Детство Марии прошло в деревне Старая Буда Могилёвской губернии. Мамка у неё была сердитая, а как иначе – детей одиннадцать человек! Папка Афанасий был глубоко верующий, баптист. Утром и вечером выстраивал тех, кто мог стоять, на молитву. Рукодельный, шил обувь, этим и зарабатывал. Но как раз на те годы пришёлся страшный неурожай.

Из детства Маруся запомнила только голод. Она ходила за крапивой и лебедой, из которых пекли лепёшки, а брат Ванька, шустрый, моложе Маши, забирался с мешком на липу, набирал листьев, потом их сушили, перетирали и тоже пекли. Старшая Настя смотрела за младшими детками, но вскоре вышла замуж и переехала к мужу, хотя и недалеко. Двое самых младших умерли в люльках от голода, остальные продолжали жить и молиться. Маруся и Ванька отказывались повторять за отцом слова, обижались и говорили: «Если бы Бог был, разве б Он позволил голодать маленьким детям?»

Отец сшил Маше тапочки и сказал: «Вставай на молитву, я тебе тапочки пошил!» Маша обиженно отшвырнула обувку и заплакала. Но она навсегда запомнила, что их, детей, окунали в воду и читали молитву. Наверное, это было крещение.

Откуда-то пошёл слух, что можно хорошо устроиться в Сибири, и отец собрался на разведку. Приехал, разузнал и вернулся, чтобы забрать семью. Настя как услыхала, что уезжает вся родня, взвыла, выкрала у мужа деньги и села в поезд вместе со всеми. Пока доехали, Ванька стал как стеклянный – распух от голода.

Никто их в Сибири не ждал, в колхоз не приняли, потому что не было там никакого хозяйства. Остановились в заброшенной баньке, спали на полках все вместе, укрываясь рогожей. Но зерна в тот год в Сибири народилось немеряно, все амбары заполнили, на землю ссыпали. Помаленьку, потихоньку детишки начали приходить в себя. Мальчики нанялись пасти коров, отец шил обувь. Окрепли, накопили денег и к зиме купили избушку.

Жизнь начала налаживаться. При МТС, машинно-тракторной станции, открылись курсы трактористов, и девушки пошли учиться, получили удостоверения. Вечерами молодёжь собиралась в одном из домов. Танцевали, пели песни, частушки. А здесь и первая любовь подоспела: Маруся познакомилась с Алёшей, красивым скромным парнем. Ходили, взявшись за руки, когда никто не видел. Вот оно, счастье.

И вдруг – война! Всех парней мобилизовали. Алёша успел прислать одно письмо с фотографией и надписью: «На вечную память Марусе. Не забывай меня». Погиб.

Тяжело было. Люди работали на победу. Девчонки заводили трактора вручную, сами все пропахли топливом. Так Маша потеряла обоняние – по-видимому, от солярки сгорели рецепторы, никаких запахов не слышала совершенно. Потом, уже во взрослой жизни, говорила: «Мне что духи, что свинухи, всё одинаково».

Брат Ванька вернулся с войны с простреленной ногой. Из парней почти никого не осталось. К Маше посватался приезжий Гоша, ростом с неё, чернявый, кареглазый. Он окончил школу горных мастеров, в то время это приравнивалось к высшему образованию. Грамотный, интересный, да ещё и гармонист.

Любила ли? Скорее уважала, да и не за кого больше было выходить. Молодые бабёнки поглядывали на Гошу. Он так играл на гармошке полонез Огинского, что все обмирали. Но Маша была не ревнивая.

Гоша работал на шахте «Полысаевская», зарабатывал по тем временам неплохо. Купили домик у железной дороги, в низине. А там и детки пошли. Старший, Гена, похож на мать, русоволосый, голубоглазый. Потом, через два года, родилась дочка Галя, копия отца – темноволосая, кареглазая. Вроде бы и хватит. Мария всё за детьми глядела, шила, вязала, готовила. И вдруг – снова беременность. Не хотела рожать третьего, а куда деваться, аборты тогда не делали, травить не стала. Родилась Надя, тоже на мать похожа. А за ней и Нина, кареглазая, беленькая красавица с волнистыми волосами.

Жизнь понемногу наладилась. Нине исполнилось два годика. Гоша продолжал работать в шахте, Маруся начала запасать продукты: она пережила голод и боялась, что всё повторится. У неё всегда были мешок муки, соль, сахар, лапша и крупы.

Зажили, можно сказать, счастливо. Гоша приходил с работы, ужинал, доставал гармошку, а Генка выплясывал под музыку.

Однажды в холодную мартовскую ночь муж Марии не вернулся с работы. Так и просидела она не смыкая глаз, а утром разбудила сына и послала на поиски. Гена побежал к мостику через лог и там обнаружил убитого отца; мальчишке было всего девять лет, он перепугался и долго кричал.

