Антон не знает, что ответить, и угрюмо молчит. Последние лет пятнадцать или даже больше (с короткими перерывами, но о них ниже) он не работает, но закладывает за воротник каждый день. При этом на запойного не похож: высокий красивый мужик. Выглядит интеллигентно, даже когда небрит, и волосы всклочены. Антон – бывший преподаватель вуза, кандидат технических наук. Если бы не водяра, мог стать профессором.

– Ты же знаешь, я не просто так водку хлещу, – с обидой говорит Антон. – Это судьба, рок, фатум!.. Ладно-ладно, когда ты сопьёшься, я тебя тоже не выручу!

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Если сопьюсь, к тебе не обращусь. Попрошу у кого-нибудь другого.

Причём у меня в голове не пульсирует мысль: «Чтобы я стал алконавтом? Да ни в жизнь! Со мной не может случиться такого!» Нельзя зарекаться ни от тюрьмы, ни от сумы, ни от могучей власти дурных привычек.

В молодости я работал в учреждении, где несколько коллег женского пола безуспешно боролись с пьянством мужей. Трудилась с ними бок о бок одна незамужняя красотка лет двадцати, которая, наблюдая за мучениями сотрудниц, цедила сквозь сверкающие зубы:
– Мой будущий муж никогда пить не будет. Пусть только попробует!

Лет пять назад я её встретил. Разговорились, выяснилось, что у неё за спиной два неудачных брака, недавно вступила в третий. Надо ли говорить, что новый муж, как и первые два, оказался «хроном»?

Вообще я считаю, что алкоголизм – результат распущенности и слабоволия. Но не во всех случаях. Антон не зря говорит о роке.

Лет десять назад он совершил подвиг – отказался от спиртного. Порвал с друзьями-собутыльниками и устроился на работу. Преподавательская стезя ему с репутацией горького пьяницы, пусть и в завязке, разумеется, не светила. А на металлургический завод Антона взяли. В мартеновский цех, на разливку стали.

Какой он был гордый! Как свысока посматривал на окружающих, как на себя любовался – разве я не молодец! Правда, и причина для гордости действительно имелась: Антон не пил не потому, что закодировался, а потому что так решил. Мужик сказал – мужик сделал.

Кажется, он даже получил первую зарплату, весьма неплохую. Вторую не успел. Во время разливки стали металл лился в ковш и раскалённые брызги попали на Антона. Он получил сильнейшие ожоги, месяц лежал в больнице. Выписался и объявил, что в мартен больше ни ногой. Опять запил…

Через несколько лет Антон вновь взбунтовался: мол, я имею право на трезвую жизнь и уважение окружающих. Вспомнил, что у него есть водительские права. Спиртное – побоку, да здравствует работа!

В таксистской фирме он продержался три месяца, на четвёртый произошла страшная авария. Из-за плотного тумана огромный «БелАЗ» выехал на встречную полосу, а «Жигули», которые вёл Антон, на полном ходу запрыгнули под его днище. Когда приехавшие спасатели стали копаться в месиве из тел, они неожиданно извлекли из превратившегося в лепёшку салона легковушки живого, только сильно помятого таксиста. Это было, без преувеличения, чудо. Троих пассажиров, чтобы похоронить, собирали по частям.

Антон выжил. Более того, все его пострадавшие кости срослись правильно. Выйдя из хирургии на своих ногах, он сказал:
– Первый раз месяц отработал, затем месяц лечился. Второй – три месяца таксовал, столько же в ремонте, на больничной койке, за малым не окочурился. Получается, с очередной работы меня вынесут вперёд ногами? Такова логическая цепочка? Не дождётесь! Отныне мой единственный рабочий инструмент – стакан. Видно, судьба моя – синячить по-чёрному. Кто-то наверху так решил.

И вот уже лет пять Антон сидит без работы и дышит на окружающих праздником. А то, что такие упыри, как я, жмотничают, не хотят делиться финансами, его не смущает. Мир не без добрых людей, поэтому к вечеру Антон всегда пьян, весел и доволен жизнью. Но, самое главное, жив.