Купили билеты, подошли к дверям, смотритель впустил нас, внутри красота, глаз радуется. Ну, это когда прямо смотришь, а вот если вверх… Я подняла глаза, а там – мама дорогая, это же сколько подниматься-то надо? Но билеты оплачены, а у нас же как? Обед купил, наелся, не лезет уже, но нет, доедай, зря платил, что ли. Вот и тут так же. Мелкие ускакали, сын-студент, 186 сантиметров роста, тоже ушёл вперёд, сестра с ними – она моложе меня на дюжину лет. Ну и я, старушка, пошла не торопясь. По пути ещё останавливаюсь и фотографирую лестницу, резные окошки, перила. Иду, наслаждаюсь, но вдруг лестница стала круче, не до фоток уже.

Начала с чистого листа. Сняла квартиру, привыкаю к городу, дала себе время прийти в себя. И знаете, не сойти с ума в городе, где ты пока не знаешь никого, где у тебя нет работы, где ты несколько потерян, – мне помогают танцы. Я списалась с одной чудесной девочкой, взяла у неё пару уроков, зарегистрировалась на конкурс в номинации «шоу» и выступила сегодня в Тюмени уже как местная. Да, я не заняла первого места, только второе, но отзывов о великолепии и нестандартности моего танца было множество.

Однако, как мне кажется, нос я не задирала. Мужчины мне нравились обычно постарше, с жизненным опытом. Но то ли я изначально была готова слишком восторженно к ним отнестись, то ли вообще не разбиралась в людях – отношения из раза в раз развивались по одному сценарию. Когда уже возникала привязанность, а то и любовь, выяснялось, что вроде бы интересный мужчина находится в профессиональном или творческом тупике, целыми днями валяется на диване с сознанием своей великой миссии и ревнует меня к моему скромному успеху.

Итальянца заинтересовал плов. Самое интересное, что буфетчица, похоже, отлично понимала, чего он хочет. Мужчина что-то спрашивал на итальянском, а продавщица уверенно отвечала на русском. Однако, судя по тому, что они договорились и иностранец уселся есть, буфетчица не посрамила честь родной страны. Я уже было собралась приступить к трапезе, как из-под кофемашины, шевеля усами, выполз таракан и сразу направился в сторону иностранца. Одно время у меня дома водились тараканы, и в принципе они меня не смущают, но что подумает заморский гость?

Петя не реагировал, жить ему это не мешало. Света периодически капала мужу на мозги, но безрезультатно. Когда она говорила, что надо поменять лампочку, в Петиных глазах мелькал испуг, а потом он полдня собирался с силами, чтобы приступить к этой архисложной процедуре. Вызывать по любому поводу мастера накладно, а семья жила очень скромно, это был их сознательный выбор – заниматься любимым делом, даже если толком не платят.

Старшее поколение такими примитивными лозунгами купить было нельзя, большинство не поддавалось на громкие слова. Люди помнили, как дружно и хорошо жило многонациональное общество, как на пользу всем шло взаимопроникновение культур, как уважительно относились в стране ко всем национальностям. И помнили о том, как в 1966 году Ташкент оказался в руинах из-за страшного землетрясения, как съехались добровольцы из всего СССР, чтобы построить новый прекрасный город.

Он купил её ещё в советское время, с рук, после женитьбы, когда начал подрастать сын. И как-то получилось, что машина стала центром их жизни. По выходным они с сыном мыли её во дворе, оттирали ржавчину, подкрашивали, копались в моторе. На ней ездили на дачу, а летом отправлялись семьёй в Крым, словно переезжали из своего холодного и дождливого северного утра в горячий и солнечный полдень юга. А сколько радости доставляли сама дорога, ночёвки в палатке, дикий пляж под Евпаторией, полыхающие над морем рассветы и закаты.

И что бы ни являлось причиной в каждом конкретном случае, отвечал всегда командир. Ответственность на офицерах лежит огромная, и если что-нибудь случается, они переживают за солдат практически как родители, причём горе усугубляется ещё и чувством вины, даже если формально её нет. Всё равно остаётся боль – а вдруг это я недосмотрел. Окончив военное училище, командирскую должность получил и я. Тот случай произошёл в Приморском крае, в городе Уссурийске. Мои солдаты давно просили в выходной день свозить их в лес за кедровыми орехами. Я обещал.

Жену я тоже понимал: у нас росло двое сыновей, мы выезжали на дачу, надеялись на расширение жилплощади. А что ждало нас в Москве – съёмная квартира, проблемы с детьми? Я поспешил её успокоить. Мол, не о чем волноваться – гарантия сто процентов, что не поступлю. Даже привёл пример, как, провалив экзамен, ни с чем вернулся домой наш общий знакомый. С тех пор как я сдавал в университете госэкзамен по иностранному языку, прошло больше десяти лет.

Автобус уже должен был уезжать. Очевидно, что азиату сесть в него не дали бы. Ну и я не придумал ничего лучше, как забрать из салона свою сумку. Автобус уехал, а мы остались. Завязалась потасовка. Я защищал парня, не уходил, как мне советовали скинхеды. Их было трое. В своё время я занимался самбо, рукопашным боем. Карате тогда было под запретом, но я работал в МВД, хотя и неаттестованным сотрудником, то есть погон не носил, – в общем, имел возможность набраться определённых навыков.

Сын быстро рос и, как говорят, подавал надежды. Софико на всю жизнь сохранила пристрастие ко всему грузинскому, эту же любовь она старалась передать сыну. Шали, правда, в Грузии ни разу не был, попасть туда вовсе не стремился, считал себя космополитом и маме подчинялся плохо. Окончив факультет журналистики и счастливо женившись, он давно жил отдельной жизнью. Шали никак не мог отучить мать от сельской манеры каждое утро повязывать голову чистым платком. Вот аул! Примиряло его с этим только то, что в русских деревнях бабы тоже носили платки.

В хостелах и правда поселилось много русских ребят, в основном сотрудников компьютерных компаний, которые с началом войны сбежали за границу. Сейчас они делают вид на жительство в Турции или ждут рабочего приглашения из Европы. Радуются, что вовремя «успели свалить», но тревожатся из-за неопределённости своего будущего. Разговоры у них, как у белоэмигрантов: «Ах, господа, что теперь будет с Россией?» «Какая разница, она в руках варваров! Её будущее во мгле!» Поддерживать эти разговоры я не стал: у меня рейс на Белград.