Гад и подлец
13.02.2018 16:53
Гад и подлец– Я, конечно, гад и подлец, но…

Марина Сергеевна так привыкла к этому запеву в исполнении бывшего мужа, что, пожалуй, удивилась бы, начни он разговор с другой фразы. Сама она, кстати, ни гадом, ни подлецом его не считала. Ну да, так бывает – полюбил другую. Причём случился не банальный вариант «седина в бороду, бес в ребро». Нет, просто летним воскресеньем вырос на пороге высокий красивый парень, так похожий на её супруга в молодости, что Марина Сергеевна остолбенела.

– Это квартира Демидовых? – напряжённо спросил парень.
– Д-да.
– Я – Максим, сын Елены Савельевой.

Марина Сергеевна прекрасно знала о первой любви своего мужа. Лёня и Лена с первого класса учились вместе. А влюбился он в неё в девятом – на морковке. Школьники, отправившиеся помочь колхозникам, естественно, устроили в обед пикник: соорудили из ящиков большой стол, достали припасённые бутерброды и варёные яйца. А соль догадалась прихватить только Ленка. И распределяла её с шутками и прибаутками, разрумянившись от общего внимания. Демидов, привыкший к тому, что одноклассницы всегда в строгой школьной форме с глухим воротом, не мог отвести глаз от Лены, одетой в зелёную курточку с забавной птичкой на кармашке.

Целых два года он только тайком вздыхал, искренне полагая, что у простого парня из рабочей семьи нет ни малейшего шанса завоевать отличницу и модницу, к тому же полковничью дочь. А на выпускном вечере Савельева вдруг пригласила Лёню на белый танец и, крепко зажмурившись, призналась ему в любви, вспыхнувшей всё на том же удивительном морковном поле.

А потом был кабинет физики, жаркие поцелуи, неумелые попытки перейти к чему-то большему, на что их провоцировали ошалевшие гормоны. И внезапно всё как-то само собой получилось. Леночка плакала, ошеломлённый и гордый Лёнька клялся, что никогда её не бросит, и уговаривал завтра же идти в загс. Потому что это судьба и никогда ничего лучше этого у них не случится, так зачем откладывать?

– Ты забыл, что нам ещё нет восемнадцати? – напомнила, всхлипывая, Леночка. – И образование обязательно нужно получить.

И они снова целовались до боли в распухших губах.

Через два дня Савельева уехала в Питер, чтобы подать документы в институт, где преподавала её бабушка. И пропала. Сначала Лёнька не волновался. Любимая предупредила, что бабушка у неё – человек старой закалки, её даже зять-полковник побаивается. Может и запретить переписку с парнем, если сочтёт, что это отвлекает внучку от подготовки к поступлению. Но после экзаменов Лена обещала быть как штык. Когда же она не объявилась и во второй половине августа, взволнованный Демидов отправился к ней домой и… уткнулся в опечатанную дверь.

– Товарища полковника перевели служить в Среднюю Азию. А куда именно, вам знать не положено, – сообщила соседка, с подозрением оглядывая скромно одетого визитёра.

В её тоне сквозило столько пренебрежения, что Демидов понял, насколько неуместен он в этом строгом доме с ковровыми дорожками на лестницах.

Предательство любимой сразило наповал. Он даже забрался на крышу шестнадцатиэтажки, чтобы одним махом избавиться от острой боли, ощущения собственной никчёмности и от стыда за мечты о счастливой жизни с Леной. Но, просидев полночи на крыше и выкурив пачку дрянных сигарет, Лёня принял другое решение: поехать в Питер и сказать изменнице, что не очень-то и хотелось и что таких, как она, будет у него ещё хоть сто штук.

Но для этого нужны деньги. И, вместо того чтобы отправиться на занятия в техникум, он устроился подсобным рабочим на стройку. А когда накопил – не только на поездку, но и на джинсовый костюм, чтобы не явиться в пузырившихся на коленях школьных штанах, – пришла повестка.

За три года службы на флоте образ неверной Савельевой поблёк, чему поспособствовали циничные разговоры флотских приятелей.

– Да брось ты, Дёма, – говорили они. – Сам прикинь, где ты, а где дочка полковника – капитана первого ранга, по-нашему, а может, уже и контр-адмирала. Поразвлеклась с пацаном и думать забыла.
– А я что?.. Я просто хотел ей сказать, что плевать мне на неё с высокой горы.
– Если поедешь, значит, уже покажешь, что не плевать. Иначе зачем припёрся? Забудь. Вычеркни этот факт из своей биографии.

