Пашка рос без отца, а у матери уже иссякли силы как-нибудь его приструнить. Последние средства отдала, чтобы устроить в университет, думала, студенческая среда повлияет благотворно, а получилось наоборот. В критический момент Пашкин дед рассвирепел, приехал на дачу, взял внучка за шиворот и отвёз в военкомат. Отвёз-то отвёз, но при этом тоже пожалел, использовал личные связи и устроил на службу по контракту, танкистом. Это было за полгода до спецоперации, и за эти полгода Пашка неожиданно превратился из разгильдяя в хорошего спеца, беззаветно влюблённого в танки и всё, что с ними связано.

Папаша нигде не работал и даже не собирался, видимо, надеясь на своих многочисленных братьев. А ещё – на мужей не менее многочисленных сестёр. Клановость – мощная вещь. Магомед считал, что беспокоиться не о чем, поскольку одинокие матери, особенно многодетные, в России имеют серьёзные льготы. Но район небольшой, от людей не спрячешься, родственникам с обеих сторон позор не нужен. И вот уважаемые люди предложили ему наконец сделать выбор: либо записать детей на себя, либо, наоборот, официально от них отказаться. На регистрации брака никто особо не настаивал, поскольку никах всё-таки совершён.

Гришу даже на чистую воду не понадобилось выводить с помощью показаний доброжелательных соседей, он сам честно во всём признался и раскаялся на страницах своего дневника. Мария Львовна обнаружила рукопись на второй день после возвращения из Лазаревского – знала координаты Гришиного тайника. Он деньги на подарки ей копил между «Бесами» Достоевского и «Будденброками» Томаса Манна, туда и блокнот сунул, нет бы куда повыше заложил, на новое место, – неисправимый консерватор.

После ссылки они решили вернуться обратно в Азербайджан, но уже не в Шамкир-Анненфельд, а в Закаталы. Дедушке предложили там хорошую работу, и немцев в этом месте тоже жило немало. Дед трудился в Закатальском заповеднике, основал краеведческий музей. Потом перевёлся в Баку, получил квартиру, работал в музее Бакинского университета. Сын этих бабушки и дедушки, мой папа, тоже женился на девушке смешанных кровей: мама наполовину татарка, наполовину русская.

Войдя в комнату, куда поселили молодых, я выскочила, зажав нос. И решила спасать дочь. Благо к тому времени родители зятя достроили дом на другом конце деревни и вместе с ещё одним сыном и его женой переселились туда. Я продала свой дом в городе, гараж и машину – муж по-джентельменски всё оставил нам, спасибо ему. Почти все деньги отдала дочери. Себе за смешные деньги купила домик через дорогу от них – без документов, поскольку зять заверил, что они не нужны, так как это дом его отца.

Я совсем не общаюсь с сестрой. Прошлой осенью она явилась в мой дом, я тогда еле ходила после ковида. А она сказала мне, мол, если бы ты пила, не заболела бы. Я рассмеялась, и её понесло. И жадная-то я, и не помогаю ей. Ну, это ладно, ерунда, но она тронула моих детей. Моя старшая дочь с детства болеет, и вот сестра прошлась по её болезни, зная, сколько мне стоило сил вытянуть ребёнка. Как только услышала о племяннице, у меня сразу подскочило давление.

...Первой моей реакцией был смех. Сестра не в первый раз отправляет меня почему-то именно в Таиланд: то я на месяц туда уезжаю кататься на слонах, то там проматываю наследство, то отдыхаю после избиения свекрови. Когда отсмеялась, появились злость и желание приехать к ней и всё высказать, но потом решила проигнорировать. Моё спокойствие и безразличие взбесят сестру сильнее. А жена брата раньше часто общалась с ней, пока не переехала.

После особо усердных побоев Надюха загремела в больницу. Приходил милиционер, взял заявление, драчуна забрали. Суд состоялся быстро, соседи выступили свидетелями, и Витька отправили на год в колонию-поселение. Надюха, выписавшись, с гордостью объявляла знакомым: «Я ведь его посадила!» Знакомые поддерживали: «И молодец, давно пора». Надя посвежела, чуть поправилась, начала красить губы – из забитой замухрышки понемногу превращалась в женщину.

Мы с Аллой были нужны друг другу, поскольку общением и прогулками взаимно спасались от гнетущей тоски. Я придумывала, куда бы нам отправиться, а она с радостью принимала мои идеи, и мы весело и с пользой проводили свободное время. Вскоре с заработков вернулся её сын Павел. Алла рассказала ему о нашем знакомстве, он видел, как горели глаза матери, и, конечно, заинтересовался, тем более что мы с ним ровесники.

...Однако бывают ситуации, когда нужно отвезти мою пожилую маму куда-нибудь на машине. Тогда муж говорит, что устал, и вызывает ей такси. Вроде бы нашёл выход, просьба выполнена, но осадочек остаётся. Возникла ситуация, которая задевает меня больше всего. Поскольку теперь муж часто возит свою родню, бывает, что он забирает меня откуда-нибудь вместе с ними. Так вот, его мама всегда садится на переднее сиденье. Я говорила мужу, что хочу сидеть рядом с ним, это моё место. Сначала он отшучивался, потом начал отвечать мне резко, что это вообще-то его мама, её надо уважать и «двигать» её он не будет.

У меня внутри всё закипело. Рассказываю предысторию. Свёкры давно хотели поменять машину, муж подбирал им разные варианты – то папе не нравится, то маме. В итоге всё-таки выбрали. Денег у них не много, поэтому автомобиль купили не новый, требующий вложений, это всё понятно. Мы с мужем съездили, пригнали машину. Ну и он, разумеется, решил привести её в порядок своими силами. Запчасти заказывал и оплачивал сам, менял всё тоже сам.

Её стихи опубликованы во многих газетах и альманахах, вышло два сборника – «Живой строкой жива душа» и «Пришёл мой человек дождя». Кстати, последняя книга – с иллюстрациями её супруга. Диагноз ДЦП Андрею Щекутьеву поставили сразу после рождения. До пяти лет он жил в семье, а потом появилась младшая сестрёнка. Маме, у которой уже тогда были плохие отношения с мужем, стало тяжело одной воспитывать двоих детей, тем более за старшим требовался особый уход.