Будь жива мама – была бы маленькая семья. Но мама ушла в одночасье, сильно подведя Риту. Дом продолжал быть туго набит присутствием мамы: её запахом, её вещами, эхом её басовитого голоса. Откроешь книгу – а оттуда выпадет вместо закладки открытка, присланная маме с другого конца страны каким-нибудь учеником-раздолбаем, а нынче большим человеком. Или на титульном листе – в весёлых, совсем не учительских завитушках, надпись: «Милому Ритёнышу в день её ангела».

Соседкой по купе оказалась красивая женщина. Знакомясь, назвалась Раисой Сергеевной. «Дородная, – подумал я. – Прямо кустодиевская». В глазах у неё была особенная ласковость, которая стала редкостью у русских женщин. Почему я подумал о женщинах, изображённых на холстах очень русского художника Бориса Кустодиева? Да потому что чай моя собеседница пила по старинке, точно купчиха…

Чашки и рюмки он держал на подоконниках, благо в одной только комнате было четыре окна и балкон. В простенках между окнами разместилась коллекция старинных вилок и ложек. В углу высился Монблан из старых чемоданов, в которых Всеволод держал одежду, обувь, свои работы и книги. Все стены были завешаны кожаными сумками, портфелями и ягдташами. Севке нравилась старая кожа...

С орденом Отечественной войны и нашивками за ранения Коля служил поваром в учебном центре, где готовили новых и новых новобранцев для пехоты. По радио «от Левитана» узнавал о боях на Курской дуге, о форсировании Днепра и операции «Багратион», в День Победы счастливо кричал «ура!» и размахивал поварёшкой… С тех пор Николай готовил пищу дома. Особенно удавались моему первому тестю борщи, рассольники и каши с мясом – гречневая и перловая.

Это сегодня его слова звучат как гром среди ясного неба и кажутся дикими, кощунственными, невероятными. А тогда на экранах и страницах газет всё смелее рассуждали, что Советский Союз ничем не лучше фашистской Германии, наших солдат сравнивали с гитлеровцами. Помилуйте, говорили, какой праздник, какой парад? Впору каяться и голову пеплом посыпать. Для меня утро 9 Мая начиналось с того, что я звонила в деревню дяде Ване.

Младенцем она практически не спала, орала день и ночь, доводя бедных родителей и соседей до нервного истощения. Научившись ползать, лихо качалась на шторах, обрывала обои, безжалостно уничтожала мамину косметику, разматывала магнитофонные бобины, переворачивала мусорное ведро и метко плевалась кашей. А когда пошла, начался период травм, длившийся лет пятнадцать. Она падала из окон, сваливалась с деревьев и качелей, попадала под машины и велосипеды, тонула в реках и морях...

Эх, мама! Откуда вам знать, что я со школьных лет общалась с друзьями брата и что у них душой компании был долговязый кучерявый весельчак Сёма, щедро снабжавший меня не вполне приличными для моего юного возраста книжками Севелы. Зато каким остроумием и весельем отличалось каждое произведение этого автора, в котором, тем не менее, явственно проглядывали и печальные нотки.

Далее следует эпичное полотно о желающем породниться с неизвестной мне Тамарой семействе, где рождались одни дочери. После пятой жена сказала: «Хватит!» – и разочарованный супруг начал воспитывать младшую как пацана. Брал с собой на охоту и рыбалку, учил драться, а когда девчонке исполнилось шестнадцать, купил ей красный мотоцикл «Ява». Что могло родиться у сельского лабуха и мотоциклистки? Конечно, моряк – бродяга и шалопай, который теперь претендует на руку Тамариной дочери.

Произошло это ровно сорок лет назад со мной и моей двоюродной сестрой по маме. Мы тогда жили в Казахстане, в небольшом городке Ленгер с населением чуть больше 20 тысяч человек. В ту новогоднюю ночь мои родители ушли в гости к друзьям, а старшие сёстры отправились на бал в городской дворец культуры. А я, уже выздоровевшая после какой-то детской болезни, была вся с ног до головы в зелёнке. Мама и папа позаботились, чтобы их младшенькая не встречала праздник в одиночестве.

На днях я узнала, что друг моего мужа находится под следствием. Подробностей не рассказали, но проблемы с законом, судя по всему, у него серьёзные. Вот считайте меня сволочью, а я подумала: так ему и надо. В своё время он ушёл от жены и четырёхлетнего сына. Оставил семью внезапно. Жена с ребёнком на три недели уехали на море, за это время он встретил женщину, и так его торкнуло, что собрал вещички и смылся.

Через месяц они поженились, а точнее – просто расписались в загсе. И началась её семейно-кочевая жизнь. Поначалу было нелегко скитаться по медвежьим углам, где тепло и удобства – непозволительная роскошь. До сих пор с ужасом вспоминается, как почти месяц жили в холодном бараке, там за ночь на стенах проступал иней и замерзала вода в кувшине. Но всё это, как говорится, было и, слава богу, прошло.

После смерти дедушки минуло всего два месяца, а в доме уже всё пошло наперекосяк. На цветник во дворе и небольшой огородик нельзя было глянуть без слёз, дворовой пес Рыжий прочно обосновался на диване, на подзеркальнике в прихожей росла пачка неоплаченных квитанций, и не осталось ни одной чистой футболки. Да и пицца с пельменями, если лопать их три раза в день, тоже осточертевают.