Деревня Дудари, стоящая метрах в трёхстах от реки, десяток домов. Все полусгнившие и заброшенные, кроме одного – того, что продаётся. Дом крепкий, увесисто-бревенчатый. Хозяин – Черепанов Виктор Тимофеевич. Картину «Пан» Врубеля видели? Вот это и есть Черепанов. Осмотрели дом.
– Ну что, берёте саклю-то, толстосумы? – спрашивает Виктор Тимофеевич.

На следующий день, после завтрака и всех процедур, я снова пошла на почту отправить ещё одну бандероль, брату. Когда её упаковали, я вдруг хватилась ключа с деревянным брелоком – от комнаты в санатории. Повторилась вчерашняя схема: я прощупала пакет, его разрезали, нашли пропажу, заклеили. Опять повезло, что вовремя спохватилась, но спрашивается: зачем я вообще доставала на почте этот ключ?

Эта девушка с родителями и младшей сестрой появилась на нашей горке недавно – два года назад семья приобрела здесь домик с садом. Лена училась отлично, была очень красивой девочкой, весёлой и общительной. Но в девятый класс она почему-то вместе с нами не перешла. На наши расспросы её родители нехотя отвечали, что Лена уехала жить к своей бабушке в деревню.

– Так, Леонид Николаич. Сегодня, и сам видишь, снегопад зарядил с самого утра, поэтому давай в интервале с полпервого до шести сгоняй на своём снегаче до Ясного, прогреби на среднем. Прихвати из депо бригаду Михалыча, высадишь на двенадцатом пикете. Они там, пока ты демьяновский участок чистишь, ёлок наотбирают. И в контору просят, и в медпункт, из сберкассы звонили тоже. Ну и домой нарубите наразу. А на обратном пути подхватишь их.

Муж с сыном с радостью согласились помочь с уничтожением брака, но уже после первого тортика сын, с трудом встав из-за стола и поглаживая живот, ушёл к себе в комнату. Муж усилием воли заставил себя съесть ещё два куска, но после этого его организм категорически отказался принимать пищу. Весь оставшийся вечер он чувствовал себя нехорошо и потом ещё долго не мог смотреть на «Птичье молоко».

В следах Иван Степанович считал себя большим специалистом, и не было, казалось, в деревне человека, чей след он не отличал бы от другого. Прохаживаясь по тесной от сугробов улице, он втайне радовался недавно выпавшему снегу, на котором следы отпечатались чётко, и можно было, как индейскому следопыту, читать дневную деревенскую жизнь. Возле магазина виднелся гладкий и неглубокий следок от валенок бабки Фимы – ходила, скорбная, за хлебом.

Я всё время думал – чего же мне в жизни не хватает? Вроде бы всё есть. Делаю что хочу. А всё равно что-то свербит. И вот приезжаю как-то в конце августа к себе в деревню. Захожу на участок, гляжу – царица небесная! – под рябиной подберёзовик. Огромный, высотой чуть не с полулитровую бутылку. Такими большими грибы кажутся только в детстве. А этот не кажется, он такой и есть. Ни одной червоточинки. Как в старых советских фильмах-сказках.

Горел ром и вправду заманчиво, синим ровным пламенем. Однако это подружке быстро наскучило, и она предложила-таки попробовать ещё и ликёры. На удивление, те оказались довольно приятными: со вкусом вишни, малины, чёрной смородины.
Опустошив бутылочки, мы озадаченно уставились на них.
– А тебе от отца не влетит? – спросила я. – Он ведь ликёр для гостей держал, похвастаться хотел.

Всё в этой жизни повторяется и упорно возвращается. Когда я начинал преподавать в середине восьмидесятых, «все негры в гости были к нам». Потом Африка за геополитической ненадобностью куда-то исчезла. И вот товарищ Лавров намедни туда съездил. Путин собрал африканских лидеров в Москве. И процесс пошёл. Смотрю, и в метро негров становится всё больше и больше, слегка, так сказать, почернел пассажиропоток.

У творческих людей характер не мёд. И к старости не сглаживается, а, напротив, топорщится и лезет колючками. Забывчивость, раздражительность, капризность, болтливость, подозрительность к близким людям, детская доверчивость к чужим. Мия рано покинула сцену. Приходилось реализовывать невостребованный талант на тех, кто подвернётся под руку. Родня отбрыкалась, брызнула кто куда.

Пошли мы однажды вечером с подругой поесть в круглосуточное кафе под открытым небом. Время позднее, публика – компания из четырёх наших мужиков и галдящие немецкие туристы, человек двенадцать. Сели мы с подругой в сторонке, хоть и темно было. Мы уже с месяц жили на берегу в палатке, а солнце бешеное, так что стали смуглыми, как головешки. Не женственные, короче. Видим в темноте не очень хорошо, но слышим...

Внучка радостно побежала в соседнюю комнату и тут же вернулась с моим пиджаком, который я забыл повесить в гардероб. На этом я мог бы закончить этот смешной рассказик, если бы не случилось неожиданное продолжение. Рассказал эту историю одной знакомой бабушке. Дошёл уже до конца, про пиджак, который следовало вовремя убрать, – ни тени улыбки.