Лимит оптимизма исчерпан |
28.06.2018 10:04 |
Что творится в голове – не видно От редакции. Марина Сокол, автор письма «Хорошо вам, больным на голову» (№13), поделилась своей историей. Сейчас ей 27 лет, с детства страдает шизофренией, лечится у психологов и психиатров. Но не унывает, всего добивается сама, получила музыкальное образование, учится заочно на журналиста. Марина рассказала о трудностях, с которыми часто приходится сталкиваться людям с психиатрическими диагнозами, о своём опыте их преодоления. Здравствуйте, уважаемая и любимая «Моя Семья»! Прочитал письмо Марины Сокол. Меня приятно поразили её оптимизм, сила воли, стремление жить полноценно, несмотря на такой недуг, как шизофрения. Хотя, уверен, ей было очень нелегко сочетать лечение и занятия. И, наверное, сверстники смотрели на неё с некоторой насмешкой. Но это не помешало ей учиться и работать. Желаю тебе, Марина, полного выздоровления, чтоы всё в твоей жизни удалось, все желания исполнились. Немного напишу о себе – ты же ищешь единомышленников. Хочу с тобой и остальными читателями поделиться своими проблемами, связанными с таким же диагнозом. Ты, Марина, заболела в раннем детстве, меня же недуг поразил, когда уже прошёл половину жизненного пути – в 33 года. У меня была любимая и престижная работа на большом предприятии. Устроился туда совсем молодым и необученным, потом поднялся до должности мастера своим умом и трудолюбием, выполнял сложную высококвалифицированную работу. Меня ценили и уважали сослуживцы и руководство. Ничто не предвещало беды, а она случилась. Не знаю, почему так произошло, – у нас в роду никто не страдал психическими заболеваниями. Скорее всего, болезнь возникла от перегрузок. Занимался любимым делом, горел на работе, не отдыхал. Другой причины не вижу. В итоге на протяжении 15 лет я каждый год попадал в клинику с обострением. Надо отдать должное моим коллегам и начальству – на работе к этой проблеме отнеслись с пониманием. Но ясно, что при таком состоянии здоровья я уже больше не мог полноценно трудиться. Конечно, друзья и сотрудники поддерживали морально. Однако болезнь брала своё, и с каждым годом я терял квалификацию. Постепенно с должности мастера опустился до дворника. За это время распалась моя семья. Единственный человек, который остался со мной, – это мама. В начале болезни я, Марина, тоже был оптимистом, как и ты, но на фоне постоянных обострений мой лимит оптимизма оказался исчерпан. Слава богу, последние 13 лет нахожусь в состоянии ремиссии и надеюсь, приступы больше не повторятся. Ты пишешь, что в тех клиниках, где находилась, было не хуже, чем в санатории. Об обстановке в психдиспансерах знаю не понаслышке. Конечно, лечение там сложное, и хлопот у персонала много, но, на мой взгляд, с санаторием нет никакого сравнения. Психиатрические больницы – очень мрачные заведения, пронизанные скорбью и безнадёгой. Мне пришлось лежать и в областной, и районной клинике, в принципе, везде одинаково грустно. Препараты, которыми лечат, имеют много побочных действий, тяжело переносятся. Вот почему больные не хотят их принимать, а не потому, что не желают лечиться и считают себя здоровыми. Вот, пожалуй, и всё, что я хотел сказать на эту тему, неоднократно затронутую на страницах любимой газеты. «Моя Семья» является для меня отдушиной. Извините, уважаемые читатели, за сумбурную писанину. Не судите очень строго за такие записки сумасшедшего. А тебе, Марина, ещё раз желаю всего хорошего, успехов, удачи и здоровья. Из письма Евгения, Свердловская область Хочется ответить автору письма и другим людям, психически не очень здоровым. Марина, не всем так везёт, как вам. Расскажу немного о себе. Я с детства была нервным ребёнком: сказалось то, что отец сильно пил, нетрезвым буянил и ругался, даже бил маму. Потом по своей глупости поступила в педагогическое училище, не подумав, что в работе с детьми нужны крепкие нервы. Вскоре вышла замуж. Муж тоже пил, и это послужило дополнительным толчком к ухудшению моего здоровья. Родилась дочь, которая перепутала день с ночью: весь день спала, а как стемнеет – не уложишь. Если бы я была поумнее, просто ложилась бы вздремнуть одновременно с дочкой, но не сообразила. К тому же, пока было светло, мне приходилось подолгу заниматься огородом, как раз настал май. В результате постоянного недосыпа я со временем вообще потеряла сон. Мы жили в глухой деревне, где врача не было, только фельдшерский пункт. Там мне выдали димедрол, я его выпила – сна ни в одном глазу, зато началось сильное головокружение. Потом кто-то подсказал зайти к одной женщине, она дала мне транквилизатор. Вот после этой таблетки я уснула нормально: забыла и про огород, и про то, что надо готовить обед. Но даже от этого лекарства мой организм не пришёл в норму полностью. Я поехала в районную больницу, попала на приём к психиатру. Говорила тогда очень медленно, доктор сразу прервал мои объяснения, сказал, что ему некогда меня выслушивать, у него есть другие больные. Никакой помощи мне не оказали. В итоге пришлось уволиться с работы, хотя в РОНО советовали пройти врачебно-экспертную комиссию и получить инвалидность. Но не решилась. Мне тогда было всего 27 лет, на меня и так люди в селе косились, говорили – я притворяюсь. Ну, им так казалось: температуры-то нет, а что в голове творится – не видно. Так и мучаюсь всю жизнь из-за расшатанной нервной системы, бессонницы, других проблем. Мне уже 77 лет, поменяла много профессий. До сих пор пью транквилизатор, он помогает, улучшает сон. Сейчас его без рецепта не продают. Регулярно посещаю психиатра, который мне выписывает это лекарство. Без подписи, Приморский край Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru Опубликовано в №25, июнь 2018 года |