По приезде братьев я среди сверстников ненадолго становился очень важной персоной. Тому были две причины. Во-первых, в те годы в нашей мальчишеской среде очень ценилась военная атрибутика. Мы постоянно менялись сверхценными вещами, даже простые солдатские знаки отличия котировались высоко, что уж говорить об офицерских. Эмблемы родов войск, кокарды, звёзды на погоны – этого добра у меня было много. Помню, за фляжку в зелёном чехле мне предлагали целое состояние. Вторая причина – чисто гастрономическая.

А я вообще ничего не понимаю. С этим человеком я лишь совсем недавно познакомилась и очень удивилась, увидев его там, тем более услышав такие приветственные слова. И вот мы начали выяснять, как и почему он меня тут ждал. Парень уверял, что передал мне записку о месте и времени встречи через общего знакомого. Но ведь я никакой записки не получала! Удивительно, как всё совпало – и день недели, и точное время, и место. Когда мы разбирались, он настаивал, что ждал меня в семь часов вечера. Я посмотрела на часы: ровно семь!

В колхозную эпоху желание построить себе индивидуальную баньку не всегда можно было осуществить. Так на смену дедам в эту баньку пришли внуки. Голые тела, крещённые общими вениками, почти сроднились за долгие годы, узнавались в полумраке по особым приметам. Уже никто не представлял себе жизнь без этих чёрных лавок и земляного пола. В банный день с утра пацаны расчищали дорожку от снега, таскали воду и дрова. Дед Давыд с самокруткой в зубах следил за процессом, сидя на лавочке и вытряхивая из сизой бороды крошки махорки.

В некогда родном отделе полиции я вообще-то занимаюсь юридической практикой крайне редко. Кадровая текучка такова, что новых следователей в лицо не знаю, как и они меня. К счастью, кое-кто из аксакалов ещё трудится, они и рассказали мне потом, в чём дело. Как выяснилось, едва молодёжь увидела меня в коридоре, как тут же прозвучал клич – мол, начальник следственного управления пожаловала. Забегали. Кто-то кинулся шаманить с заволокиченными делами, кто-то просто решил изобразить бурную деятельность.

Весёлые танцы молодёжи сменялись обильным застольем: домашний холодец, колбасы, пироги под самогон и заморские напитки. Многочисленная родня жениха оказалась очень голосистой – народные песни были слышны в самых дальних уголках села. Затем горластая компания отправилась в дом невесты на другой конец улицы. После все, кто ещё мог идти, вернулись обратно. Стемнело. Провожая молодожёнов на ночлег, ушлые тётки спели несколько похабных частушек, совершили обряд снятия фаты. Молодые ушли. А гости?

Мы все, мягко говоря, охренели. Дана даже поинтересовалась:
– Ты бессмертная?
Но Алиса спокойно продолжала:
– Так вот, и в ящике комода нет никакой недоеденной булочки, – спокойно посмотрела дочь в дёргающийся глаз своей матери и повторила: – В ящике комода нет никакой недоеденной булочки. Это пирожок.

...Тут Степан Егорович вдруг прикрывает рот ладошкой и озирается.
А, нет, всё в порядке, Валентина Ивановна не слышит чертыханий и не станет его срамить на весь свет, сквернословца такого. Крепкое словцо Валентина Ивановна не уважает.
– Так всё в порядке? – на всякий случай переспрашивает Егорыч, снова надевая шапку.
– В полнейшем, – уверяю я. – Валентине Ивановне привет.
– Ах ты ж, башка дырявая! – вскрикивает Егорыч, лезет в рюкзаке и одаривает нас шоколадками.

Усмехнулся и махнул рукой. По пути домой размышлял о том, что санкции ввели только вчера, что ножницам этим не менее тридцати лет, а их уже приравняли к полупроводникам, сделанным в Японии или на Тайване. Вспомнил ещё и о таксистах, десятикратно завысивших цены после теракта в метро, и о рынках в блокадном Ленинграде, где золотое обручальное кольцо уравнивали с краюшкой чёрствого хлеба. А что, собственно, изменилось в подобных правилах игры? Получается так, что ничего не изменилось?

Случилось страшное. Здоровенный кобель русской борзой, учуяв пробегавшую бездомную cучку, рванул за ней во всю молодецкую прыть. А за ним побежала, нет, полетела, словно ангел, его хозяйка, крепко державшая поводок. Следом понёсся я, пытаясь ухватить девушку за развевавшиеся полы плаща. Пробежав двести метров от Второй Брестской улицы до Тишинки, я всё же поймал Дюймовочку возле монумента русско-грузинской дружбе работы Зураба Церетели.

Дмитрий приехал в посёлок около полугода назад, познакомился с Вероникой и поначалу даже не знал, что она дочь такого уважаемого и авторитетного человека. Игорь Олегович был известен в районе как владелец пары магазинов, автосервиса и мебельного цеха. В тот день девушка оступилась на улице, вывихнула ногу, а шедший мимо молодой человек не просто предложил помощь, но быстро вправил сустав и сопроводил пострадавшую домой. Тогда-то и начался роман.

И мне отрезали кусочек свежайшей говядины. С тех пор прошло много лет. Каждый раз при покупке братья учат меня правильному дагестанскому акценту, чтобы наши шутки во время обслуживания были максимально достоверными. Сегодня прохожу мимо мясного магазинчика в торговом центре. У его дверей стоит один из братьев, второй за прилавком внутри, а третий человек, явно новенький, но, несомненно, тоже из Дагестана, тащит по широкому коридору тушу с синими печатями.

От Чемала до тайги 30 километров. В шесть утра к дому подходила машина, муж уезжал на ней на работу, а поздно вечером всю бригаду привозили обратно. Там же, в тайге, построили шесть одноэтажных домиков на двух хозяев, с общим крыльцом. Вот Владимир и предложил: давай уедем туда, поживём с годик. Детей у нас ещё не было. И мы от мамы переехали в тайгу. Да, все удобства на улице, но мы молодые, не обращали на это внимания. Муж устроился поблизости на пилораму. Ни один из шести домиков не пустовал, даже были семьи с маленькими детьми.