И Демидов постарался вычеркнуть. Довольствовался письмами от мамы и младшей сестрёнки, которую оставлял вихрастой кнопкой с разбитыми коленками, а встретила его на вокзале красивая девушка с целой стаей хорошеньких подружек. Кокетничали десятиклассницы с ним напропалую, желая заполучить в кавалеры статного парня в красивой морской форме. После недолгих колебаний Лёня остановился на Марине Четвериковой, которая чем-то напоминала его первую любовь – такая же спокойная умница, с которой и поговорить интересно, и помолчать не тягостно.

Они поступили в один институт. Марина – на перспективную кибернетику, Леонид выбрал специальность попроще. На третьем курсе расписались, а диплом Маринка защищала с уже заметным животиком. Родилась Даша, через три года Никитка. Лёня свой бизнес открыл – достаточно стабильный, чтобы копейки не считать, и чересчур мелкий, чтобы привлечь внимание рэкета. Подняли детей, выстроили дом, заботились о стареющих родителях, мечтали о внуках. Как говорится, ничто не предвещало.

И вдруг этот парень на пороге.

–Заходите, Максим, – пригласила Марина Сергеевна, прижав руку к горлу, куда, казалось, перепрыгнуло сильно забившееся сердце. – А Лёня… Леонид Михайлович в гараже. Вы располагайтесь, а я за ним схожу.
– Нет, давайте вместе пойдём.

Там, в гараже, Демидовы и узнали грустную историю Лены Савельевой.

Первый же утренний токсикоз выдал её с головой. Бабушка, надавав внучке пощёчин, потащила её к своей старинной подруге Доре Соломоновне. Та, обследовав Лену, вынесла категорический вердикт:
– Беременность шесть недель. Аборт противопоказан.
– Дора, она залетела чёрт знает от кого!
– С её конституцией чудо, что там вообще что-то зацепилось. В её случае аборт – стопроцентное бесплодие. Я ставлю девочку на учёт. И попробуй только отправить её к какому-нибудь коновалу. Не посмотрю на нашу давнюю дружбу. Ты меня знаешь.

Крутой нрав фронтовички Доры Ольга Митрофановна знала, потому не оставалось ничего другого, как искать возможности «прикрыть грех». Она вызвала самого тупого своего студента Владимира Пушкарёва и без долгих предисловий заявила:
– Экзамен мне ты никогда не сдашь. Из института вылетишь со свистом без права восстановления. Уж об этом я позабочусь. Загремишь в армию. Это тоже несложно устроить. Тем более что в Ограниченном контингенте советских войск в Демократической Республике Афганистан как раз и нужны такие крепыши, как ты.

А когда напуганный студент уже примерялся, как бы ловчее пасть в ноги грозной преподавательнице, она вдруг сменила гнев на милость.

– Но есть другой вариант. Ты благополучно оканчиваешь институт, поступаешь в аспирантуру, с диссертацией я тебе помогу, а после защиты уступлю своё место доцента. Тебя ждёт двухкомнатная квартира в центре, ну, и любая другая помощь, что в моих силах.
– Что я должен сделать? – спросил вернувшийся к жизни Пушкарёв.
– Жениться на моей
внучке.
– А что с ней не так? – учуял неладное тот.
– Забеременела от неподходящего человека.
– Это как же получается? Мне всю жизнь байстрюка кормить?
– Прокорм беру на себя, – отчеканила Ольга Митрофановна. – От тебя нужен только штамп в паспорте.

Несмотря на всю свою тупость, Вовка в житейском плане был парнем хватким, потому потребовал нотариально заверенного отказа от алиментов на ещё не рождённого ребёнка. На скромном свадебном обеде невеста сидела с мокрыми глазами, новоиспечённая свекровь со всеми разговаривала сквозь зубы, а жених напился в дым.

Конечно, ничего хорошего из этого брака выйти не могло. У Пушкарёва в помине не было внутреннего благородства, которое не позволило бы травить оступившуюся девушку. А у Леночки не нашлось внутренней стервозности, чтобы заявить в ответ на ежедневные упрёки:
– Тебя, милый мой, купили. Купили за диплом, за диссертацию, за квадратные метры. А посему заткнись и знай своё место!

