ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Публикация не предназначена людям моложе 18 лет. Также уведомляем, что в рассказе присутствует грубая лексика, которая является частью авторского стиля и требуется для правдивого воссоздания произошедших событий.

На беду мамы, которая надеялась вырастить из меня приличного человека, в старших классах школы я не увлекался ни юриспруденцией, ни стоматологией, ни ядерной физикой, ничем таким полезным и перспективным. Усугублялось это тем, что папа отстранился от моего воспитания, скрывшись в сочинских субтропиках. Не хватало мне суровой мужской руки и внятного направления в жизни.

Зато, грешным делом, занялся я музицированием. Как сказала бы биологичка, подраздел – игра на ударной установке, среда обитания – говно-рок.

Только барабанов у меня не было. Но проблема казалась решаемой. Отыскал бесноватый юннат старые кастрюли, обтянул их толстыми обложками от учебников, повыдёргивал палки-подпорки от цветов и начал копоти давать. Приходили в гости друзья с гитарами и фигачили несколько часов кряду что-то лихое над головой у бедной, непонятно чем нагрешившей пенсионерки Антонины Ивановны. Человека с высшим музыкальным образованием и утончённым вкусом.

Пенсионерка не бухтела. Моя мама-врач бесплатно, памятуя клятву Гиппократа, вечером после работы прокалывала различными омолаживающими составами все старческие зады нашей панельной пятиэтажки. Отпрыску ангела прощалось всё.

– Алэксэй, вы точно увэрены в выбранном направлэнии дэятельности? – поинтересовалась у меня как-то раз бедная интеллигентная старушка. Речь её звучала утончённо.
– А что не так? – искренне удивился я.

Антонина Ивановна махнула рукой и, мелко трясясь, последовала к себе домой – в клуб любителей рок-музыки «Андеграунд», как мы прозвали её квартиру.

Наш коллектив заметили и взяли на воспитание в местный Центр детского творчества. Там были электрогитары и барабанная установка. Настоящая! Это переворот сознания, товарищи! Дзынь-дзынь, тыщь-тыдыщь.

Едва освоив инструмент и организовав пару легендарных концертов, за которые мы всем составом были отхерачены гопниками уездного городка, я твёрдо решил стать рок-звездой. Столица рок-н-ролла, Санкт-Петербург, находилась под боком. Гребенщиков! Горшок! Цой… Хотя нет, он, на своё счастье, давно погиб и не мог меня услышать. Жаль.

Успех не вызывал сомнений. Питер, держись, Алексей Гагач идёт, звеня кастрюлями фокстрот!

Из уездного рок-коллектива поехал учиться дальше только я. Остальным досталась судьба развлекать местную гопоту, радуя немногочисленную провинциальную публику плохим звуком и ссадинами на унылых рожах – следами от армейских подошв. Свои причудливые синяки музыканты называли ласково и с местным колоритом: «карельские узоры».

Мне кровь из носа был нужен новый ансамбль.

И с этим, кажется, повезло. Познакомился в колхозе, куда меня направили перед колледжем, с питерским пареньком Женькой. И не зря познакомился.

Оказалось, существует в некоем доме культуры оркестр подростков-баянистов. Ребята и девчата ездят по всяким Япониям, получают валютой, а залы валяются от восторга. Но… Вернее сказать – ездили.

Музыканты, сделавшие оркестру имя, выросли и устроились на работу грузить лопатами уголь, а на смену им пришли выкормыши эпохи перестройки, «гениальные» малыши, запиханные мамашками в престижный коллектив по блату. В результате дом сомнительной культуры получил сборище мажористых ушлёпков, которых даже на отчётном концерте для бабушек показывать стыдно. Ибо старость уважать надо.

Часть этих криволапых недотёп решила организовать рок-группу. Коллективу требовался барабанщик…

А опишу-ка я этот паноптикум порыльно, история должна знать своих героев.

