Во дворе капитана Ахундова в те годы тоже росли вишнёвые и абрикосовые деревья. В доме было четверо детей. Целыми днями его жена Маиса носилась по двору, гремя вёдрами, стуча шваброй, крича на детвору, кур, пса и кота. Она никогда не молчала, разве что во сне. Маиса даже думала вслух, поэтому секретов ей никто не доверял – так, на всякий случай. Однажды она сшила себе чёрное крепдешиновое платье...

С невесткой наотрез отказывается разговаривать и иметь какие-либо контакты, в гости практически не приезжает. И игнорирует её демонстративно, даже находясь у них в доме. Хотя та неплохая женщина и старалась наладить отношения. И внука свекровь видит редко и неохотно. После каждого звонка матери мой друг становится раздражительным, иногда срывается на жене.

Расскажу вам историю неаполитанца, который любил футбол и хорошо поесть, но стал поваром и оказался за 69-й параллелью на снегу, который скрипит как битое стекло, будучи смертельно влюблённым в девушку из Стерлитамака… Не снег влюблён в девушку из Стерлитамака, а неаполитанец, надеюсь, это понятно. В тундре стоит город Норильск. Это одна история.

В тот же год родители сестёр скоропостижно умерли один за другим, на руках у Нади оказалась несовершеннолетняя сестра. На свободе Надя разгулялась на славу. Днём и ночью в наш подъезд ходили её любовники и собутыльники. Но внезапно эти хождения прекратились – у Нади поселился грузин Васо. На родине он убил человека, от уголовной ответственности откупился, но по законам гор убийца должен прожить в изгнании не меньше десяти лет, иначе отомстят.

Городок Термез был конечной точкой путешествия. Удивительный пейзаж открывался взору. Бесконечная цепь гор Гиссарского хребта сменяла пустыни Кызырык и Хатынрабат. Стремительные воды Амударьи отделяли гостеприимную землю Узбекистана от Афганистана. Верблюжья колючка да саксаул – вот и вся растительность. Но стоило подняться в горы – и там росли дикие яблони, грецкий орех, фисташки, миндаль, шиповник, барбарис.

Ситуацию спас один из экскурсантов, архитектор по специальности, который поведал, что современные зодчие до сих пор изучают историю архитектуры именно по Эфесу. Вскоре вся группа столпилась возле рассказчика и вместе с ним открывала для себя греческую колоннаду, римские арки, изучала изумительно красивые фрески и мозаику, не утратившую за два тысячелетия своих красок. В античный сортир гид нас всё-таки затащил.

В молодости она славилась на всю округу голосом и красотой. И случилась у неё любовь с деревенским парнем Панасом. Он ей ручки целовал, как панёнке, говорил, что любит и всё готов для неё сделать. Гуляли по вечерам за околицей, целовались под дубом возле калитки. Мечтали о семье, своём доме, ребятишках. «Ладные дети у нас будут, – говорил Панас, – ведь ты самая красивая на всём белом свете». Акулина от этих слов буквально сияла. Все парни завидовали Панасу.

До глубины души оскорблённая, я вообще прекратила писать, посчитав, что журналистика – не мой путь. В шестнадцать лет вместе с родителями и братом мы поехали на машине в Ташкент, в гости к родственникам. На крутом перевале автомобиль занесло; перевернувшись пару раз, он залетел в глубокий кювет. К счастью, никто не пострадал – отделались лёгким испугом. На дворе стоял март с его распутицей, желающих лезть в чавкающую грязь не находилось.

Ну что общего между гопаком и котильоном? Ничего. Но ведь все они в конечном счёте – про счастье, про любовь. Насколько же оно, это счастье, и насколько же она, эта любовь, разные на нашей планете! А все несчастные драки в результате конфликтов – совершенно одинаковые. Скучно. Ведь чтобы поладить – нужно бог знает сколько терпения, такта, юмора, наконец. А поругаться – нет ничего проще. Наорал – и в туалет курить. Или: наорала – и рыдать в ванную.

...А папа, встречавший Марину на вокзале, улыбается. Он стоит с тяжёлыми сумками, которые упоительно пахнут снегом, шоколадом и ещё чем-то вкусным, копчёным, рыбным. И мама в восторге кричит: «Палтус!» Тётка очень красивая и какая-то заграничная. На ней модная дублёнка и огромная меховая шапка, изящные сапожки обнимают стройные ноги. На шее – тоненькая цепочка с мерцающим кулоном. Вот она снимает шапку.

Я слышу, как она вызывает лифт, как у неё звонит телефон, как она, чертыхаясь и гремя ключами, перехватывает ребёнка и роется в кармане куртки, как отвечает, говорит, что уже в лифте. Потом привычный звук несмазанных створок и покорное гудение огромного электромотора где-то наверху. А я ещё долго стою, не дышу и слушаю, как гудит, как ухает девять этажей книзу, как с лихим скрипом сжимается бицепс пружины входной двери, как пробуксовывает машина...

Некоторое время она пыталась прощупать парня, выявить его способности. Увы, это оказалось пустой затеей – как говорится, природа на нём отдохнула: ничего от талантов мамы не передалось. Он не обладал ни слухом, ни голосом, ни желанием чему-либо учиться. Круг интересов племянника ограничивался чревоугодием. Когда Амалия Самедовна рассказывала ему истории поучительного и познавательного характера, взгляд мальчика потухал...