В тон-студии «Мосфильма» было мрачно, темно и тихо. На большом экране завис стоп-кадр: герой итальянской гангстерской комедии, насупившись, целился в кого-то из пистолета.

А в светящемся окне звуковой рубки шло другое действо, настоящее немое кино. Пышнотелая Валентина, режиссёр дубляжа, схватила металлическую плоскую коробку с плёнкой, замахнулась и вознамерилась опустить её на голову нерадивого звукооператора. Юркий Генка ловко увернулся и бросился бежать. Мы с коллегой Люсей молча смотрели на этот Марлезонский балет. Говорить, шевелиться, дышать и даже моргать на дубляже строжайше запрещено, чувствительные микрофоны ловят всё – шелест станиц, сопение, взмах ресниц.

– Наверное, Генка опять бобину потерял, – всё-таки шепнула Люся.

В ответ я лишь сморщила нос. Вдруг бестолковый Генка забыл выключить микрофон, тогда наш диалог ляжет вторым слоем на уже записанный звук. Из рубки Валя царственно махнула нам рукой – дескать, расслабьтесь, дышите.

– Уф-ф-ф! – длинно выдохнула Люся и стащила с головы массивные наушники. – Пошли покурим.

Люся 150 сантиметров в высоту и столько же в ширину. Когда-то она была звездой провинциального ТЮЗа, но в весёлые девяностые родной театр приказал долго жить, и они с мужем-актёром подались в Москву. Там пришлось для начала устроиться на хлебозавод. От блистательной карьеры травести (актёрское амплуа, «женщина, похожая на мальчика». – Ред.) у Люси на память осталась лишь короткая мальчишеская стрижка и голос, звенящий колокольчиком.

– Хорошо бы в обойму попасть, чтобы постоянно иностранку озвучивать, реальные бабки платят, – вслух размышляла Люся, затягиваясь сигаретой. – Но там своя мафия, фиг прорвёшься.

Прибежала звукорежиссёр Валя, махнула рукой – пора идти к микрофонам.

Отработав смену и получив деньги, мы с Люсей из «Мосфильма» вышли вместе. Она вдруг сказала:
– А у тебя голос хороший, такой, знаешь, располагающий к общению. Слушай, у меня есть ещё одна подработка. Хочешь попробовать?

Мы довольно быстро добрались до спального района. Девятиэтажная новостройка рядом с метро, первый подъезд, первый этаж. Люся открыла дверь своими ключами.

В однокомнатной квартире все перекрытия оказались снесены, помещение было оформлено под офис, перегородки из гипсокартона заканчивались на уровне груди. Шесть секций-клетушек, в каждой стол, стул, телефон. На стенах театральные афиши и плакаты с анонсами кинопремьер прошлых лет. А венчал всё огромный транспарант со странноватым призывом: «Плохо? Надо? Хочешь? Звони в «Этуаль»!»

В одной из клетушек гордо восседала бабуля явно за семьдесят в кружевной шляпке и перчаточках. Томно пускала в потолок дым папироски и размеренно вещала в трубку:
– Ты зверь, ты настоящее животное! Бей меня, рви! Ах, я вся горю!
– Здрасьте, – сдавленно пискнула я.

Но мадам даже не кивнула, так была сосредоточена на беседе.

– Это Катерина Львовна, народная артистка, гордая очень, – пихнув меня в бок, прошептала Люся. – У самого Завадского училась. К ним в театр пришёл новый режиссёр, всех возрастных добровольно-принудительно отправил на выход. Теперь она у нас творит.

Из крайней клетушки вынырнула голова с ярко-рыжей чёлкой. Крупная деваха широко улыбнулась, приветственно приподняла чашку с чаем, но от телефонной трубки не оторвалась.

– Да ты ж моя рыбонька, как за жинкой соскучишься, завсегда звони, я тебя так любить буду! Пока-пока, целую в попку!

Я испытала культурный шок. Что это такое? Где я, куда попала? Люся церемонно представила меня владелице ИП «Этуаль».