Басист Михуил. Это квинтэссенция басистов, потому как Михуил умел две вещи. Если ему дать басуху, то он мог на ней играть «ми-до-ре», «ми-до-си, ой, б…, ре». Если басуху отобрать, то Михуил не играл и превращался в мебель системы «где оставил, там забрал».

Я вообще припомнить не могу, чтобы он когда-нибудь произнёс законченное предложение. Только «да», «нет» и «нинада».

– Михуил, будешь водки?
– Да.
– Михуил, деньги есть?
– Нет.
– Михуил, а по фейсу?
– Нинада.

У Михуила было опущено всё – уголки глаз и губ, подбородок и нос. Покаты плечи, мешком висела одежда, унылой паклей болтались на голове безжизненные волосья. С таким скорбным таблом он должен был декламировать на вечерах поэзии в районной библиотеке классиков Серебряного века и безнадёжно вздыхать на профиль Ахматовой работы художника Тышлера. Но судьба избрала для Михуила иной путь.

Полной противоположностью недобасисту являлся ритм-гитарист Андрей. Вот этот был – да, живенький, помесь Бумбараша с Щелкунчиком. У Дюши пожизняк залипала верхняя губа в районе носа, как у последнего укурка, отчего его идеально белые, ровные, лошадиной величины зубы были постоянно доступны для лицезрения. Добавим румяные щёчки, вытаращенные карие глазки и буйную кудрявую шевелюру.

Я Андрея побаивался, если честно. Создавалось впечатление, что гиперактивный камрад сейчас возьмёт и цапнет тебя за нос, а то и загрызёт.

Его манера игры на гитаре называлась «фарш на тёрке». К концу репетиции с гитары потоками стекала вспененная кровь. Медиаторы парень не признавал, считал, что они портят натуральный ламповый звук гитары «Урал». Порой казалось, что кекс бренчит уже не кистью, а окровавленной культёй, но по таблу Андрея страдания были незаметны. На каждой следующей репетиции, несмотря на понесённый ущерб, кисть у лабуха была как новенькая, отчего я его причислил к ящерам-рептилоидам и старался не оставаться наедине.

На бэк-вокале подвывали две барышни – Маша и Даша, обе весьма симпатичные. Двигаться красиво они умели – ну, нам нравилось, я не беру мнение критиков из балета Аллы Духовой. А вот петь не выходило совершенно. Эдакие противные, гнусавые, мёртвые на эмоции голоски сирен, безуспешно пытающихся завлечь аргонавтов. Абсолютно все издаваемые ими звуки укладывались мимо нотного стана.

Сложно будет объяснить логически, зачем вообще в группе нужен двойной женский бэк-вокал. Наша группа «Одноклассники» (да! Так она и называлась!) переживала творческую ломку: коллектив уверенно двигался в сторону разнузданного панк-рока, ввиду оглушительных успехов вылезших из того же района города музыкантов «Король и Шут».

Говорят, что солист и непререкаемый авторитет нашего ансамбля Коля Крабов по кличке Краб был лично знаком с Горшком (Михаилом Горшенёвым. – Ред.). Краб на все подробные расспросы отвечал туманно, важно, снисходительно. Типа, чего вам, лошарикам, тут распространяться-то… Может, да, а может, и да…

Николай – это отдельное кино. Болливуд с элементами ужастиков категории Б.

Я никогда в жизни больше не видел людей с такой нулевой самокритикой. Краб являл собой выбритые налысо метр девяносто самодовольства и бахвальства, наряженные в квадратные очки, висящие дужками на оттопыренных и тоже квадратных ушах. Человек имел такой вид, будто ему вручали Нобелевскую, Пулитцеровскую премии и одновременно давали сертификат об увеличении члена. Краб с трудом признавал наличие на отечественной рок-сцене иных звёзд, помимо себя, и относился к ним снисходительно, с лёгкой иронией.

Уж круче Коли-то не фиг и стараться быть…

При этом вокал у лабуха больше напоминал смесь звуков работающей кофемолки, нанайского горлового пения и визга японской школьницы, рожающей Годзиллу.

