Не знаю, как сейчас обстоят дела в педагогических коллективах, но в стародавние времена учительница, счастливая в браке, являлась скорее исключением из правил. В основном они были одинокие или разведёнки с детьми.

Вот такие мамины коллеги-подружки заявились к нам справлять Новый год, причём с отпрысками. Самые старшие – я и Лариска, мне одиннадцать, ей тринадцать.

Мы не просто не дружили, а в принципе терпеть друг друга не могли, ничего общего у нас не было. Я спортсменка и троечница, в голове каша из фантазий, Лариса – отличница с аналитическим складом ума. Каждая наша беседа сразу переходила в спор и ссору с применением боевых подручных средств – подушек.

Это был 1977-й, а годом раньше на экраны вышел фильм «Ирония судьбы». Кстати, ни мне, ни Лорику он совершенно не понравился: пьяные дядьки в простынях, бухой прекрасный прынц на диване и горькое женское одиночество нас тогда не волновали. Мы обсудили «неудачную» картину, и темы для беседы закончились.

Я предложила:
– Давай играть.
– В куклы? – презрительно фыркнула Лариса. – Ну да, ты же малявка. Небось, ещё в Деда Мороза веришь и новогодние чудеса.
– Чудеса точно бывают! А играть совсем не в куклы, а в интересные истории. Одеваемся, выходим в подъезд, звоним в первую попавшуюся квартиру, ты говоришь: «К бабушке приехала, сюрприз хотела сделать. А её дома нет. Можно я у вас буду Новый год встречать?» И посмотрим, что получится.
– Ничего не получится, – отмахнулась Лариса. – Спросят, в какой квартире бабушка живёт, к ней отведут или милицию вызовут. И почему я должна это делать, а не ты?
– Меня в подъезде знают.
Лорик нехотя согласилась. Мы предупредили мам, что идём гулять, и выскочили за дверь.

По доброй новогодней традиции лифт не работал. Поднялись на последний этаж, позвонили. Дверь распахнула женщина в халате, на голове бигуди. Я спряталась, а Лариска жалостливо заныла:
– Здрасьте, я к бабушке приехала, сюрприз хотела сделать. А её дома не…

Закончить не успела, тётка схватила её за воротник пальто и втащила в коридор, зычно крикнув кому-то в недра квартиры:
– Тут девочка потерялась! Чайник ставьте, наверное, замёрзла.

Я привалилась к стенке и стала ждать, в кармане припасены конфетки, чтобы не скучать. Лариска еле выбралась от гостеприимных хозяев, ей даже пришлось применить заранее придуманный хитрый план – глянуть в окно, радостно завопить: «Ой, вот бабушка идёт!» – и быстро смыться.

Лишь в одной квартире бдительно поинтересовались, а не перепутала ли девочка адрес, но в остальном всюду повторялся один и тот же сюжет – заблудшую внучку сразу начинали кормить, поить чаем, предлагали переночевать. Особо жалостливые соседи спросили, всё ли в порядке с родителями Ларисы, возможно, ей нужна помощь. В общем, ничего интересного.

На седьмом этаже Лорик скрылась за очередной дверью и пропала. Я уже съела все конфеты и слегка заволновалась. Решила даже домой вернуться, не торчать же на лестнице. Спускаясь, столкнулась с парнем – высоченный, тёмные волосы по плечи, а на лбу повязан серебристый дождик. Эдакий новогодний Чингачгук.

– Э, малая, чего тут отираешься? – спросил вождь индейцев.
– Ну… я… это… к бабушке пришла, а её нет, – выдала я знакомый сценарий.

Чингачгук громко постучал в дверь, ему открыли, и он подтолкнул меня в спину. В коридор выскочило ещё четверо парней, взрослые, лет по двадцать.

Разглядывая меня, они принялись хохотать:
– Вадька, ты ж пошёл пригласить знакомую воспиталку из детского сада и подружек её позвать, а кого привёл? Почему ещё девчонок не прихватил? Остальные на горшках сидели?
– Так она на лестнице одна куковала, а воспиталку дома не застал, – оправдывался Чингачгук.
– Да знаю я её, на пятом этаже живёт, – махнул рукой Колян, хозяин квартиры. – Мать – учительница, такая строгая, сам боюсь. Ща, водочки махну для храбрости и домой провожу.

