Она снова села за руль, вернула машину на место и повторила попытку, но, выехав наполовину, застряла и, похоже, совсем запаниковала: стала резко газовать, пытаясь сдать то назад, то вперёд, но лишь завязла в снегу ещё глубже. Вышла из машины, растерянно обошла её, осматривая колдобины и пиная их сапожками. Это вызвало у парней новый взрыв смеха. Женщина села в машину, заглушила двигатель, ударила обеими руками по рулю, опустила на него голову и замерла. То ли заплакала, то ли пыталась успокоиться.

Часом ранее Колька с каким-то мужиком заявились пьяные и, шатаясь и переругиваясь, пошли в квартиру «догоняться». Произошла драка. Уступая в весе противнику, тщедушный Колька схватил топор и саданул им обидчика по голове. Эту картину и застал батя, когда вошёл к соседу. Очень, надо сказать, вовремя вошёл. Отобрал топор, от греха запер входную дверь Колькиной квартиры на навесной замок...

Стук был хотя и слабенький, прерывающийся, но явственный. И какой-то очень жалкий. В баню я не заглядывала со вчерашнего дня; с утра ездили за стройматериалами, потом за продуктами, затем ещё куда-то. Вернувшись, поужинали и сразу разошлись спать. А тут этот стук. В голове пронеслись самые ужасные мысли. Строители-шабашники похитили ребёнка, закрыли в бане, пока нас не было.

В начале 1974 года на заседании бюро райкома КПСС по вопросу обеспечения населения мясом были заслушаны руководители всех предприятий и учреждений района Хабаровского края, где я работал. У некоторых дела шли вполне прилично, у других ни шатко ни валко. А хуже всех на общем фоне выглядело Бирское сельпо. Его председателю Автоному Ивановичу С., мужчине средних лет, высокому, худощавому, уже лысевшему блондину...

На предыдущей работе не требовали знания всех тонкостей устройства табельного оружия, экзаменов не устраивали. Так, выборочный опрос – проверить, понимают ли сотрудники, что такое меры предосторожности при обращении с пистолетом, и всё. На новом месте Ольгу Валерьевну поставили перед фактом: она должна показать, что владеет табельным оружием.

Начальником нашей «точки» был прапорщик Иванов – ну полный гуманитарий, как принято сейчас выражаться. Постоянно совал нос во все дела, ничего в них не смысля. Надоел всем до колик! И вот дембель скоро, день такой хороший, солнечный, а тут этот прапор опять умничает. Ну и высказал я ему в глаза всё наболевшее: мол, ничего он не понимает в технике, только ребятам работать мешает. Интеллигентно, правда, но всё равно обидно, тем более субординацию нарушил.

Выше я написала, что честность Зинаида Максимовна лишь изображала. Потому что все знали, как щедро она делится с собой – не какими-нибудь отходами, а полноценными продуктами со склада. А ещё партийная! Мы все шушукались об этом в кулуарах. Однажды меня угораздило поделиться этим дома с мужем. Отчитала меня как-то раз начальница весьма неделикатно, не помню уж за что, скорее всего за дело, но всё равно обидно!

Талантам быстро нашлось применение. Сначала повезло с работой: крупной транспортной фирме пришёлся ко двору хороший настройщик автоэлектроники. Чуть позже молодой провинциал приглянулся серьёзной столичной даме, работавшей в этой фирме на руководящей должности. И как-то незаметно Анатолий из общежития перебрался к Марине Владимировне, вернее уже просто Марине.

Могудин по-русски говорил плохонько, но сверкал очами эффектно. И наши дамы потихоньку, одна за другой, вливались в его каспийский гарем. Может, правда нравился, а скорее всего, жизнь заставляла. Лихое время было, выгонит – куда денешься? Детей-то надо кормить. Вот и меня, разведённую училку в декрете, в магазин Могудина загнала лютая нужда: за квартиру плати, за ясли плати, на пособие далеко не уедешь.

Мы решили сойти с дорожки, чтобы разминуться с бессистемно двигавшимся велосипедом. Как раз в этом месте с обеих сторон находится болотце, и нам пришлось остановиться на узкой полоске земли между топью и асфальтом. Велосипедист поравнялся с нами и остановился. Это был мужчина лет сорока, в джинсах и свитере, его вытянутое лицо ещё больше удлиняла бородка клином, а тонкий нос украшали очки.

Откуда он родом, сколько ему лет, почему жизнь сложилась таким образом, мы не спрашивали. А зачем? Через некоторое время Саша – так он назвался – встал на ноги. На свежем воздухе, на козьем молоке да домашней похлёбке, приготовленной на костре, любой поправится. По мере сил начал помогать по хозяйству. В дом не заходил, а если что-нибудь было нужно, звал во двор. Спал он в сарае на тюке сена – летние ночи в степи тёплые.

И я ходила, бродила, размышляла. Мне всегда было очень хорошо наедине с собой. Пока в одну из ночей, заметив какое-то подозрительное шевеление, не заглянула в цех. А там явно было что-то не в порядке – я не сразу поняла, что именно. Потом только заметила, что возле огромных ванн, в которых размораживались брикеты, валялась рыбья тушка. И мне стало страшно! Впервые за всё время, проведённое в одиночестве на территории заводика, я испугалась.