Два богатыря тяжело поднимались и плелись в горницу, где, словно на скатерти-самобранке, вдруг появлялись картошка, яичница с салом, огурчики-помидорчики и пироги с разной начинкой. В селе знали, что вся Нюрина пенсия уходила на этих парней. Родители внуков погибли в автокатастрофе, и бабушка считала их несчастными сиротками, тряслась над каждым. Старшему из «внучат-зайчат» стукнуло тридцать, младшему – чуть меньше.

Начались другие претензии: не так готовишь, не так режешь, не так мешаешь, не так солишь, вот энто так надо готовить, а ты через ж… всё делаешь. Пока моя мать однажды на бабушку не рявкнула. Тут начался плач: ты мать не уважаешь, на мать кричишь, безжалостная, бессердечная, другие-то матерей слушают, а ты за кобеля уцепилась, он тебя научит мать не любить… Короче говоря, чтобы сохранить мир в доме, мама нашла такой выход.

За полторы тысячи километров в своём доме не спала и мать. Второй месяц от сына Олега не было писем, хотя до этого он писал из своей Пензы регулярно, и надеяться на письмо больше не имело смысла. Она уже понимала, что с сыном случилась беда. Сын после развода с женой уехал в Пензу к давнему армейскому другу, который обещал работу и общежитие. Не хотелось больше видеть ни жены, ни того, что напоминало о ней.

Сломанная доска её не остановила, в ход пошёл шнур от чайника. Била им меня, пока я не упала на пол и, простите, не обмочилась. Мне было больно, обидно и очень стыдно. Ещё случай. Я любила географию, но вдруг на уроке учительнице не понравилось, как на неё смотрю, она пожаловалась моей маме. После уроков я пришла домой, а та уже ждала меня всё с тем же шнуром от чайника.

Мой личный рекорд – 18 часов бессменной работы в кадре: ни присесть, ни покурить, ни всё остальное, свойственное человеческому организму. С одной стороны, это заводит, с другой – выматывает страшно. Ближе к ночи текст путается, речь не артикулируется, взгляд бесноватый… Делаю красоту на голове сама, дома, заранее перед съёмкой, ведь неизвестно, на какого гримёра нарвёшься.

Я с сыном ушла жить к матери, а чудо-отец остался с домом, иномаркой и дачей. Работа у него хорошая, он учредитель очень доходной организации, но официально числится на полставки с зарплатой 6 тысяч. Это сделано специально, чтобы «злая мегера», то есть я, не дай бог, не потребовала больше. Договорились о фиксированной сумме алиментов, 5 тысяч рублей, хотя и за это пришлось побороться. Его мама считала, что мне и трёх хватит – мне, не ребёнку!

Саша – её ровесник. Положительный, надёжный, умница, всю жизнь учился и развивался, занимает хорошую должность, всегда неплохо было с деньгами, так что Яна работала в основном «для себя», лишь бы дома не сидеть. Их единственному сыну Роме сейчас двадцать, он студент, учится в Питере. Хорошая семья с хорошими отношениями. Живут в большой четырёхкомнатной квартире в центре города.

Когда родилась девочка, Валентина Григорьевна немедленно прибыла на помощь. Заставила назвать малышку Галей – в честь её покойной матери, демонстративно крестила ребёнка, хотя у родителей-комсомольцев могли быть неприятности, запугала педиатра и патронажную сестру, довела невестку до нервного тика и отбыла по месту прописки в глубочайшем убеждении, что эта дурочка безголовая угробит ребёнка.

Твоя мать была хорошим врачом, защитила диссертацию по оргздраву, возглавила районную больничку в своём городке и вывела эту развалюху в передовые… И, понятное дело, ей хотелось быть единственным главным врачом, а не одним из сотен, как в Петербурге или Москве. А я мечтал быть творческим высокопрофессиональным экспертом, признанным узким специалистом, работающим на дому, что и сбылось.

В погребе можно было запросто стоять во весь рост. Он занимал почти столько же места, сколько и комнаты наверху. Бесчисленные полки были загромождены вздувшимися консервами, банками с соками-компотами. Пол усыпали осколки от взрывов, начавшихся здесь не меньше десяти лет назад. Лохматые от пыли ящики с растительным маслом облепили пауки. Ящики с вином и водкой стояли в несколько этажей. Бутылки армянского коньяка, как артиллерийские снаряды...

Как сложилась эта пара? У обоих не первый брак. Слишком разные люди. Вера Трофимовна – крупная, медлительная, основательная и очень авторитетная. Она имела всего два класса образования, но всегда была уверена в себе. Держалась солидно, имела почти царскую осанку. Когда в городе мы повели гостей в краеведческий музей, свекровь наотрез отказалась ходить по залам, сославшись на больные ноги, и заняла стул у входа.

Однажды зимой в минус 28 поехали к сыну на неделю – помочь делать ремонт. Я взяла с собой духовную книгу. В те времена часто посещала церковь, ходила на все службы, соблюдала ритуалы, была очень набожной. Как-то раз вечером невестка спросила, что я читаю. Ответила: о душе, о семье, об абортах. Обещала дать ей почитать – и на свою беду оставила книгу на кухне. Утром невестку не узнала – другой человек. Со мной не разговаривает, смотрит волком.