– Алевтина, можно просто Аля, – обладательница рыжей чёлки крепко пожала мне руку и приступила к интервью. – Что окончила? Какие дипломные спектакли были? В театре кого играешь?

Всё чётко, профессионально и по-деловому. Что примечательно, куда-то моментально испарился её южный говор, речь стала по-московски акающей и плавной. И неудивительно: Аля родилась и выросла в Москве, после школы поступила в Щепкинское театральное училище. Там очень ценили народную красоту, чтобы у девушки коса до пояса, лебединая шея, стройный стан. По окончании обучения её пригласили в труппу Малого театра. И всё шло прекрасно, но тут грянула перестройка.

Интеллигентные мама и папа, как и полагается утончённым натурам, с горя легли на диван и закрыли лица газетами. А когда увидели по телевизору, как танки палят по Белому дому, вообще заболели. В театре зарплату уже давно не платили, лечить и кормить родителей было не на что. Аля устроилась в ночную смену в палатку возле дома, но продавщица из неё вышла аховая – каждый день недостача. Ничего не заработала, ещё и должна осталась. Пошла продавать газеты у метро, но там платили копейки.

Коллеги-актёры в гримёрках грустно шутили, мол, сейчас есть только две востребованные профессии: для мальчиков – бандит, для девочек – проститутка.

Аля купила газетку, где размещали объявления в рубрике «досуг», позвонила в агентство эскорт-услуг. Не на Тверской же стоять! Лысый мужичонка, владелец агентства, увидев её, чуть слюной не захлебнулся от восторга:
– О, актриса, красавица! У меня для вас имеется эксклюзивный заказик. Депутат! Ему на банкет в Кремлёвском дворце требуется для компании девушка. Заказ оплатил в долларах, пятьдесят процентов нам, пятьдесят – вам. Дам ему ваш телефончик, обговорите детали. Ну и сами, милая, понимаете, если захочет что-нибудь, кроме банкета, – таким людям не отказывают.

Депутат позвонил, беседовали долго. Аля, радостная от того, что нашла непыльную и денежную работу, кокетничала и с готовностью смеялась над его двусмысленными шутками. Даже подумала: а вдруг это судьба? Но при встрече разочаровалась. Хотя на «депутате» и был дорогой костюм, но по повадкам ясно читалось – свои «университеты» проходил на зоне.

Банкет в Кремле прошёл гладко. После него, естественно, поехали в номера, и вот там её ожидало очередное фиаско.

– Ты реально бревно! – возмутился клиент. – С тобой, в натуре, по телефону интереснее разговаривать, чем спать.

Аля заплакала. Стало больно и обидно – ну что же она такая никудышная, совершенно ни на что не годная. А ведь дома ждут больные родители, мама хотя бы чуть-чуть ходит, а папа лежит и совсем не встаёт.

Аля рыдала долго, кавалер заволновался, начал успокаивать:
– Да ладно, чего так убиваешься. Хочешь, всё равно будем пару раз в месяц встречаться, деньжат подкину. Ну или бизнес какой-нибудь помогу замутить, сейчас все своё дело начинают.
– Какой ещё бизнес? – горько всхлипывала Аля. – Я ничего не умею! Только со сцены слова говорить.

«Депутат» поскрёб массивный загривок, потряс якорной золотой цепурой и задумчиво молвил:
– Слова говорить? Тоже неплохо. Только не со сцены.

Вот так у Али и появился собственный бизнес, вполне легальный и под защитой сильных мира сего. В морально-этическом плане никаких проблем она не видела. Ну, хочет человек за свои деньги поиграть по телефону в раба и госпожу или пофантазировать, как на высоте десять тысяч метров в кабинке туалета уединился со стюардессой, – почему нет? Или скучает без женской ласки в долгой командировке, а на настоящую измену не готов. Мы поможем!

