Сын живёт один в нашей квартире и постоянно влипает в неприятности. Причём и я, и моя мама ему рисуем весь сценарий вероятных последствий от его тупых действий. Так нет же! Ему надо проверить лично. И потом ещё он жестоко говорит: "Родила меня, вот теперь мучайся!"

Я не раз говорила маме после скандалов, что устала, не могу так больше жить, просила отделить мне землю в дарственную, чтобы дом построить (у меня есть материнский капитал), но родители не соглашаются. Сил моих больше нет. Живу как на вулкане. С работы домой возвращаться не хочется.

…30 сентября в больничном дворике сидели на лавочке три женщины разного возраста, чем-то похожие друг на друга. Говорили мало, смотрели настороженно. Пока совсем было неясно, что их объединяет, кроме общего отца, мечтавшего когда-то иметь трёх дочерей – Надю, Веру и Любу.

Татьяна Макарова жила нелегко: муж ей попался не из лучших. Работать не любил, а вот водочку уважал крепко и частенько употреблял. Так что поднимать троих детей – двоих сыновей и дочь – Татьяне пришлось практически в одиночку, разве что мать-пенсионерка помогала, чем могла.

А случилось это два года назад. Когда мы в июне переехали в новую квартиру, позвонила сестра и попросила помочь её сыну, моему племяннику. Они тогда жили в Саратовской области, в городе Энгельсе, племянник окончил 11 классов и решил учиться в столице. Как не помочь родной сестре?

Когда мы встретились в первый раз, между нами проскочила искра. Но, увидев кольцо на его пальце, я сказала себе: нет. А через несколько месяцев нас вместе послали в командировку. В купе поезда мы были только вдвоём, я стала его любовницей.
В скором времени об этом узнала его жена – точнее

Сегодня моя внучка Полина упала со стула, ударилась о кафель. Тишина – и она закатилась в крике от боли и страха. Таня, сноха, в воспитательных целях не реагирует, продолжает ужинать. Малышка лежит на полу одна, рыдает, не может остановиться. Я обхватила голову руками, чуть не плачу. Я далеко от Полины, а её мама рядом. Девочка зовёт: – Мама, мамочка!

– Ой, девоньки, не могу я больше! Не могу я это терпеть! Сорок лет обхаживала – пылинки с него, кобеля проклятого, сдувала, а он вон чего, оказывается, творил за моей спиной! И все знали, и все смеялись надо мной! И по сей день смеются, пока я за ним, козлом парализованным, обделанные портки таскаю! – пьяно блажила 75-летняя старушка Дремоткина, в то время как её в очередной раз оттаскивали от еле передвигавшегося по спальне, избитого в кровь 80-летнего супруга.

«Она тебе не родит никогда!», «На пустышке женился!», «Так и останешься без детей в двадцать два года!»
И рыдания его родственников, показные и тихие. Сколько мы пережили! А расходились с периодичностью раз в месяц. Сил моих уже не оставалось, да и малыши во мне не торопились приживаться. Прошла я многое: и врачей, и травников, и экстрасенса. В итоге через два года поняла, что у нас, наконец, будет долгожданный малыш!

О своего бывшего мужа я просто споткнулась в полутёмном коридоре студенческого общежития, когда шла с горой книг. Он сидел на полу и курил, переживая развод родителей, а я его просто не увидела за книгами. Они упали и рассыпались, мы стали собирать, он помог донести. Я поставила чайник. Раньше мы как-то встречались в одной компании, он хорошо пел и играл на гитаре. Разговорились. Выпили три чайника. Рассвело.

Истекающего кровью 39-летнего Бориса Перовского обнаружили на лестничной площадке у дверей его квартиры выглянувшие на шум соседи. Корчась в предсмертной агонии, он что-то пытался сказать, но понять его хрипы и бормотания никто не мог. Как установили эксперты, подкарауливший убийца обездвижил Перовского электрошокером и нанёс ему восемь ударов в шею и спину острым предметом – узким ножом или заточкой. Борис умер от потери крови.

Он ревновал меня к каждому столбу. Если со мной кто-то из мужчин здоровался, начинался допрос с пристрастием: «Откуда ты его знаешь?» или «Сколько раз он тебя поимел?» (простите за выражение). И ничем нельзя было доказать, что с этим человеком я сталкивалась по работе или он – друг одноклассницы. Моё сухое «здрасьте» – не поцелуй, не обмен любезностями! – он припоминал мне ещё две недели, пока не находил новый повод придраться.