Лена молча сносила все издевательства и мечтала о том дне, когда сможет развестись с постылым спутником. Однако Володя отнюдь не торопился. Его более чем устраивали непыльная работа, квартира в центре (Ольга Митрофановна, как и обещала, уступила молодым жильё, а сама съехала на дачу), и налаженный быт, и безгласная супруга, не смеющая даже поинтересоваться, где он шлялся всю ночь, что случалось регулярно. Более того, он всё время шантажировал Елену доверенностью, угрожая в случае чего донести постыдную тайну её родителям.

Ну а то, что чужой щенок под ногами крутится, – так сколько мужиков воспитывают нагулянных детей, не подозревая, что взяли жёнушку уже с приплодом. Он ни разу в жизни не взял ребёнка на руки, не сводил на футбол или рыбалку, даже по имени не называл.

– Эй, ты! – вот и всё, что слышал от него Максим.

Мальчик вырос с сильнейшим убеждением, что в чём-то очень провинился перед отцом. Вот только не мог понять, в чём именно. Больше двадцати лет длилось это постылое сожительство. Но на доцента Пушкарёва положила глаз дочь проректора по науке Виола. Он моментально уложил аппетитную дамочку в постель, с удовольствием садился за руль её «Лексуса», восхищался её дорого обставленной квартирой, но почему-то не спешил развестись с унылой архивисткой, которая навязала ему чужого ребёнка. (Владимир не только не скрыл от зазнобы свои семейные обстоятельства, а даже несколько бравировал собственным «благородством».)

Виола нагрянула к любовнику домой и заявила свои права на него. А возмущённому Максиму, который потребовал не орать на его мать, выложила всю правду-матку о его рождении.

– Знаете, – смущённо сказал Максим, – это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Я стащил с антресолей все чемоданы и коробки, побросал туда его вещи, сгрёб из ванной всю его косметику…
– Косметику? – изумилась Марина Сергеевна.
– Ага. Он и скрабом пользуется, и кремом морду мажет. Сгрёб всё и выпихал сладкую парочку за дверь, пожелав долгих лет жизни. Пушкарёв ещё пытался что-то о правах на жилплощадь заикаться, но у бабушки хватило ума написать завещание на маму.
– А что же Лена? – жалобно спросил Леонид Михайлович.
– С мамой всё плохо, – сознался после долгой паузы Максим. – Она всё время себя грызла за то, что поддалась бабушке, согласилась выйти замуж за эту тлю, не поступила туда, куда собиралась, просидела всю жизнь в архиве, составляя каталожные карточки, детство мне искалечила… В общем, чувство вины перед всеми на свете у неё, как горб у Квазимодо. Я три года уговаривал её сказать, кто мой настоящий отец. Ну а когда узнал, найти вас было несложно. Я почему настаивал… Мама боится, что вы из-за её предательства разочаровались во всех женщинах вообще, из-за этого у вас могла не сложиться жизнь. Короче, грызёт себя день и ночь. Она и так-то толстой никогда не была, а сейчас вообще одна тень осталась. Вы могли бы с ней поговорить?

И Максим протянул отцу телефон.

– А что я ей скажу? – испугался Леонид Михайлович. – Что не поехал её разыскивать, потому что джинсового костюма не было? Это я, я испортил ей жизнь! Я лишил тебя детства! Я же не знал ничего, сынок!

Он вскочил, прижал рослого Максима к себе и расплакался.

– Я как представил себе, что Дашка и Кит могли бы расти рядом с таким отцом… с этим… Что их на руках не носили, не приголубили, на ссадину не подули… А ты ведь так и рос… Прости, сынок, прости…

Максим осторожно гладил отца по плечу. А Марина Сергеевна, чтобы не разрыдаться, бросилась наливать уже остывший чай.

– Мама знает, куда вы поехали? – мягко спросила она, когда все немного успокоились.
– Нет. Называйте меня на «ты», пожалуйста.
– Я считаю, что не нужно звонить. Давай-ка, Лёня, собирайся и езжай вместе с сыном. Побудешь у неё, поговорите, повспоминаете, прощения друг у друга попросите. Ну, если так сложилось, что себя казнить?

