Маша закрыла дверь за грузчиками. «Натуральный бомжатник», – донёсся голос одного из них. «Алкаши, небось, жили», – предположил другой. Сами вы алкаши, подумала Маша и оторвала кусок обоев, болтавшийся на стене. Зато сделаю так, как мне надо, без всяких цветочков, белым всё покрашу. Она посмотрела на потолок, весь в жёлто-коричневых разводах, и ещё раз произнесла «покрашу», убеждая и себя, и потолок.

Виктор Алексеевич тяжело переживал разлад в семье, а потом и развод. Искренне не понимал, почему так сложилась жизнь. Стресс спровоцировал обострение хронических заболеваний. Мы сочувствовали Виктору Алексеевичу, которого все любили. Его бесконечные болезни заставили волноваться близкое окружение. Однажды в курилке компания друзей-мужчин решала, что же предпринять в сложившейся ситуации.

Сашка парень спокойный, вежливый. Не знаю, как его жена относилась к раздельному проведению отпуска. Слышала, что они всего раз приехали к родителям вместе, но с тех пор Саша приезжает один. Это уже четыре сезона получается. И вот в прошлом году я узнала, что в конце августа у них будет ребёночек. Чёрт же меня дёрнул спросить сына: что, теперь ваша рыбалка пореже будет? Да и на Алтай к родителям Саша, наверно, не поедет в этом году.

Около костра собралось пятеро таких же новопереселенцев. Ничего не сказали, потеснились, давая место. Стояли возле огня, грелись. Пламя поедало остатки забора, которым раньше была огорожена стройка. Всё развлечение. Только вдруг слышат пацаны дикое улюлюканье, свист, и с запорошенных снегом гор чуть в стороне сыплется беспорядочная орда. Орда бежит в их сторону. Эти парни старше, их больше, и приехали они сюда раньше, а потому новички улепётывают во весь дух. Ярослав с тем пацаном снова оказались вместе, влетели на третий этаж, отдышались.

Он был сложен из крепких кедровых брёвен, имел большие окна, в отличие от подслеповатых маленьких окошек в избах односельчан. На окнах резные кружевные наличники, карнизы с затейливой резьбой. У входа – изящное крылечко, дверь тоже была вся резная, и вела она не сразу в избу, а на открытую террасу, где летними вечерами дачники пили чай из самовара и вели неспешные беседы. Крышу дед покрыл красными железными листами, что редкость для тех времён.

Я обожаю путешествовать не только в пространстве, но и во времени. Сергей Довлатов в сборнике рассказов «Чемодан» сетовал, что, когда собирался покидать страну, с жалостью к себе осознал, что вся его тогдашняя 36-летняя жизнь уместилась в одном единственном чемодане. Я оказалась зажиточнее Довлатова – у меня под кроватью лежат два больших фибровых чемодана с никелированными уголками, внутри которых хранятся не только моя юность...

Солдаты штабелями повалились друг на друга в недокопанную траншею. Бомба попала точнёхонько в дом, превратив его в щепки. Все остались живы, правда, Архипыча контузило. Через две недели слух восстановился, но с музыкой пришлось распрощаться навсегда – до войны он играл в духовом оркестре на тубе, а после уже даже не напевал. Архипыч всегда старался рассказывать истории повеселее, вот одна из них.

Я была ещё совсем крохой, войну видела только в кино, все перевороты и путчи оставались далеко впереди, и танков на улицах Москвы я никогда не встречала, однако сработала генетическая память. У мамы же память была живой и настоящей, она родилась в 1937 году, пережила бомбёжки и эвакуацию, она хорошо знала, как это бывает. Кукурузное поле.

Старший сын Петра Ивановича, Рэм, приписав себе год, вслед за отцом ушёл добровольцем на фронт. Участвовал в сражении за Курск, был ранен, потерял сознание. Когда очнулся ночью в луже крови среди мёртвых тел товарищей, сражение уже ушло далеко. Кое-как добрёл до дома, а там родные спрятали его в сарае.

Уходить надо было немедленно, но оставшийся за старшего Николай Иванович медлил. Однажды утром Псков бомбили. Как ни силён был заградительный огонь зениток, немцам удалось сбросить несколько бомб в центре города, а одна прогремела поблизости от них. Жильцы дома во главе с учителем и Марусей выбежали на улицу. Вслед за взрывом взревела сирена, от которой, казалось, caм воздух покрылся мурашками...

И всегда спрашивала, не едет ли кто-нибудь в столицу, чтобы с оказией передать деньги и посылку, а то почте она не доверяет, ещё, чего доброго, украдут. В их семье, кстати, ещё и сын есть, брат моей подруги, но о помощи ему мама почему-то помалкивала. Несколько раз подружки действительно что-нибудь привозили от мамы дочери, если случалось ехать на поезде.

Наша мать сурово посмотрела на оставшихся за столом. Операция по розыску нижнего белья наследника забрала лучших, оставались мы с котом. Кот притворился мёртвым, я сказал, что мне срочно нужно на работу. Мы были никудышными поисковиками. Поняв, что снова придётся всё делать самой, и повинуясь материнскому инстинкту, Сима Маирбековна молча встала и пошла к детям.