– Дорогой друг, мой первый вопрос – ужасно сложный для вас. Неужели сорок лет назад вы верили, что «Спейс» способен просуществовать так долго? Чего вы тогда ожидали?
– Когда вы создаёте группу, то всегда надеетесь, что ваша музыка будет иметь колоссальный успех. Но тогда я не знал, что мой сингл «Волшебный полёт» и последующие альбомы станут популярны во всём мире. Для французского эстрадного композитора такое было немыслимо, но это случилось. И, конечно, я бы хотел и дальше сочинять интересную музыку, которая нравится людям вот уже сорок два года. Мои концерты посещают люди трёх разных поколений. Да об этом мечтает любой композитор!

– Вы приезжали на гастроли ещё в Советский Союз, а потом наша страна сократилась до размеров России. Но вы продолжаете привозить свою музыку, не очень разбираясь в суверенитете бывших республик. Скажите, вы чувствуете разницу между «до» и «после»?
– Да, СССР – огромная страна, даже расколовшаяся на разные государства. У меня есть хорошие друзья во всех бывших советских республиках, я рад давать концерты везде. «Спейс» – группа эксклюзивная. Мы единственные музыканты, которые побывали во всех странах бывшего Союза. И теперь уже никто не задаёт мне вопрос «Зачем ты едешь на Украину или в Казахстан?». Потому что я посещаю эти страны с 1983 года.

– Да, начало было прекрасное. В 1983 году вы отыграли 21 концерт в Советском Союзе. После гастролей фирма «Мелодия» выпустила первый альбом – «Волшебный полёт». Как это произошло?
– В конце 1982 года у меня состоялась встреча с первым заместителем министра культуры СССР в советском посольстве в Париже. Он посмотрел на меня и сказал: «Вы знаете, что ваша музыка очень популярна в России?» Я ответил: «Нет, господин министр». «Господин Маруани, я хотел бы пригласить вас в Россию, чтобы вы дали концерты. Большие концерты!» Я ответил: с удовольствием. Но сразу оговорил, что не хотел бы выступать лишь перед богатыми людьми, перед чиновниками. Что я также хотел бы выступить перед обычными людьми. И ещё желал бы дать три концерта в Москве на Красной площади. Он посмотрел на меня и произнёс: «Господин Маруани, мы готовы предложить вам выступление в большом спорткомплексе «Олимпийский». И даём возможность сыграть двадцать один концерт – в Москве, Ленинграде и Киеве. Но даже не мечтайте, что когда-либо сможете выступить на Красной площади. Вы понимаете, что там находится!» Вот так всё и было… А примерно за месяц до начала турне тогдашний руководитель СССР Юрий Андропов неожиданно выступил примерно со следующими словами: «Нам не нужна французская, европейская культура – она навредит СССР и нашей культуре». Тогда представители французского посольства встретились с Андроповым и министром культуры СССР. Сказали, что группа уже репетирует, визы и официальное приглашение оформлены… И турне состоялось. Советские люди впервые смогли вживую услышать нашу музыку. Гастроли были потрясающими, успех – сумасшедшим!

– Вы уроженец княжества Монако, но уже полвека настоящий француз. Однако большая часть ваших концертов до сих пор проходит в России и бывших республиках Союза. Насколько понятнее мы вам стали?
– На меня повлияли люди, с которыми я встречался во время этих путешествий. Возможно, мне лишь кажется, но я думаю, что по своей душевной организации очень близок к славянским народам. Здесь мои поклонники хорошо меня понимают, мы находимся на одной волне. Мне интересны ваша культура, ваша музыка, я знаком с вашей кухней. И благодарен судьбе за возможность быть рядом с вами все эти годы. Хотя для меня так и осталось загадкой, что такое «картошка в мундире» и «суточные щи». Но удивительнее всего то, насколько большие изменения произошли с вашими странами за такой небольшой период.

– Хронологически сорокалетие вашей группы состоялось три года назад, но отмечаете его лишь теперь, спустя время. С юбилейной программой вы проехали всю Россию насквозь, от Петербурга до Владивостока. Всегда ли чувствуете разницу в обликах наших городов, различаете публику на ваших концертах?
– Люди везде разные. И зрители в разных городах не похожи друг на друга. Например, в Москве публика более сдержанная, а в Петербурге она напоминает юг Франции, там зритель более нежный, что ли… Цель музыканта состоит в том, чтобы не просто сыграть ту музыку, которую все любят. Зрители вправе ждать новинок, а значит, каждый твой концерт должен отличаться от предыдущего. Пусть даже программа остаётся прежней, но музыкант может по-другому двигаться или общаться со зрителями. Поэтому концерты в Екатеринбурге и Челябинске – это не одно и то же.

