...А потом выяснилось, что Коля едет из мест заключения. Ему давали пожизненное «всего лишь» за убийство трёх человек. Потом изменили на 19 лет. А затем за хорошее поведение и вовсе отпустили через 14. Было ли нам жутко? Да как-то не особенно. Он безобидно пытался поговорить, всучить мне краснобокое яблоко, а потом и вовсе уснул. Ночью меня разбудил странный звук, как будто в спящем вагоне разыгрывался какой-то жуткий мини-спектакль. Кто-то сначала тоненько, затем пониже говорил, смеялся, плакал, и всё это нечеловеческим голосом.

Эта квартира запиралась на целых четыре замка и вдобавок ставилась на сигнализацию! Требовалось очень быстро отпереть их и, зайдя внутрь, отключить сигнализацию. Но у меня опыта открывания не было, раньше мы ходили туда только с мужем, который прожил там почти всю жизнь. Короче говоря, я не уложилась в нужное время, приехал наряд охраны. Они созвонились с хозяйкой жилья, выяснили, что незаконного проникновения нет, и, выписав штраф, спокойно уехали.

Соседки тайком поговаривали о незавидной доле сироты-невестки: родители у Наташи умерли, старший брат погиб на фронте – заступиться некому, убежать с детьми некуда. Многие жалели Наташу, но в чужую семью никто с советами не лез. Бабушка забирала к себе внучек, пока сын с невесткой были на работе. Мой папа после тяжёлого ранения часто болел, мама целыми днями работала, а я, будучи ребёнком, путешествовала по нашей улице, каждый день открывая что-нибудь новое.

У него родился ребёнок. Всё вышло очень быстро: поздно вечером он на машине отвёз жену со схватками в роддом, вернулся домой, а пару часов спустя она уже прислала ему на телефон фото малыша. Счастливый отец нашёл в холодильнике шампанское, выпил пару бокалов, и тут ему пришла в голову идея оригинально поздравить молодую мамочку: купить в ночном магазине шикарный букет, отвезти его в роддом и договориться с кем-нибудь из медперсонала, чтобы цветы поставили к ней в палату. Утром жена проснётся, а у кровати дивно пахнущие розы. Романтично, душевно и трогательно.

Мы договорились начать ремонт в июне, но они пришли в ноябре. Кухню ремонтировали три недели, и мы устали от неудобства, пыли и мусора. Потом мы заболели, а когда выздоровели, ребята уже взяли другой заказ. Возобновился ремонт только через год. Не хотелось снова жить в пыли, и, отдав строителям ключи, мы уехали на время к детям. Рассчитывали, что нашу двушку приведут в порядок за месяц, но ремонт продлился три. И вот мы вернулись. Новые обои, ламинат. Мебель на своих местах. И везде пыль. Вымыли полы, окна, посуду, спать легли поздно.

Дело шло к драке – четверо вышли против одного. Я подняла шум, но мой друг уже собрался отважно сражаться за меня. Тут из дома выбежала Татьяна и пригрозила брату рассказать всё отцу, если они не прекратят творить безобразие. Она знала, что я влюблена в Юрия, и одобряла наши отношения. Гришка побаивался отца, и нас оставили в покое. Больше Юре никто не грозил. Мы окончили школу, поступили в вуз, потом поженились. После учёбы работали в различных организациях родного Краснодарского края, затем подались на Север.

Посадили за стол, угостили. Толик молодец, спиртное принципиально не пил – пришлось тестю одному отдуваться. Зато поесть Толик любил за троих – закуски тестю не хватило, и он по пьянке пообещал после загса купить зятю «Москвич». Это рассеяло у жениха остатки сомнений. Вскоре справили свадьбу. Правда, «Москвич» Толик так и не увидел. Протрезвев, тесть наконец понял, что пословица «как человек ест, так он и работает» верна не всегда. В случае с Толиком всё было ровно наоборот: такого обжору и одновременно лодыря тесть никогда прежде не встречал.

Он действительно гонит, а водит не очень хорошо, и ему самому страшно. Поэтому он всё время читает мусульманскую молитву. А потом устаёт, его начинает клонить в сон, и тогда он включает тюремный чеченский шансон на русском языке, чтобы проснуться. Я и не знал раньше, что существует такой музыкальный жанр. Должен сказать, это звучит странно: очень бодро и очень жалостливо одновременно. Заезжаем за братом. Он оказывается мрачнейшим мужиком за сорок. С живым бараном.

Напрасно оставшаяся перчатка умоляла прохожих помочь: скрипела и попискивала кожей. Изо всех сил раскачивалась и трепетала на ветке – её никто не слышал. А оставшаяся без пары сестрица лежала, никем не видимая, оранжевая, на оранжевой листве. Дворник сгрёб её граблями и ссыпал в тлеющий костерок. Слава богу, несчастная всё это время пребывала в глубоком обмороке… Оставшаяся перчатка сиротливо висела как раз напротив модного магазина. В витрине стоял дамский манекен в белом пальто и ярком оранжевом кашне.

Поначалу это было смешно. Я зарабатывала прилично, нам вполне хватало на двоих, но иногда всё-таки хотелось почувствовать, что я не мужик, что могу себе позволить расслабиться и мир от этого не рухнет. Иногда попиливала Макса насчёт работы. И вот он устроился репетитором по венгерскому языку в какой-то богатый дом на Рублёвке. Очень нервничал перед первым занятием, серьёзно готовился, комплексовал, что в его обычном виде там появляться неприлично.

Я скучала по ней, когда учёба наконец закончилась и мне пришлось уезжать в свой город. Но уже через два месяца подруга напомнила о себе – пригласила на новоселье. Её отцу от завода, где он много лет трудился главным технологом, выделили жильё, и они с женой справедливо рассудили, что любимой дочке уже пора жить отдельно. Квартиру отдали Нафиске. Сами же так и остались в пригороде. Квартира на 12-м этаже ташкентской новостройки мне очень понравилась – большая, светлая, уютная.

Народ в автобусе был всё свой, и говорили друг с другом громко и разом. Серёга Петров то и дело глядел на небо, волнуясь, что дождь не дойдёт до его деревни Сехново, где за три недели на огороды не выпало ни капли. А его успокаивали: дойдёт. Учительница Наталья Фёдоровна жаловалась на детей в школе, ещё две женщины-соседки обсуждали купленных недавно поросят. У одной поросёнок, как положено, был белый и хорошо набирал вес, а другой достался чёрный, но очень смышлёный. Сначала они разговаривали спокойно, но разволновались и заспорили, выясняя, что в поросятах важнее – привес или ум.