Марина Сергеевна помогла выбрать подарки для Лены и отправила мужа с новообретённым сыном в путь. Леонид Михайлович позвонил через три дня и попросил разрешения остаться ещё на неделю. «Лена в очень нехорошем состоянии». Потом не было билетов на обратную дорогу, потом потерял деньги, а с карточки почему-то не снимались, и телефон вдруг начал сообщать «абонент вне доступа»…

– Лёнь, может, скажешь наконец-то правду и перестанешь мучить и меня, и себя, – попросила Марина, когда супруг наконец-то вышел на связь.
– Ты догадалась? – убитым голосом спросил муж после долгой паузы. – Да, Марина, так вышло, что… Но ты ведь сама меня к Лене отпустила!
– Сделай ещё меня виноватой за это.
– Я гад и подлец! Нет мне прощения! – закричал в трубку Демидов.
– Давай обойдёмся без дешёвой мелодрамы, – поморщилась Марина. – Если ты принял решение, то обойдёшься и без моего прощения.
– Это трагедия, а не мелодрама! Пойми, она не может без меня обойтись! Ты думаешь, мне с ней хорошо? – понизил голос Леонид. – Она ведь никогда не улыбается. Вообще никогда, представляешь?
– То есть от того, что ты появился, ей легче не стало?
– Куда там! Теперь она мается ещё и чувством вины перед тобой.
– Передо мной? – удивлённо протянула Марина. Соперница предстала в новом свете. – Так в чём тогда смысл твоего пребывания в Питере, если это только добавило ей горя?
– Если я сейчас Лену брошу, то, получается, предам её снова, – выдавил из себя муж.

«А я? А меня ты не предал?!» – хотела закричать Марина. Но почему-то промолчала.

Через несколько дней позвонила и разлучница. Каялась, просила прощения. И Марина, отбросив взятый поначалу сухой тон, плакала вместе с ней, рассказывала, какие блюда любит Лёня и как действовать, если у него обострится пиелонефрит или будет беспокоить колено.

Даша, которая стала невольной свидетельницей этого разговора, удивлённо покачала головой.

– Мам, ты или святая, или, извини меня за грубость, беспросветная дура! У тебя увели мужа, а ты рассказываешь, как его лечить.
– Дашунь, а что мне оставалось делать? – утёрла слёзы Марина Сергеевна. – Кричать папе, как ребёнку, с балкона в домобильные времена: «А ну бегом домой!» Могу ли я держать при себе человека, который любит другую женщину? Не могу я навязываться. Это же просто стыдно. И Лену его так жалко.
– А себя тебе не жалко?
– И себя жалко, – созналась мать. – Я ведь уже ткань на платье к серебряной свадьбе купила. Всего полтора года не дожили. Но понимаешь… как бы тебе это объяснить?.. Помнишь, у Пугачёвой была песня, грустная такая: «Сто часов счастья, разве этого мало? Я его, как песок золотой, намывала», – негромко запела она.
– Не помню! – раздражённо бросила дочь.
– Ну, неважно. Понимаешь, я ведь очень счастлива с твоим папой… Была. Мне повезло не каких-то сто часов, а больше двадцати лет прожить в любви и согласии. А бедная Савельева только на том выпускном вечере ухватила кусочек, а после всю оставшуюся жизнь расплачивалась. Пусть ей хоть теперь немного тепла достанется.
– То есть плевать, что тебя бросили на старости лет одну, плевать, что…
– Доченька! – схватила она за руку Дашу. – Почему же одну? А ты? А Никитка? Папа мне сделал самый большой и самый лучший подарок, который только возможно, – вас! И потом, до старости мне ещё о-го-го! Во-вторых, есть любимая работа, хобби, есть куча разведённых подруг, к которым я с удовольствием примкну. Они всё надо мной подтрунивали, что я в домашнюю клушу превратилась. А теперь буду свободной птицей, по курортам стану ездить…
– Бойфренда заведёшь! – улыбнулась дочь, заражаясь её энтузиазмом.
– А и заведу! – задорно воскликнула Марина Сергеевна. – Обвыкнусь немного и заведу!

Обвыклась она довольно быстро, чему очень поспособствовало начальство. Узнав, что Демидова теперь в разводе, немедленно её повысило. Раньше она отказывалась, поскольку новая должность сопряжена с частыми командировками, в том числе за границу. Дети окружили вниманием, бывший супруг часто приезжает: бизнес, переписанный на дочь, требует пригляда. А с его новой женой Марина так просто подружилась. И, кстати, отрез на платье не остался лежать мёртвым грузом. Леонид к двадцатипятилетию со дня их свадьбы устроил пышное торжество в лучшем ресторане города. И тост такой покаянный произнёс, начав его привычными словами:
– Я, конечно, гад и подлец…

А бойфренд… Да разве это проблема в наше время? Но об этой стороне своей новой жизни Марина никому не рассказывает. А вдруг «гад и подлец» расстроится?

Виталина ЗИНЬКОВСКАЯ,
г. Харьков, Украина
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №06, февраль 2018 года