Краб обладал потрясающей энергетикой и даром убеждения. Уже через две репетиции я был уверен, что играю в самом гениальном ансамбле на земле, но чудесным образом у меня куда-то пропало чувство темпа. К концу песни я мог разогнать скорость исполнения более чем в два раза или, наоборот, начать гораздо быстрее, чем нужно, а потом заснуть.

В общем, мой талант дополнял и украшал звучание нашего ансамбля.

К своему портрету добавлю следующее: играя на инструменте, я корчу рожу. Вот будто мне офигеть как сложно играть, и я, превозмогая невзгоды, всё же нахожу в себе силы стучать. Моя рожа часто пугала людей, которые в результате думали, что играть на ударных сложно, очень больно, и навсегда отказывались от затеи пойти в барабанщики.

Таким образом мои конкуренты погибали в зародыше.

Соло-гитарист Евгений, со знакомства с которым всё и началось, был лютым сатанисто-металлистом, он начинал бешено вращать хаером, как только я давал счёт палочками. Вентилятор на взлёте. Кекс воображал себя в составе «Сепультуры», скакал как очумелый, вертел на себе гитару, исполнял различные трюки. Говорят, до Михуила был другой басист, но Евгений во время эпического циркового номера красиво тыцнул грифом прямо в варежку бедняги, покрошив в манную кашу его не казённые жернова. Басист от удара окривел и стал нормально так походить на Бабу-ягу. Он устроился на работу в избушку на курьих ножках – блинную забегаловку «Теремок», чтобы оплачивать работу стоматологов, навсегда уйдя из большого рока.

Как вы уже понимаете, более шикарной музыкальной кунсткамеры в Питере было не сыскать. Репетиции придали нам дури, приближался дебютный концерт. На выступление приехали музыканты моего уездного городка – фиг ли, Лёха в люди выбился, надо позырить, – а также стайка хорошеньких однокурсниц из бурсы, друзья и товарищи остальных музыкантов.

Фишкой концерта мы сделали исполнение песен без пауз. Нон-стоп-гоп-стоп-поехали!


Мандраж. Начало. Занавес поехал в стороны, я дал счёт палочками, Женя закрутил хаером, я сделал вступительный брейк и промахнулся мимо тарелки, отчего выронил палочку. Педаль с первого удара проткнула пластик на бас-бочке и застряла в нём до конца концерта.

Смеркалось, как любили писать классики русской литературы.

Краб надменно повернулся жопой к публике, широко расставив ноги и сложив руки на груди.

Михуил уныло загудел расстроенным басом, перепутав песни. Брызнула первая кровь с гитары Андрея, сверкнул белоснежный оскал. Маша взяла ноту хер-бемоль, Даша вытянула хрен-диез. Взвизгнула пилорама, это Коля проорал первые строки, тоже перепутав песни, выдавая что-то мелодически потустороннее, явно отличное от наших с Михуилом стараний.

Я скорчил страдающее табло.

Зал отозвался восторженным хлопком. Зрителей мы не видели и плохо слышали. Чувствовали, что идём к успеху. От такого кайфа я увеличил скорость подачи. Весело и задорно мы сыграли всё наше говно-панк-попурри. Краб показывал жопу зрителям до конца концерта. Впоследствии он очень этим гордился, типа гениально, никто так не делал, только он догадался. Мол, запланированный номер. Михуил так ни разу не угадал с песней, гитаристы шатались, один от головокружения, другой от потери крови, а Даша с Машей вызвали дьявола, который в ужасе провалился обратно в геенну.

Последнее наше произведение подошло к концу, занавес стал закрываться. Евгений выбросил в воображаемую толпу свой медиатор, я кинул палочки, Даша решительно показала сиськи. Зал восторженно молчал.