– А неформально вам удаётся общаться?
– Каждый раз, когда я приезжаю в новый город, первое, что делаю, – иду утром на рынок. Потому что там я могу узнать, сколько стоит, например, мясо. Мне интересно потом это вспоминать, сравнивать с парижскими ценами. Помню, в первый раз приехал в Алма-Ату и пошёл на казахский рынок. Конечно, тогда я был известен в России, на Украине и в Грузии, но в Казахстане чувствовал себя иностранцем, приехавшим в Китай. Вообразите моё удивление, когда на базаре ко мне начали подходить люди: «Привет, Дидье, как твои дела?» Я был поражён тем, что моя музыка и популярность обогнали меня. Хочу надеяться, что во многом совпадаю с вашим темпераментом. Может быть, именно поэтому публика считает мелодичной ту музыку, которую я играю, хотя порой она бывает громкой и «жёсткой» на слух. Другой причины моей известности в ваших странах я просто не нахожу.

– В группе «Спейс» у каждого музыканта есть своя семья. Приглашаете ли вы близких людей сопровождать вас в поездке?
– С тех пор как у меня появились дети, я стараюсь брать их с собой в турне. Во-первых, чтобы они увидели всё это. Во-вторых, турне – это большой стресс, и здорово, когда семья рядом, она придаёт мне уверенности. По возможности всегда прошу их быть со мной. Я работаю вместе со старшим сыном Себастьяном, отвечающим за техническую часть концерта. Также жена и дети помладше стараются не быть в поездке обузой, все пытаются что-то делать. «Спейс» – это команда. Мы вместе летаем на самолётах или берём напрокат большой лимузин, потому что нас много. Я всегда говорю своему промоутеру, чтобы он бронировал места для всех в одной гостинице. Чтобы и моя семья, и мои музыканты, и их сопровождающие, и персонал концертной команды жили по соседству. Ведь мы знаем друг друга не один десяток лет. Мы – большая «космическая» семья. Как правило, в гостинице останавливаемся на десять дней или даже на две недели. Вместе живём, вместе питаемся.

– Дидье, сколько готовятся ваши гастроли? Сколько грузовиков вы с собой возите?
– Музыка «Спейс» – это лишь видимая часть большой машины. Кроме концертов существуют репетиции музыкантов, постановка освещения, монтаж и демонтаж сцены и оборудования, синхронизация мультимедиа, экранной и лазерной. Подготовка турне занимает три-четыре месяца. Нужно много репетировать, создавать лазерные эффекты, думать над оформлением сцены. Однако сейчас мы уже не используем много грузовиков. Да, в 1993 году с нами в турне отправилось двенадцать огромных трейлеров, в которых мы перевозили всё – костюмы, оборудование, музыкальные инструменты, освещение, лазерные установки. Но теперь я работаю с одной компанией, которая помогает нам с лазерным оборудованием, и больше нам не надо возить с собой много вещей. Кстати, моя соотечественница Милен Фармер с трудом умещает своё концертное имущество в пятьдесят фур.

– Во время гастролей нужно оставаться в хорошей форме. Требуются тренажёрный зал, строгая диета, крепкий сон, а вместо них появляются поздние застолья, синяки под глазами и стресс от нездорового внимания поклонниц. Или у вас есть противоядие?
– Я занимаюсь спортом, но в меру. Никогда не сидел на диете, но сохраняю форму. Думаю, из-за генетики. Это у меня от отца. Знаете, в конце жизни он выглядел лет на пятнадцать моложе, чем был на самом деле. Отец был худым и стройным, а я это унаследовал от него. Так что спортом не увлекаюсь. Просто не ем слишком много. И не набираю вес. Напротив, после каждого концерта теряю килограмма два.
Действительно, в турне всегда возникает много проблем, которые надо решать. Но для этого и существует мой главный менеджер Патрис Ришар. Не путайте его с Пьером, он у меня очень серьёзный. Я же сосредотачиваюсь на музыке. Перед концертом остаюсь в гримёрке один, чтобы настроиться в тишине. И на сцене не испытываю стресса – наоборот, я спокоен и сосредоточен. Это позволяет получить от публики столько же, сколько ты ей отдаёшь. Когда тридцать тысяч людей аплодируют тебе, кричат «браво!» и ты даже не можешь их остановить – это чудесно.

– Когда-то ваши альбомы выходили чуть ли не ежегодно, и многие связывают это с волей вашего первого продюсера Жан-Филиппа Илиеско. Давайте вернёмся в то время. Смог бы появиться «Спейс» без его давления?
– Жан-Филипп Илиеско помогал мне в начале карьеры, когда я ещё выступал как певец. Но, знаете, мелодия «Волшебный полёт» появилась, когда одна дама-астролог попросила меня сочинить музыкальную заставку для её передачи. Илиеско настаивал, чтобы я откликнулся на просьбу этой дамы. До этого я уже слышал электронную музыку и был поражён звучанием синтезатора. Пошёл в музыкальный магазин и купил себе такой. Придя домой, подключил синтезатор, настроил и через пять минут сочинил «Волшебный полёт». Астролог пришла в полное восхищение. В итоге её передачу не показали на телевидении, но музыка осталась. Я сказал Илиеско, что хотел бы записать «Полёт». Мы записали, но все, кто прослушал её в студии, сказали в один голос: «Мы потрясены, но не будем это выпускать. Это не Дидье, это какая-то инструментальная музыка». Илиеско настаивал, что по контракту я являюсь певцом, а не автором, что под именем Дидье Маруани я обязан выступать как певец. Тогда я ответил: «Хорошо, я создам музыкальную группу, и она будет называться не «Дидье Маруани», а «Спейс».

