В селе ждала безысходность. Все разъехались, в клуб ходить стало некому, а для Светы уже и не по возрасту. От депрессии девушку излечил переезд в Москву. Она устроилась на работу в магазин, хотя по образованию была педагогом. Переехала вместе с подругой, такой же набожной. От кого-то они услышали, что на мощах святой Матроны можно вымолить всё что угодно. Отзывчива она на просьбы. Сходили, помолились согласно заведённому ритуалу, принесли Матроне цветы и оттуда взяли по цветку.

Будучи среднего роста, Анастасия казалась монументальной, это подчёркивалось величавой гордой походкой, в которой выражались упрямая воля и твёрдый характер. В глубоком кармане широкой юбки у неё непременно лежала коробочка с нюхательным табаком. С удовольствием заядлого никотинщика она засыпала табак в ноздри и оглушительно, с наслаждением, чихала. Грозный вид бабули не позволял нам близко общаться, мы все её боялись.

По южной стене вился виноград, сад делила на две части мощёная дорожка, вдоль которой росли цветы. В центре лёгкая деревянная арка, по ней взбирались вверх вьющиеся розы: с одной стороны розовые, с другой – красные. Росли яблони, груши, сливы, вишни – все разных сортов и с разными сроками созревания. Перед домом – клумбы с разнообразными цветами, которые цвели всё лето. Два куста махровой белой сирени росли у нас под окнами.

– Муж у меня умер рано, тридцати лет. Работал на «КамАЗе», полез чинить грузовик, что-то там не сработало, он его и задавил. Я осталась с двумя ребятами на руках, молодая ещё – двадцать восемь только, а что поделаешь. Крутилась, как могла, день и ночь. Хлебнула, да… И вот что ты думаешь – пока горе горевала, никому и не глянулась, а как перетёрла всё жизнь, вылетели из дома сыновья, начал ко мне подбиваться женишок.

Не буду описывать наши с супругой муки и переживания. Мама Максима, будучи совершенно здоровой женщиной, не выдержала стресса, заболела неизлечимой болезнью и через три года умерла. Безвременный уход сына и жены стал горем для меня и негативно сказался на жизни и взрослении Насти, лишившейся должного внимания, участия и заботы папы и бабушки. Ирина вскоре вышла замуж, родила вторую дочку, позже развелась.

Когда муж освободился – это был счастливейший день! Я очень его ждала. Своей квартиры у нас нет, жили с моей мамой, денег тоже не было, одни долги. Начали вместе лечиться от зависимости, но через полгода возникли очень серьёзные финансовые проблемы, и муж снова принялся воровать и употреблять наркотики. Я сказала ему, что либо всё это прекращается, либо я от него ухожу. Больше так не могу, и если он сядет, ждать его не буду.

Пока я добиралась с работы, милиция проводила следственные действия в квартире. Никого из понятых туда не пускали, попутно с обыском забрали зарплату из сумки убитой, дорогую видеокамеру, много чего ещё – это мы уже потом обнаружили. Я поднялась на этаж, перед дверью стояла вызванная моим мужем подруга убитой со своим супругом. Все они когда-то учились вместе, дружили со студенческих лет.

Родился Кирыч, когда Димыч был в армии. Вот это был сюрприз так сюрприз. Настя писала обыкновенные письма, без признаков беременности, и в телефонных разговорах – ни слова о грядущем пополнении. Хотя Димыч мог и пропустить эту информацию. Он часто отключался в разговорах с Настей, болтала она без умолку, слово не вставишь. Но голос у неё был приятный, создающий уютный домашний фон, мультяшный такой, как будто «Спокойной ночи, малыши!» смотришь.

Из этих семнадцати на родину вернулись двое, один – мой отец. Но до этого были бои в составе армии Будённого, польский поход, борьба с басмачами в Средней Азии. Когда началась Великая Отечественная, первыми на фронт ушли все три младших брата отца, Динмухамет, Лутфулла и Халиулла. Не вернулся ни один. У каждого осталось по вдове с тремя детьми. Призванный на второй год войны 42-летний отец оказался в Сталинграде.

Сначала школу в родной деревне окончила старшая дочь, Аполлинария. Родители несколько лет снимали ей угол в соседней деревне, где были старшие классы, навещали её в выходные, привозили продукты. Потом девушка поступила в медицинское училище и успешно окончила его незадолго до войны. Трудовой путь начала в Серебрянском фельдшерско-акушерском пункте. Затем настал черёд учиться второй дочери, Марии, а в 1941 году семилетку окончил и Конон.

Я кивнула, а про себя подумала: бабке полтинник, а ей всё неймётся – лезет командовать. Нет чтобы скромненько сидеть в уголке да вязать носки домочадцам. В ту пору возраст свекрови казался мне запредельным, хотя сейчас понимаю, насколько молодой и активной она тогда была. Носки Нина Васильевна не вязала, зато какие делала пироги! Подготовка к выпечке напоминала священнодействие: на кухне разрешалось ходить исключительно на цыпочках и разговаривать только шёпотом.

Видно, она меня не любила, отсюда и «бабка». Вот и во сне она не спасает меня, не жалеет, а укрывает волка моим красным стёганым одеяльцем на жёлтой сатиновой подкладке, гладит его по голове и спине, и я понимаю, что они сговорились. Хуже того – это бабка позвала волка, чтобы тот меня съел. Специально, когда отца и матери нет дома. А их почти никогда не было, я даже их лиц в те годы не помню.