Вот, кажется, что можно написать о селёдке? Рыба как рыба, съел и забыл. Тем более у неё много конкурентов. Моя семья уже попробовала и кету, и чавычу, и другие неизвестные нам доселе морепродукты. А вот и нет. Селёдка была и остаётся национальным продуктом, без которого не обходится ни одна семья. Любые изыски надоедают, а вот если в холодильнике есть селёдка, её одевают в шубу, как королеву. Но речь не об этом. Зимними вечерами, когда надоест телевизор, вспоминаю о селёдкиных посиделках. А было так.

Моя семья в начале семидесятых уехала из родного села Хохол-Тростянка, на то имелись веские причины, о которых как-нибудь расскажу. Но в деревне осталась жить мамина мама – бабушка Анна, или, как её называли, Ганна. Каждый раз, когда лето подмигивало мне с улицы, я канючила: хочу в деревню. Родители не возражали, поскольку я была очень недовольна городской жизнью. Вместо мычащего стада коров – под окнами поток машин. Цветы, высаженные на улице, быстро покрываются пылью. Продукты в магазине какие-то странные, несъедобные. Да ну его, этот город.

И вот ранним утром я выхожу из автобуса, на который посадили родители, и бегу к бабушке. Сердце замирает при виде её простого домика, старенького забора и петуха, кричащего во всё горло. Ганна уже не спит, варит суп на керогазе. Человек она не эмоциональный, но знаю – рада моему приезду: будет кому помочь полоть огород. А ещё бабушка любила, чтобы я ходила за родниковой водой до кринички. Соседки должны знать, какая у неё трудолюбивая внучка.

В воскресенье приезжала мама с нехитрыми подарками. Чаще всего это были сочные селёдки. Поскольку после обеда она возвращалась домой, трапезничали рыбой мы с бабулей. Жарили картошечку и съедали одну селёдку, а на две другие она приглашала подруг.

Те чинно снимали свои летние шали и начинали готовиться к пиршеству. Одна варила картошку, другая накрывала стол, а третья разделывала рыбу. Почему-то в наше село селёдку не возили, поэтому они с пиететом относились к этой трапезе. Видели бы вы, с каким достоинством восседали мои героини за скромным столом, сбитым ещё покойным дедушкой.

Жёнки, как называла их Ганна, медленно вкушали еду, ну как есть королевы, и между делом вели неспешные разговоры. Вспоминали ушедших на войну да так и не вернувшихся мужей, причём говорили о них в настоящем времени. Глаза их молодели, плечи распрямлялись, и мне казалось, я вижу их девчатами, за которыми ухаживали чубатые парни.

Но звучали не только воспоминания. Бабушки выясняли, не предстоит ли в ближайшем будущем какая-нибудь работа в колхозе. Рук, как обычно, не хватало, поэтому пенсионеров привлекали к побелке помещений, чистке корнеплодов, сбору яблок и так далее. Крепкие бабули под предводительством Ганны были рады помочь колхозу и заодно подзаработать. Колхозникам уже платили наличные деньги, а пенсии хватало разве только на крупы.

А тут моя бабуля поделилась проблемой. Внучка, то есть я, уже учится в восьмом классе. И увидела в сельмаге туфли-лодочки по немыслимой цене. Часть денег Ганна нашла, продав первый укос травы с огорода. А где же взять другую половину суммы на обувку для любимой внучки? Бабка Зоя, одиноко коротавшая жизнь и потому любившая первой узнавать все новости села, вытирая руки полотенцем, заметила:
– Кума, а моя соседка Варвара уже принесла ведро вишен из лесополосы. Они такие крупные, сама видела. А наш бригадир Васька Шибалкин подрядился приёмосдатчиком ягод. Оборудовал в своём сарае место, поставил ящики и поджидает урожай.

Когда последние кусочки селёдки были съедены и бабули разошлись по домам, мы с Ганной призадумались. Лесополоса располагалась на холме, на приличном расстоянии от села – сможем ли мы донести оттуда по ведру вишен? Но утром обе встали чуть свет. Лодочки снились мне всю ночь, они призывно поблёскивали лаком и манили к себе. До этого я ходила в матерчатой простой обувке, которую с натяжкой можно было назвать туфлями.

И вот мы уже на холме. Бабушка была ещё той побегулей, как я её называла. Она вечно ходила по лесам и полям, что-то собирала, причём одна, не боялась ни волков, ни людей. Иногда проснусь, а её нет. Суп выкипает из кастрюли, керогаз сердится, а хозяйки и след простыл.

