Я знаю много матерей, и каждая из них желает видеть внуков! Тем более внуков от сына! Ни одна мать не хочет, чтобы её сын ушёл в монастырь и стал иноком. Но в моём случае всё иначе. И меня, и моего старшего брата она захотела отдать в монастырь. Такая у неё страсть и любовь к Богу. Это она посеяла во мне веру и духовность. Мама просыпается с Библией и засыпает с Библией. Я тоже молюсь очень много.

Я всегда ощущал себя русским, к тому же в 2009 году отношения двух стран ещё не были такими острыми. Для меня Россия – естественный выбор. И самый комфортный. Меня ведь звали в разные страны, поступали предложения в том числе из Америки, предлагали переехать и играть за США. Я поговорил с родителями, и мы сошлись во мнении – отказались ехать в Штаты. Так что переезд в Москву для всей моей семьи являлся абсолютно закономерным.

В отличие от моего персонажа Кости, родители никогда не вмешивались в мою жизнь. У меня за спиной два творческих вуза, а это означает – учёба с раннего утра до позднего вечера. Параллельно появился театр, начались спектакли. Конечно, при такой жизни не избежать недопонимания. Это естественно, потому что актёрская профессия меняет твою судьбу. Я как бы выключался из семейной жизни и вместо поездки на дачу с родителями отправлялся на репетицию.

Что предначертано, то не изменить. Изначально у меня сформировался жизнерадостный образ «Юли-красотули». Он до сих пор приносит мне успех, потому что чрезвычайно органично слился со мной. Да, у меня есть мечта перейти к более драматическим ролям. Но я понимаю, что не смогу войти в серьёзный женский образ так же хорошо, как в роль «красотули». И зритель может мне не поверить, если я стану произносить драматические монологи.

Говорят, что пример отца очень важен для сына. Но папа никогда не учил меня: «Делай вот так, не делай вот так». Сурово не наказывал, разве что мама или бабушка иногда ставили в угол. Правда, случилась одна история, ещё до школы. Я был совсем маленьким, сидел за столом, ел манную кашу, точнее, хлопал по ней ложкой. «Ты будешь есть или нет?» – спросил папа. «Буду», – ответил я и продолжил хлопать по каше.

Самой трудной стала даже не роль, а несколько эпизодов, в которых режиссёр просил меня ограничивать подвижность мимики. Это даже физически трудно. У меня очень подвижная мимика, вдобавок во время работы я удерживаю в голове текст роли и постоянно думаю о своём образе – всё это отражается на лице. И вдруг режиссёр просит, чтобы у меня «брови не гуляли». Он по-своему прав, ведь на крупном плане из-за этого могут потеряться драматизм и суть момента. Так что сложно для меня – сдерживать себя.

Я родом из Кургана, поэтому в юности возникло желание поступить в какой-нибудь серьёзный вуз соседнего Екатеринбурга. Да и почему бы не поступить в институт МВД? Это гарантированные работа и зарплата. К тому же мой дядя по маминой линии работал в милиции. Дядя по папиной линии – тоже. Так и решили. После окончания я должен был вернуться в Курган, работать в следственном отделе, но руководство вуза предложило остаться в Екатеринбурге.

Если человек садится в жюри, он соглашается с тем, что становится объектом шуток. Любая публичность в принципе подразумевает такую открытость. Юмор порой действительно бывает язвительным, но ведь хорошая шутка обидной быть не может! Впрочем, история помнит моменты, когда члены жюри обижались на остроты в свой адрес и даже снижали баллы. Но, как правило, их впоследствии уже не приглашали в жюри.

У меня физически нет времени читать, что обо мне пишут, и уж тем более отвечать. Лучше приготовлю какую-нибудь вкусную изысканную еду. Мне нравится не только готовить, но и красиво подавать, угощать любимых людей. Да и вообще, есть чему посвятить время. Мой ребёнок сейчас получает второе высшее образование, и, если она задаёт вопросы, я должна суметь ответить. Когда дочь училась в театральном, то было проще. Но теперь она в Академии художеств, и отвечать стало сложнее, для этого мне надо больше читать.

В районной музыкальной школе меня определили в скрипичный класс, куда берут только детей с абсолютным слухом. Но учителя сказали, что с такими выдающимися способностями мне там нечего делать – надо иди в ЦМШ, лучшую школу в стране. Я пришла туда в семь лет, хотя всех принимали с шести. Поэтому понадобилось брать дополнительные уроки.

Я не до конца соглашался с тем, как преподавали историю во времена моей юности. Да и позднее, когда запретов не стало и все начали говорить одну только правду, – нас опять занесло в неправду. В другую сторону, но в неправду.
Какой же позиции придерживаюсь я? Стараюсь с высоты сегодняшнего дня не судить людей, которые жили двести, пятьсот, тысячу лет назад. Я стараюсь их понимать. И потом, я всё-таки не историк, а сценарист, режиссёр и директор музея.

Со своими детьми я очень часто и очень искренне разговариваю, они и так меня знают. Но я уверена, что любым подросткам мой спектакль полезен. Что касается автобиографичности… Изначально героиню пьесы звали иначе, но материал почему-то не шёл. А когда мы назвали её моим именем, перед нами открылись все дороги. Ведь людям интересна не выдуманная, а настоящая история. Так что спектакль автобиографичен лишь отчасти.