По Крабу сразу стало ясно: вот она, известность. Человек имел вид, словно только что подарил любовь Памеле Андерсон и она слёзно просит ещё. Мы вышли в фойе актового зала раздавать автографы и принимать поздравления. Я приготовил маркер, чтобы ставить факсимиле на сиськах однокурсниц. Фойе было пустым. Ни бурсачек, ни музыкантов уездной группы, никого.

Недоумевая, группа «Одноклассники» отправилась отмечать успех. Видимо, решил Краб, все настолько охренели, что не знали, каким способом выразить свой восторг знаменитой группе, и скромно разбежались.

Девушек, посетивших концерт, я не видел где-то с неделю. Когда они появились в бурсе, то, краснея, сдержанно хвалили выступление. Просили звать ещё. Кусали губы, кривили лицо и похрюкивали.

Только через несколько лет мне рассказали, что бедные люди во время выступления, помирая со смеху, ползали по залу на коленях, как слепые котята, и кричали от боли, причиняемой сведёнными межрёберными мышцами. Мы этот шум наивно принимали за восторг и поддержку.

К концу феерического шоу зрители осознали, что вот сейчас придётся с серьёзной миной хвалить это, дабы не ранить в самое сердце гениальных музыкантов. Они благоразумно выползли на четвереньках из зала и долгое время не выходили на связь.
А что гениальные музыканты? Растеряв всех поклонников на первом концерте, мы стали готовиться ко второму, он был близок.

У нас в стране принято, что всякий дом пионеров или дворец культуры непременно опекается какой-нибудь милитаристской организацией. Военный пригляд за детским воспитанием обязателен.

По крайней мере, так выходило у меня. В какой дом чего-нибудь ни приду, над ним обязательно шефствует воинская часть. Только вот… Всё какая-то ерунда происходит с этого.

Посудите сами. Приходит директору дома культуры из части разнарядка: «По нашей информации, полученной от Управления внешней разведки, в Вашем распоряжении имеется виртуозный и знаменитый ВИА «Одноклассники». Просим доставить в воинскую часть для празднования 8 Марта в количестве 1 шт.».

В назначенный день, условленный час приезжает военная машина, выходят солдаты-срочники во главе с офицером неопознанного мною звания. Пусть будет прапорщик, я человек не военный. Они быстро грузят оборудование, закидывают на борт обалдевших от такого сервиса музыкантов, щиплют Машу с Дашей за жопы и отбывают в расположение части.

У военных есть большой актовый зал, оснащённый допотопным, но исправным оборудованием. Имеются колонки-мониторы и микрофон, чтобы начальник части мог туда разговаривать ртом по торжественным случаям.

Местный электрик, которого я прозвал «Пых», видимо, уже отпраздновал 8 Марта. Досрочно, как это и принято с советских времён, чтобы осталось время на отдых. Пых шатается, пахнет водкой и канифолью, матерится, давая советы, что куда подключать.

Я быстро расставляю барабаны и шляюсь без дела, размышляя, куда можно кинуть кости вечером, и гадая, покажет ли Даша сиськи в этот раз. Эти две мысли переплетаются в голове, подсказывая гениальное решение, что было бы офигенно кинуть кости к Даше.

Группа таскает и подключает привезённые с собою комбики, усилители и микрофоны. Подходит заведующая залом, бабулька, одуванчик армейский, но гонору как у генерала, и повелительно кричит Крабу, чтобы он для проверки молвил что-нибудь в микрофон, в который командир части будет толкать поздравительную речь.

Голову даю на отсечение – бабка что-то знала. Все они Ванги после шестидесяти.

Краб как раз в этот момент стоит рядом и мучает басуху Михуила.

– Отчего бы и не молвить, – опрометчиво пожимает плечами лабух. – Молвлю.

Я стоял спиной к сцене, когда вдруг услышал пронзительный, чистый, как звонкий ручеёк, фальцет. Знаете, как Витас берёт за яйца в припеве? Вот то-то и оно.

Визжал Краб.

Рок-идол впервые в жизни руладами амбициозных нот брал абсолютно недоступные ему ранее высоты, паря музой над концертным залом, выходя далеко за пределы фортепьянных октав, срамя самого кастрата Фаринелли. Вибрато сменяло тремоло, браво, брависсимо!

