Живя с нами, он всегда мылся, аккуратно одевался, работу не прогуливал. Зарабатывал немного, но в целом там место неплохое. Кстати, денег за квартиру никогда не предлагал, всё тратил на себя, покупал одежду, иногда маме подбрасывал немного на продукты. Вот только один раз дал денег за жильё, несколько дней назад. Но главное – меня просто трясло, когда он напивался, ведь я очень негативно к этому отношусь, до боли противно смотреть, когда пьют родные (отец наш умер от алкоголизма).

Вторая врач, гинеколог, уговаривает, убеждает, что всё будет хорошо. Слава богу, во мне 98 кило. Вечером перед операцией чувствую себя расслабленной, отрешённой – видимо, дают успокоительные лекарства. Звонок дочери: «Я люблю тебя, мама». Всё, мне этого достаточно, нужно жить. Отдаюсь в руки врачам, они профессионалы… Операция прошла успешно. В палате все с таким же диагнозом, но мы не унываем, живём, как прежде. Или делаем вид.

Надоело всё это, нашла психолога, договорилась о встрече. Перезваниваю ей, спрашиваю: «Марина Викторовна, дело в том, что я хожу на костылях. Скажите, на каком этаже ваш офис?» Отвечает: «Не могу сейчас говорить, через двадцать минут перезвоню». Но так и не перезвонила – ни пока я одевалась, ни пока ехала к ней. Но это мелочи. Я была на месте за 15 минут до назначенного времени, нашла кабинет, но мне показалось, что он заперт.

К спиртному пристрастилась с 16 лет. Моя юность пришлась на девяностые годы, денег тогда особо ни у кого не было, а веселья хотелось. Вот мы и скидывались, кто сколько мог, покупали спирт в алюминиевых банках – одну банку на всю компанию, и пили, обжигая горло и практически без закуски. Потом я стала работать и полюбила джин-тоник и другие сладенькие коктейли из баночек с разными вкусами.

Суд решил, что здоров, и в 2015 году я устроился на работу кондуктором в автобусе – помогли знакомые. Ничего лучше не нашли, ведь я даже нагнуться толком не мог. Меня хватило на несколько месяцев – постоянная езда в транспорте стала каторгой. К концу работы позвоночник болел невыносимо. Терпел сколько мог, и снова больница. Подлечился, отдохнул и вновь начал поиски работы, как мама ни отговаривала.

Потом молча сидели в пищеблоке. Малов принёс из процедурной стеклянный пузырь со спиртом ярко-изумрудного цвета – эту окраску он приобрёл стараниями старшей медсестры Марьи Ивановны. Ей надоело, что ночные дежурные для восстановления сил выпивали весь запас, отпущенный на сутки. Но отпугивающий цвет не всегда помогал. Малов разлил по стаканам ядрёную зелень и произнёс тост.

Когда Маша ждала ребёнка, Саша всё взял в свои руки. Нашёл врача, договорился на день предполагаемых родов. Накануне, пятого числа, они были в гостях у тёщи. Маше стало плохо, они засобирались домой. Мама звонила дочке весь следующий день, и та ей жаловалась: живот болит, непонятно, то ли схватки, то ли ещё что-нибудь. Саша давал жене но-шпу, о вызове «скорой» даже слышать не хотел.

Несколько недель Н.Н. мучилась, как в аду, – разрывалась между безрассудным желанием иметь такую кофточку и необходимостью скоро умирать. Рассказывала всем, как хотела бы эту обновку, но поздно, поздно… И вдруг у Н.Н. внезапно выпал передний зубной мост, во рту образовалась яма, жить с которой было невозможно. Забыв о том, что ей осталось несколько месяцев, пожилая дама понеслась в платную стоматологию, потому что в бесплатной большая очередь.

Второй окулист – бывшая одноклассница Ларисы. Она постоянно хихикала и всё время переводила разговор на мужчин: имеет ли Лариса любовника? И где вообще найти любовника помоложе? Солидный на вид третий офтальмолог в частной клинике оглушил Ларису десятиминутной лекцией о строении глаза и разновидностях катаракты. Иллюстрации он демонстрировал на большом плакате, висевшем в кабинете. Женщина почувствовала себя жалкой маленькой школьницей рядом со строгим учителем.

Стал потихоньку вставать, держась за стенку, ходит иногда в туалет сам – но чаще не доходит. И я в свои 80 лет мою, стираю, убираю, сама хожу в аптеку, на базар, в магазин. Мне так трудно: не столько физически, сколько морально. Я так устала, боже, так хочу пожить одна, терпение иссякло. В дом престарелых берут нас обоих, но муж не соглашается. И что мне делать? Говорят, есть Бог, и я в Него верю, только редко в храм хожу.

...Нет, я не против диспансеризации и профилактики. И хорошо, что молодые люди сейчас более внимательны к своему здоровью. Но всё должно быть в меру! Сын уже пару раз отказывался от оплаченной поездки в отпуск, так как к началу отдыха оказывался «болен». Пишу в кавычках, поскольку речь шла лишь о боли в горле или о насморке с кашлем. Да большинство людей, тем более молодых, и внимания бы не обратило на такое!

Я ввалилась в соседнюю комнату, с грохотом роняя дрова. Дача – моя, печка в ней тоже моя, вот и приходится мне, изнеженной городской даме, её топить. Наши мужья укатили на зимнюю рыбалку, а нам велели согреть выстуженный дачный домик, приготовить закуски и ждать добытчиков с уловом. Старенькая капризная печка разгорается медленно, заволакивая весь дом клубами холодного дыма, требуя неусыпного внимания.