Мария почернела. «За что? У меня четверо малых деток! Нет, невозможно, это не со мной, сейчас проснусь, и Гоша придёт с работы. Вот-вот он постучит. Не может быть, как мы проживём без него?»

Однажды вечером к ней постучала незнакомая женщина. Она рассказала, как в ту ночь шла с работы и услышала голос: «Мужики, да что вы делаете? Я ведь Гоша Емельянов, горный мастер!» А в ответ: «А мы тебя и поджидали». По голосам женщина узнала троих, даже назвала фамилии убийц. А Маруся получила заключение судмедэкспертизы: умер от переохлаждения.

Она захотела просить об эксгумации. Кому об этом сказала, не помнила, но шахтовый посёлок – как деревня, всё на слуху. Через несколько дней в дом пришёл незнакомый мужик, схватил её за горло и начал душить: «Только попробуй в суд подать, не жить тебе!» Маруся вырвалась, схватила табуретку – и на него. Отбилась.

Долгие месяцы не могла прийти в себя, опустилась, почти обезумела от горя и безнаказанности зла. Очнулась, когда обнаружила на себе вшей, да не обычных, а каких-то чёрных. Оглянулась, а кругом детки бегают: Гена улыбаться разучился и всё время молчал, маленькая красавица Нина смеётся, да и средняя ничего не понимает, сидит играет с тряпичной куклой. Только семилетняя Галя всё время рядом, на хозяйстве.

Мария встряхнулась и решила жить дальше ради детей. Продала дом, и они всей семьёй переехали в другой район. Вместе с ними в машине ехала кошка, которую нужно было запустить в дом первой – на счастье.

Жизнь продолжалась, но Мария никак не могла смириться с тем, что убийцы живут, а отца её детей нет. Где справедливость? Каждую ночь плакала и мучилась от этих мыслей. А что она могла сделать против троих мужиков, освободившихся из тюрьмы? Ей рассказали, что это бывшие зэки, не хотели работать, пили, прогуливали, приходили к Гоше и требовали, чтобы он проставил им смены, а тот отказывался. Вот они его и подкараулили.

Опять вспомнила Мария голодное детство, сидела и думала: «За что? Малые детки умерли в люльках, и нас бы в живых давно не было, если бы отец не перевёз в Сибирь. И мне не суждено замуж выйти, и дети мои несчастные сироты. Не смирюсь!»

И решила отомстить. Где она об этом методе узнала, неизвестно. Надела крестик, зашла в церковь и поставила свечку за упокой убийц.

В течение года один из её врагов упал в шурф, второй умер от туберкулёза, третьего убили по пьяной лавочке. Кто хочет, может верить, что месть сработала, а кто не хочет – пусть думает, что для уголовников это закономерный исход.
Мария же продолжала растить детей, получала на четверых мизерную пенсию. Генка так и остался молчуном, почти не разговаривал, девчонки подрастали помощницами.

Постепенно женщина пришла в себя. А как не прийти – надо растить-кормить детей, куча дел: огород, да и дом шахта починила – перекосился. Так что с утра до ночи в делах, печалиться уже некогда.

Не заметила, как дети получили профессии, потом сын женился, старшая дочь вышла замуж. Стали жить самостоятельно, работать. Может, и ей пришла пора задуматься о себе? Начал за ней ухаживать седой голубоглазый Василий, бывший лётчик, позвал жить к себе. Он был симпатичный, но любил приложиться к рюмке. Мария же сроду не пила спиртного, если только в праздник. А Василий выпьет и начинает вспоминать былые подвиги: как им перед вылетом наливали боевые сто граммов, чтобы не так страшно было, как некоторые, выполняя задание, по дороге сбрасывали бомбы где придётся. Надоели Маше эти пьяные излияния, собрала вещички, обозвала его трусом и вернулась в свой дом.

Вот и зрелость подошла, сколько жить осталось, неизвестно. А тут соседский дедулька с разговорами подступил, в гости просился – да пусть, всё веселее. Дедок интересный, приходил с растворимым кофе и конфетками, в подкидного дурака играли. Как-то раз пришёл нетрезвый и разоткровенничался, много интересного рассказал: «На войне я был, убили бы, а жить-то хочется, поэтому сдался в плен. Отправили в Германию, в работники. В плену мне хорошо жилось, пристроился к немке-хозяйке, она меня и кормила, и поила».

Послушала его Мария, послушала, вспомнила своего Алёшу, первую любовь, и Гошу, погибшего из-за честности, и заплакала. Потом схватила деда за шкирку и вытолкнула в дверь: «Пошёл вон отсюда, предатель, чтоб ноги твоей в моём доме не было!» И напоследок наладила ему пинка.

А мысли о своей якобы вине мучили Марию до конца жизни. Под старость лет послушала сестру и отправилась с ней в церковь, где и крестилась. Возможно, вторично. Батюшка сказал, что смыла все грехи и душа её очистилась.