Зимой, учась на третьем курсе физико-математического факультета, я заболела во время сессии. Из носа текли ручьи, и никакими средствами – ни медицинскими, ни народными – их невозможно было остановить. Глаза слезились, покраснели до безобразия, нос распух. И периодически на меня нападал чих. О, это был суперчих! Ну, знаете, наверное, – когда по двадцать раз подряд. И это ничем не остановить.

Мои соседи – супружеская пара. Оба возрастом где-то под полтинник. Прославились они в нашем подъезде своей пьяной философией: с утра пораньше открывают кухонное окно на первом этаже, выпивают по паре рюмок, и пошло-поехало.

Это было лет 15 назад. Слесаря-сборщика Глеба из нашего монтажного управления перебросили на ночные смены. Чтобы дать возможность супругу нормально высыпаться днём, его жена Лена на время уехала с малышом к родственникам. С одной стороны, так было спокойнее, но с другой – теперь Глебу приходилось готовить самому. Ну как готовить? Быстро покидав в рюкзак наспех слепленные бутерброды, он спешил на служебный автобус.

В 2011 году мне делали операцию по замене хрусталика глаза. В назначенный день я приехала в больницу, после осмотра и некоторых обязательных формальностей поднялась на второй этаж в офтальмологическое отделение. Навстречу мне сразу попалась бабушка с живописным синяком под глазом и зелёной бровью над ним. Я мысленно возмутилась: «Такая старенькая… Поднялась же у кого-то рука!»

Как-то в нашем университете был объявлен творческий конкурс. Все знали, что я пишу стихи и прозу, поэтому основное творческие задание – спектакль – решили доверить именно мне. Я решила поставить ни больше ни меньше как «Евгения Онегина», слегка дополнив своими стихами. Их я превратила в реплики Пушкина. Александра Сергеевича я тоже ввела в пьесу и сделала героем, который наблюдает со сцены за хитросплетениями отношений Татьяны и Онегина и время от времени вставляет авторские ремарки.

Страшно сказать, это было почти сорок лет назад. Тогда мы с женой жили в большой коммунальной квартире в центре Москвы, в дореволюционном доме с красивым двором. Несколько очень разных семей, запутанный клубок отношений. И всё равно самой яркой звездой этого цирка была маленькая старушка Артемида Артуровна.

Всю жизнь Дедавлад проработал в различных шарашках и «номерных» ящиках. Прошёл войну. Сколько-то лет отсидел в лагерях. Сколько, где, когда и за что – не знаю, про это дед никогда не говорил ни слова. Знаю одно: многое из того, что сейчас очень быстро летает и очень метко стреляет, оберегая рубежи нашей необъятной Родины, – плод многолетних трудов моего дедушки.

И вдруг подружки слышат откуда-то сверху тихий смех. Поднимают головы и видят, как у парапета, на верхних террасах парка, стоят три разодетые девицы и мерзко хихикают. Ботаник их не замечает, потому что они скрыты кустами. Барышни явно получают удовольствие от страданий ботаника, но мало того – они всё снимают на камеру! Видимо, парень пришёл на свидание к одной из них. Сидящих на лавочке Асю и Лену девицы не видят, а у тех, наоборот, обзор идеальный.

Недавно заливали соседи фундамент, у них бригада китайцев работала. Ну, китайцы – известные муравьи-трудяги: целыми днями копошатся, нет такого, чтобы сели и отдыхали. Если перекусить-попить, то только по очереди. И результат виден: через неделю уже стоял цоколь, как будто всегда тут и был.

У нас в университете была маленькая столовая, в которой хозяйничала очень колоритная буфетчица тётя Рая. Поговаривают, она там работала с начала основания кафедры естествознания. На факультете тётя Рая была непререкаемым авторитетом. Низенькая, квадратная, с ярко-рыжей головой и несвежим колпаком на высоко забранной прическе, – перед ней трепетал сам декан.

Как-то зашёл разговор у нас в компании – кто какие цветы любит. Ну и я высказалась: мол, люблю сирень, когда она стоит в ведре (ну люблю я сирень, чтобы не пару веточек, а очень много). Сказала и забыла. И вот однажды пришёл мой супруг домой очень поздно, к тому же очень хорошо выпивши. Я к таким его загулам отношусь спокойно: он у меня пьёт мало и редко, и в пьянке не буйный – имеет право с друзьями «без баб» посидеть, за жизнь поговорить. Я уже спала, на шорох в коридоре внимания не обратила.

На западном флоте старшему командному составу разрешено брать с собой в рейс жён. Правда, происходит это крайне редко – не каждая женщина может позволить себе уйти от домашних забот на несколько месяцев, да и болтаться в море без дела просто скучно, несмотря на то, что у мужа на корабле есть, как правило, отдельная каюта с собственным санузлом. Я знаю всего два таких случая, и оба не обошлись без конфуза.