А если попадётся какой-нибудь извращенец с грязными мыслишками, его сам бог велел таким образом удовлетворить и нейтрализовать, может, после этого успокоится, беды не натворит. Короче говоря, «Секс по телефону» – дело полезное, почти как телефон доверия, только интимного. В общем, медико-психологическая помощь.

Свою фирму Аля назвала «Этуаль». Что означает – звезда, модная актриса, выступающая в лёгких жанрах: фарс, комедия, оперетта. На работу брала сотрудниц только с актёрским образованием. И чтобы у девушек был красивый голос, чтобы грамотно говорили и с лёгкостью умели импровизировать.

Зазвонил телефон. Алевтина быстро схватила трубку и бархатно проворковала:
– «Этуаль» слушает.

Потом, зажав ладонью мембрану, прошипела:
– Люська, твой!

Люся щёлкнула клавишей многоканального телефона и зазвенела колокольчиком:
– Дядя Федечка, привет, я скучала! Что делаю? Да только из школы вернулась.

А начальница принялась вводить меня в курс дела. Днём звонков немного, трёх человек вполне хватает, основная работа вечером и ночью. Во вторую смену обычно работают студентки театральных институтов, ничего, справляются. Молодые – им нравится посмеяться, поприкалываться. График свободный – приходи, когда есть время. Сколько наработаешь, столько и получишь, в тот же день и наличными. Клиент оплачивает каждую минуту разговора, посему в идеале время беседы надо тянуть до бесконечности.

Я задумалась. В принципе, всё понятно: позвонит «пациент», надо представиться, описать свою внешность, спросить, какого рожна ему хочется. Неплохо бы придумать себе какой-нибудь образ. В данной труппе уже все амплуа представлены: роковая женщина, травести, характерная актриса. Лирической героиней, что ли, прикинуться? Но это явно не моё!

Размышления прервал очередной звонок. Аля цапнула трубку, произнесла коронное:
– «Этуаль» слушает!

Кивнула мне:
– Давай, пробуй. Новенький.

Я села за свободный столик, взялась за телефон.

– Привет, – послышался сдавленный голос.
– Привет, – осторожно отозвалась.

Абонент на другом конце провода замолчал и громко задышал.

– Чего ты хочешь, расскажи, – игриво осведомилась я.
– Расскажи, какая ты.

Почему-то первой пришла на ум моя итальянская приятельница, порнозвезда Вампирелла, которая в юности, до операции, была сицилийским мальчиком Сальваторе.

– Мой рост сто восемьдесят сантиметров, шестой размер груди и длинные густые чёрные волосы.
– А на теле ты волосы бреешь?
– Никогда.

Мой клиент задышал ещё громче, надсадно и с присвистом, а потом прохрипел:
– Приходи ко мне!
– Так уже, стою у твоих дверей. Тук-тук! – постучала кулачком по столу. – Открывай скорее, холодно. Правда, я в шубе, но под ней ничего нет. Только бельё, алое, шёлковое и блестящее.
– Я буду снимать его с тебя медленно.
– Не хочу медленно! – вдохновенно рявкнула я. – Вали меня на пол, рви всё к чёртовой матери, на клочки и тряпочки!

Абонент застонал, выдал длинный иступлённый вопль, как пожарная сирена. Потом что-то ухнуло, бухнуло, рухнуло. Вдруг он потерял сознание и упал со стула.

Разговор прекратился, пошли короткие гудки. Я оглянулась на коллег и удивлённо развела руками – мол, неужели это всё?

– И это всё? – как эхо повторила ошарашенная Аля. – Ты же говорила меньше минуты!

Я лишь плечами пожала. Кто же знает, возможно, человеку так мало надо для счастья, или его от экстаза удар хватил.

Катерина Львовна проворчала:
– Чему их нынче в институтах учат? Что такое процесс, даже не понимают, только результат им подавай.

В общем, в труппу театра «Этуаль» меня не приняли, но я не расстроилась. Только за своего бедолагу клиента-пациента переживала – жив ли остался? Я же всё-таки до театрального в медицинском училась, а клятва Гиппократа гласит: не навреди!