Но возникла ещё одна проблема: люди на концертах не должны были знать, что выступаю я. Поэтому было решено надеть на нас шлемы и скафандры, как у космонавтов. Вот так всё и произошло, и этот образ помог группе стать популярной, потому что это смотрелось необычно и сумасшедше. Позже я получил разрешение от мэра Парижа дать концерт у Эйфелевой башни. Были подписаны все документы, но что-то произошло со стороны спонсоров и радиостанции, и незадолго до концерта мой продюсер решил всё отменить, иначе он потерял бы много денег. Тогда я сказал: «Если ты отменишь концерт, я покину группу». Он заявил: «Если хочешь – вперёд. Но тогда я зарегистрирую «Спейс» как торговую марку, и твоё имя тоже будет принадлежать мне». Со стороны продюсера это было сродни краже – забрать название группы, мой сценический псевдоним, моё имя! И я сказал: «Хорошо, но не забывай: можно легко поменять продюсера, а вот найти замену композитору гораздо труднее». В общем, накануне турне по СССР мы с ним разошлись.

– Вы поддерживаете связь с ветеранами из первого состава «Спейс»?
– Наш первый гитарист Янник Топ по-прежнему играет на бас-гитаре. Я также в курсе дел нашего красавца – клавишника Ролана Романелли. Он стал композитором и успешно пишет музыку для кино, например саундтреки к «Астериксам и Обеликсам». Это талантливая работа. Он вообще молодчина, несмотря на возраст находится в хорошей форме и продолжает концертировать в качестве аккордеониста. Вы должны знать: этот инструмент у нас, французов, в крови…

– Ваши концерты часто проходят в сообществе других музыкантов – детского хора, известной певицы Евгении Лагуны, ансамбля песни и пляски или симфонического оркестра. Легко ли вы соглашаетесь на такое сотрудничество?
– Вы, наверное, знаете, что я участвовал в благотворительном концерте Евгении Лагуны. Она оказывает помощь большому количеству людей, особенно детям. И когда могу, когда я не занят, то откликаюсь на подобное. Однажды был в Воронеже в больнице для детей, больных раком. Когда зашёл туда и увидел семьдесят детей, судьба которых висит на волоске, то заплакал. Эмоционально это было для меня трудно. Потом вместе с детьми мы играли музыку, рисовали, и, кажется, они были счастливы, но для меня это потрясение. В 2005 году я также дал концерт для семей, пострадавших в Беслане.

– 12 апреля для вас профессиональный праздник. В последние годы вы часто проводите этот день в Москве или Королёве. Видимо, вы свой человек в «Космическом клубе».
– Да, время от времени «Роскосмос» приглашает меня. Мне нравится делиться своей музыкой с космонавтами. Я разговаривал с ними после их возвращения с МКС. Они рассказывали, что им нравится слушать и музыку «Спейс», и современную музыку, и классическую. Нет музыки, которую они считают более подходящей для этих условий. Есть только хорошая и плохая. А с итальянским космонавтом Лукой Пармитано мы сыграли дуэтом на синтезаторах. Он в это время находился на МКС, а я – в Лужниках. Технически это сумасшедшая идея, но мы это сделали – сыграли «Волшебный полёт». Просто удивительно.

– Интервью с вами было бы неполным без обсуждения дуэли с Филиппом Киркоровым. Инцидент связан со спорным авторством его песни «Жестокая любовь». Что вы об этом скажете?
– Я скажу кратко: Киркоров мне не интересен. Судебный процесс ещё не закончен. Российское правосудие не показалось мне беспристрастным, хотя я встречался в Москве с министром культуры господином Мединским. Но, конечно, господин Мединский не смог ничего сделать, ведь он не влияет на систему правосудия.

– Эпидемия коронавируса изменила планы людей по всему свету. Думаю, вы не исключение. Как справляетесь с этим бедствием, чем занимались на самоизоляции?
– Ну, во-первых, вместо маски я бы всем посоветовал космический шлем. Вы знаете, он у меня есть, и только в нём я чувствую себя в безопасности. А если без шуток, меня спасает загородный дом. Мы практически переселились в него – я, моя жена, двое младших сыновей, Рафаэль и Кристофер, и наш лабрадор Принц. Он больше всех радуется, что мы впервые так много времени проводим вместе.

– Париж опустел?
– Во время изоляции это выглядело как во времена оккупации в сороковом году! Если у тебя был пропуск, то можно было проехать весь город минут за двадцать. Он как будто ушёл в себя, его было не узнать, его не было…

– Последний вопрос, мой друг: какой награды вы бы себе пожелали за долголетнее успешное творчество?
– Я её уже получил. У меня есть много наград и дорогих для меня сувениров. Но самой дорогой наградой была и остаётся верность поклонников моему творчеству на протяжении многих лет.