Краб брал высоты. Я думал, что человек прямо здесь придумал новый стиль музыки, вдохновившись номенклатурным микрофоном и в целом военной обстановкой. Но нет.

Звезду просто било током.

К рукам прилипла струнами бас-гитара, подключённая к нашей аппаратуре, а к струнам приклеился микрофон, подключённый к акустической системе. Плюс на минус, фаза на ноль, Доливо-Добровольский, Ампер и Вольт, дядюшка Фарадей – все смешались в разнузданную оргию на бас-гитаре. Краб напоминал голодного динозавра, схватившего Эмпайр-стейт-билдинг и вытряхивающего вкусных людишек себе на пожрать.

Николай явно метил в небольшую компанию отечественных и зарубежных рок-звёзд, которые померли на взлёте карьеры, будучи подло убитыми своими электроинструментами. Сгорели, как фитили, но остались в истории теми редкими людьми, которые показали, как звучит напряжение. Вслух. Нечеловеческим голосом.

Электрики-шабашники всех стран, идите лесом со своими специфическими познаниями 220 на 380. Тут совсем другое: электромагнитная дедукция, коэффициент трансплантации и, что скорее всего, фаза на экране. А если не верите – учите матчасть и курите усы.

Свистнув конденсаторами, красиво взорвались, задымившись, примочки. Наконец спасительно хлопнуло, полыхнуло в щитке что-то надёжное, советское. Микрофон нехотя отпал с басухи. Пых очумело ползал вокруг чугунной батареи, пьяно спорил сам с собой насчёт зануления, заземления, звезда-треугольник, фазировка, б… При этом дрожавшими руками он уничтожал улики.

В душе ханурик радовался, что удар током принял на себя заезжий лабух, а не командир части, вооружённый табельным оружием и полномочиями.

Впрочем, на Пыха никто и не смотрел. Центром внимания было гранитное изваяние Краба, который монументально стоял на сцене в полуприсяд, скосорылив очки, с вытянутыми клешнями. На ладонях стигматами протянулись ожоги от струн. Коля дымился. Он только что испытал судьбу частицы, попавшей в большой адронный коллайдер. Как только спало электромагнитное возмущение, Краб понизил громкость своего вокала до уровня комариного писка.

– И-и-и, – пищал Николай, – и-и-и…
– Что «и-и-и», сынок? Осторожней, б…, нужно! Тут тебе не гражданка, – начал лепить Пых. Улики были уничтожены.

Краба отпустило, он слетел со сцены. Бумбараш озадаченно лязгал зубами над сгоревшими примочками. Соло-гитарист Евгений смотрел на всё молча и восхищённо шевелил губами. По виду засранца я понял: произошло нечто мощное, отвечающее понятиям нашего сатаниста.

Чёрная месса по сравнению с хорошим разрядом тока – семечки.

Краб горько плакал, дуя на свои обожжённые руки. К потопу присоединились Маша с Дашей. Стало очевидно, что концерт не состоится. Но кто пойдёт докладывать командиру части?

Прапорщик, явившийся осмотреть место боевых действий, в ярости схватил за шкирку попавшего первым под руку басиста Михуила и потащил на ковёр. Это он, конечно, зря. Докладчик из басиста и в лучшие времена был так себе.

– Что там у вас произошло?! – рычал командир части.
– Скажи, что произошло, парень? – переводил стрелки прапор.
– Да, – коротко объяснял Михуил.
– Жуй-звезда! – орал начальник. – Концерт будет?!
– Да, концерт будет? – вторил подголосок.
– Нет, – смущался басист и смотрел в пол.
– Почему? Почему?! – брызгал слюной полковник.
– Да, какова причина, доложите? – визжал прапорщик.

Михуил пучил глаза и анус, испуганно глядя на злых военных, на портреты президентов, грамоты, флаги и понимал, что вот он, конец. Ща загребут бегунка, возьмут в ряды и оснастят присягой.

