Я с сыном ушла жить к матери, а чудо-отец остался с домом, иномаркой и дачей. Работа у него хорошая, он учредитель очень доходной организации, но официально числится на полставки с зарплатой 6 тысяч. Это сделано специально, чтобы «злая мегера», то есть я, не дай бог, не потребовала больше. Договорились о фиксированной сумме алиментов, 5 тысяч рублей, хотя и за это пришлось побороться. Его мама считала, что мне и трёх хватит – мне, не ребёнку!

Саша – её ровесник. Положительный, надёжный, умница, всю жизнь учился и развивался, занимает хорошую должность, всегда неплохо было с деньгами, так что Яна работала в основном «для себя», лишь бы дома не сидеть. Их единственному сыну Роме сейчас двадцать, он студент, учится в Питере. Хорошая семья с хорошими отношениями. Живут в большой четырёхкомнатной квартире в центре города.

Когда родилась девочка, Валентина Григорьевна немедленно прибыла на помощь. Заставила назвать малышку Галей – в честь её покойной матери, демонстративно крестила ребёнка, хотя у родителей-комсомольцев могли быть неприятности, запугала педиатра и патронажную сестру, довела невестку до нервного тика и отбыла по месту прописки в глубочайшем убеждении, что эта дурочка безголовая угробит ребёнка.

Твоя мать была хорошим врачом, защитила диссертацию по оргздраву, возглавила районную больничку в своём городке и вывела эту развалюху в передовые… И, понятное дело, ей хотелось быть единственным главным врачом, а не одним из сотен, как в Петербурге или Москве. А я мечтал быть творческим высокопрофессиональным экспертом, признанным узким специалистом, работающим на дому, что и сбылось.

В погребе можно было запросто стоять во весь рост. Он занимал почти столько же места, сколько и комнаты наверху. Бесчисленные полки были загромождены вздувшимися консервами, банками с соками-компотами. Пол усыпали осколки от взрывов, начавшихся здесь не меньше десяти лет назад. Лохматые от пыли ящики с растительным маслом облепили пауки. Ящики с вином и водкой стояли в несколько этажей. Бутылки армянского коньяка, как артиллерийские снаряды...

Как сложилась эта пара? У обоих не первый брак. Слишком разные люди. Вера Трофимовна – крупная, медлительная, основательная и очень авторитетная. Она имела всего два класса образования, но всегда была уверена в себе. Держалась солидно, имела почти царскую осанку. Когда в городе мы повели гостей в краеведческий музей, свекровь наотрез отказалась ходить по залам, сославшись на больные ноги, и заняла стул у входа.

Однажды зимой в минус 28 поехали к сыну на неделю – помочь делать ремонт. Я взяла с собой духовную книгу. В те времена часто посещала церковь, ходила на все службы, соблюдала ритуалы, была очень набожной. Как-то раз вечером невестка спросила, что я читаю. Ответила: о душе, о семье, об абортах. Обещала дать ей почитать – и на свою беду оставила книгу на кухне. Утром невестку не узнала – другой человек. Со мной не разговаривает, смотрит волком.

Она сама выбрала специальность. Увы, стипендию не получала – училась на платной основе. Большей частью дочкино высшее образование легло на мои плечи. Бабушка иногда изъявляла желание помочь внучке, а вот дед давно самоустранился – он мне отчим, а я его нелюбимая падчерица, значит, и внучка ему не вполне родная. И с чего-то он взял, что я решила лишить его внучки. С тех пор дед обиделся и больше не помогает.

Поздней осенью, когда уже вовсю шли затяжные дожди, в Шатилове появилось странное семейство. Невысокого росточка женщина с посиневшим от холода лицом держала на руках девочку, укутанную в серую шаль. Худой морщинистый мужчина в телогрейке вёл за руки двоих мальчишек лет четырёх-пяти, за спиной у него болтался холщёвый мешок, должно быть, со всем их скудным хозяйством. В мокрой одежде, с которой обильно стекала вода, они устало брели по грязи, то и дело оскальзываясь. Обувка – дыра на дыре. В послевоенные годы особого достатка ни у кого не было.

Рыжие считались семьёй со странностями. Младшая дочь Клава была, как сейчас говорят, особенной. День и ночь шаталась по селу, говорила глупости и приставала к парням. Но к ней давно привыкли, не смеялись, а только жалели. А сын пил и однажды изнасиловал мать, тоже не совсем нормальную. Та не перенесла позора, заявлять на сына постыдилась, но и жить с ним рядом не смогла – повесилась.

Ну, взрослый сын, спасибо тебе за внимание и заботу, но ящик с перевязочными средствами, зелёнкой, йодом, перекисью водорода и прочим – как бронепоезд на запасном пути – у мамы всегда наготове. Лучше меня никто не обработает его раны и не произнесёт бабушкину фразу: у киски боли, у собачки боли, а у Андрюшеньки не боли. Снохе говорю: если что – зови, мне тоже свекровь помогала, когда муж мешался под ногами.

Тогда мне казалось, что его работа – это просто работа, как у всех, не более того. Но, став взрослее, я поняла, с каким риском сопряжён этот труд. Как-то раз отец вернулся с буровой бледный как полотно: произошёл взрыв газа, погибли рабочие. Папка до последнего был с людьми – вытаскивал живых, оказывал необходимую помощь, старался по максимуму обезопасить объект. Помню, как мама потом стирала в ванне его чёрный костюм, и вода моментально окрасилась кровью.