже не принадлежали себе: все мысли всецело были поглощены новенькими хрустящими «техасами», и заветная мечта в скором времени осуществится. Разве усидишь дома?

Снимали в натуральном подвале. Низкий каменный потолок, со всех сторон торчит арматура, сколочен деревянный помост, по которому надо подняться, а потом спуститься в яму, где вповалку лежат «наркоманы». Молодые актёры, преодолевая это опасное препятствие, бились головами, чертыхались и, кряхтя, принимали предложенные режиссёром замысловатые позы.

Когда я ложилась спать с мужем, создавалось впечатление, что в нашей постели находится ещё пара семей – мексиканская, бразильская, а также пары из Венесуэлы. Перекричать телевизор было невозможно. Беруши не помогали. Позже мы узнали от соседей, что жильцы в этой квартире сменялись каждую неделю, а потом бежали, роняя тапки. Нервы не выдерживали, но у нас-то покрепче были. Соседи утешали: мол, не огорчайтесь, не вы одни такие наивные. Но это мало радовало.

Сын опять что-то припомнил:
– Истинное знание есть осознание непознаваемости познаваемого.
– Мама моя дорогая! Вот словоблуды! «Сон про не сон». Пятый класс, а пургу гонят не хуже Макрона. Кто тебе всё это втюхал, чучело ты фукусимское?
– Уже почти шестой. А к дзыню меня приобщила Ульяна Кошакова. Она мне дала ссылку на сайт.
– Это такая рыжая в очках?

Растения росли вместе с Ольгой, и неизвестно, кто из них старше. Вот столетник точно ещё до рождения Ольги у бабушки в старой квартире жил и снабжал отростками всех желающих. И у Ольги многие просили отростки, даже участковая врач не удержалась, говорит, при эпидемии гриппа столетник – лучшее средство, и от нарывов помогает. У Ольги и герань имелась, огромная, как дуб. Тётя Клара из Австралии приезжала к ней, отростков набрала, говорит – герань от клопов хорошо.

Пятнадцать дней отпуска пролетели незаметно. И вот я опять на вокзале.  Следую в свой вагон, прохожу его до конца – никаких нарушителей спокойствия не наблюдается, чему очень порадовался.  Однако расслабляться не стоило. Нижняя полка под моей оказалась разложена, на ней сидела сухонькая бабуля, а на подстилке рядом расположилась небольшая собачка. Увидев меня, она недовольно затявкала.
– Тише, тише, Тимоша! – заговорила бабуля, успокаивая её, но та не унималась.

Едва одетая девица сидела на коленях Вани и, сладострастно хихикая, целовалась с ним «по-взрослому». Я, конечно, понимаю, что таким поведением взрослеющих девушек сегодня никого не удивить, тем более в каждой избушке – свои погремушки. Но меня покоробило, что это происходило на виду у всех. Хуже всего, что родители находились рядом и совершенно спокойно наблюдали, как их полуголая несовершеннолетняя дочка сидит на таком же полуголом дядьке и не стесняясь обнимается с ним.

Родители чуть ли не со дня моего появления на свет экономили на всём, но не из скупердяйства. У них была заветная мечта – приобрести пианино. Тогда считалось, что в приличной семье дети обязательно должны учиться музыке. В итоге нужную сумму собрали, и музыкальный инструмент под названием «Заря» занял почётное место в одной из комнат. Пианино мне очень нравилось – большое, чёрное, блестящее. Особенно меня занимали клавиши: нажму одну – и слушаю.