Но тут скорбный мозг посетила гениальная мысль – косить под дурика. Басист отвёл зенки и голосом конченого дебила выдал эпохальное:
– Патамушта котлета!

Раздался сдавленный рык начальника части и звук рвущейся одежды.

С доклада вернулись живыми оба. Прапорщик растерянный, с оторванными погонами в руках, а Михуил – взволнованный, с башмачным следом на жопе.

– Товарищи музыканты! – дрожащим голосом проблеял прапорщик. – Товарищ командир части выступит с поздравлением перед личным составом, дальше я вас везу обратно. Посидите, подождите… дебилы.

А куда деваться? Мы послушно посидели-подождали. Зал, полный нарядных женщин, майданом ревел от известия об отмене концерта. Жизнь – боль. Но тут где-то вдали из магнитофона спасительно запел Юрий Антонов, помещение мигом опустело, оставив нас наедине с несбывшимися мечтами.

Концерт всё же состоялся. Перед отъездом мы решили проверить аппаратуру. Снова включили комбики, усилки, гитары, пусть и без примочек. Грянули проверочную песню.
Антонов даже мёртвым звучал бы лучше.

Дверь в зал распахнулась от удара ноги. На нас неслась похожая на рвоту винегретом толпа женщин в красных и свекольных вечерних платьях, перемежающаяся зелёными горошками мундиров офицерского состава. Мне показалось, они бежали нас люто дубасить, было у них в глазах что-то такое. Первобытное.

Достигнув сцены, толпа неожиданно принялась танцевать. Офигеть! Как? Как под это можно танцевать?

Дамы ритмично трясли огромными персями, поддерживаемыми мощными бюстгальтерами-парашютами, наверняка изготовленными в этой же секретной части. Вокруг дам, как спутники вокруг планет, скакали козликами худые офицеры.

Мы грянули вторую песню.

Одуревший народ полез на сцену. Я барабанил панк-морзянку, как бешеный заяц-энерджайзер, меня окружала танцующая стена из женских прелестей различного калибра, словно я грёбаный ударник «Ласкового мая».

В редких прорехах я видел толпу зелёных мундиров вокруг Маши с Дашей. Мужчины плясали ритуальный танец самцов – настоящий военный гопак.

Андрей по-людоедски улыбался своей толпе возрастных фанаток так, словно выбирал себе стейк на ужин. Их не пугало даже это. Михуил играл скромно, спрятавшись за басом, танцуя для маскировки вместе с толпой. Даже сатанюга присмирел и спокойно стоял, чтобы не покалечить грифом нежданных фанатов.

Краб же горланил от души, не стесняясь матерных слов, и обнимался с неведомыми тётками, которые звонко, по-матерински хлопали ему по заднице в наказание за каждый мат и весело смеялись.

В перерывах между песнями толпа орала:
– «Мадам Брошкину», давай «Мадам Брошкину»!

Мы немедленно врубали свой следующий панк-шлягер и – вуаля! – всех всё устраивало. Последнее, что я помню, – это командир части, пляшущий тектоник, охреневший от негаданного счастья прапорщик и мирно спящий за сценой электрик Пых.

Пахло духами, водкой и канифолью.

Оставим же ВИА «Одноклассники» на этом самом счастливом моменте в их жизни.

У Краба, Михуила, Андрея, Маши и Даши музыкальная карьера, слава богу, тем и закончилась. Судьба ещё не раз херанёт ребят тяжёлым молотом по головам, но, я надеюсь, они всё выдержат и будут счастливы.

Дальше по питерской музыкальной дорожке пошли только я и Женька.

P.S. В возрасте 33 лет от удара током погиб, играя на электрогитаре, вокалист ансамбля The Yardbirds Кит Релф. В возрасте 27 лет по той же причине погиб в 2015 году лидер уфимской группы «Лезвие» Рустам.
Краб ещё легко отделался.