Парни снова оживились:
– Нельзя при детях пить, плохой пример подавать!
– Колян, у тебя раскраски или пластилин есть? Дай ей, пусть поиграет. А то вдруг плакать начнёт.
– Ну чего пристали, какой пластилин, откуда? У меня ж детей нет.
– А ты женись, они и появятся.
– Интересно, где мне невесту искать? В нашем токарном цеху?
– Ребята, надо нам на танцы в пединститут сходить. Там девчонок полно.
– Ага, они там все умные, на простого работягу и не посмотрят.
– Ну, лично я тоже не дурак, в следующем году на рабфак в политех поступлю.

Последнюю фразу с жаром произнёс Чингачгук, но я не стала слушать дальше, под шумок мышкой выскользнула за дверь.

Тут же нос к носу столкнулась с Лариской, которую едва узнала. Накрашенные ресницы, синие тени, розовые щёки и губы – красота!

– Ты куда подевалась? – возмутилась она.

За ближайшей дверью громко залаяла собака, и на пороге мгновенно материализовался очкастый дядька, опиравшийся на костыли. Одна нога от пятки до колена была упакована в гипс.

– Девочки, что случилось?
– Мы к бабушке пришли, – рефлекторно произнесла Лариса.
– А её нет! – отчаянно добавила я.
– Понятно, – кивнул Очкастый. – Разберёмся. Проходите, а то дует.

Мы бесстрашно шагнули в квартиру. В Советском Союзе ещё не снимали фильмов о маньяках-педофилах, в криминальной хронике о таком не писали, поэтому бояться было нечего.

Очкастый грустно изучал пустой холодильник, задумчиво чесал затылок и бормотал:
– Молоко, яйца есть…

А мы рассматривали разноцветные картинки на стенах: самолёты, большие и маленькие. У входных дверей поскуливала большая, местами мохнатая рыжая собака.

– Девочки, может, вы с ней погуляете, мне с гипсом трудно, – неуверенно попросил Очкастый. – А я пока блинчиков вам испеку.

Рыжий пёс радостно скакал по сугробам. Я рассказала, как познакомилась с настоящим Чингачгуком, но Лариске повезло не меньше: в квартире на седьмом этаже был накрыт роскошный стол, а за ним сидели очень грустные девушки – они ждали в гости курсантов из военного училища, а тем увольнительную не дали.

– Самая красивая – Люба, хозяйка, это она меня так накрасила, – похвасталась Лариска.

Собака вдруг громко залаяла и бросилась навстречу женщине в красной шапочке. Встала на задние лапы и смачно лизнула прямо в лицо. «Шапочка» от неожиданности даже выронила пакет, конфеты и мандарины рассыпались по снегу.
– Какая хорошая, хорошая, – приговаривала Шапочка, совсем не испугавшись. – У меня тоже собака была, старенькая, умерла недавно. Ваша? А как зовут?

Ответить мы не успели, за спиной раздался грозный учительский окрик моей мамы:
– Совсем совесть потеряли? Одиннадцатый час, а вы по улице носитесь! Быстро домой! И почему Найда с вами? Лариса, на кого ты похожа, что с лицом? Немедленно умойся в сугробе.

Да, в те стародавние времена советскую косметику можно было смыть снежком, дети гуляли одни и допоздна, соседи не только знали друг друга в лицо и по именам, но даже помнили клички домашних питомцев.

– Тётя Ира, мы ещё не домой, нам собаку к хозяину отвести надо, – заныла Лорик.
– Давайте я собаку отведу, – предложила Шапочка. – Я никуда не тороплюсь.

Мама окинула женщину опытным педагогическим взглядом и как-то так хитренько усмехнулась.

– Будьте любезны, если не трудно. Двадцать пятая квартира, Михаил, авиаконструктор.

Мы с Лариской были водворены домой, но, как только взрослые отвлеклись, снова выскочили на лестницу. У нас оставалось ещё одно важное новогоднее дело. Я забарабанила в дверь, открыл Вадик-Чингачгук.

– О, малая, а мы тебя потеряли. Куда пропала?
– Подруг привела, – выдохнула я.

А сверху уже раздавался весёлый смех, стучали каблучки. Следом за гордой умытой Лариской спускались Люба и другие девушки, несли салатики и тортики.

Весной я часто видела, как Очкастый, уже без гипса, вместе с Шапочкой выгуливал собаку Найду. А летом у нашего подъезда остановились машины с ленточками и шариками. Приехавшие на них парни смеялись и хлопали по плечу жениха Вадика-Чингачгука. Подружки невесты Любочки требовали выкуп.

С Ларисой мы с тех пор дружим, хотя общего у нас по-прежнему немного. Она – нефтяной трейдер, а я – пропащий художник. Но в новогодние чудеса верим обе.