Но вот мы нарвали вишен. Бабушка наклоняла ветки, поскольку была высокой и худенькой, а я лазила по деревьям, как обезьяна, мне это привычно.

Наконец мы сдали вишню, а денег всё равно не хватает. Что делать? Назавтра снова пошли в ту полосу за ягодой. Принесли, сдали – опять облом, деньги будут завтра. Как я дожидалась этого завтра, не описать. Но когда в моих руках оказались желанные лодочки, поняла, что я самая счастливая на свете. Как берегла эти туфельки, как готовилась к походу в клуб, где крутили кино!

Однако на селёдочных посиделках решались не только вопросы, касающиеся Ганниной внучки, хотя бабушкины подружки нередко интересовались моей жизнью. У этих пяти жёнок дети жили далеко и приезжали нечасто или находились в соседнем городе, но глаз не казали, не окружали заботой стареющих вдов.

Помню, однажды мои старушки опечалились долгой болезнью Настёны, односельчанки и ровесницы. На совете решили проведать её всем коллективом. Как она обрадовалась, как расспрашивала о жизни каждой жёнки. По всему было видно, невестка не баловала свекровь разговорами и часто ворчала на умиравшую старушку. И провожали её в последний путь тоже вместе, надо же было кому-нибудь поплакать об ушедшей страдалице. Детям-то она оказалась в тягость.

Давно нет моих стареньких подружек детства, а селёдочные посиделки так и стоят перед глазами. Но однажды пир горой устроила и я. В то время уже была взрослой женщиной, матерью, работала в районной газете.

В жизни всего нашего коллектива началась нелёгкая полоса. С прежним главным редактором пришлось расстаться, он пёкся только о своём благополучии, да и уже начал получать заслуженную пенсию. А новый глава издания не спешил переезжать в наш город, всё выторговывал себе привилегии. Что такое остаться без руководства на полгода, когда требовалось получить лицензию? А тут ещё оказалось, что нам предстоит поменять название газеты, поскольку в Воронежской области издавалось три газеты «Новая жизнь». Также начал падать тираж, журналисты знают, чем это чревато.

Мы, в основном женщины, работавшие по много лет в коллективе, загрустили. Дело дошло до того, что к нам явились милиционеры с наручниками, чтобы арестовать зама главного редактора: нельзя выходить без лицензии, и всё тут! Одна из нас побежала к главе района, тот уладил вопрос, но напряжение осталось. Как его снять? Чай пить – жарко. Стояло лето. Кваса нет, вино не подходит – мы же на работе. Тогда я предложила:
– А не сбегать ли нам за селёдкой?

Вопрос ошеломил и одновременно обрадовал коллег. Побежала наша многодетная Валентина Петровна, которая часто покупала селёдку домой и знала, где продаётся свежая. Когда она принесла рыбу, оказалось, что ни у кого нет хлеба. Я смоталась в типографию, благо та находилась рядом с нами в одном здании. Там поскребли по сусекам, нашли горбушку, оставшуюся от обеда.

И вот мы делим селёдку на четверых, смакуем каждый кусочек и размышляем, как жить дальше. И, знаете, в головах просветлело. Во всяком случае, все успокоились, не стали искать в сумочках валерьянку, а предлагали варианты выхода из ситуации. Традиция раз в неделю есть селёдку и решать за обедом разные проблемы укоренилась, и мы продолжили её и при новом главреде, наконец-то пожаловавшем в Острогожск. Когда он однажды прошёл по кабинетам, никого не обнаружил и зарулил в корректорскую, то просто обомлел. Бабы увлечённо смаковали не пирожные, не конфеты, а селёдку. Но ничего не сказал, удалился.

Но жизнь продолжалась. Мы все вышли на пенсию, и слава богу: в редакции теперь ещё больше проблем, и неизвестно, как сотрудники их решают.

Увы, но проблемы возникают и дома. Однажды после головомойки, которую нам устроили подросшие детки и внуки, мы с мужем решили затопить камин и посидеть у открытого огня. Так хорошо остаться вдвоём после шумной компании родных, но таких не похожих на нас людей. Сидели молча, пока не сгорели все принесённые из сарая дрова. Я предложила:
– А давай испечём картошку.

Закинули несколько клубней и стали ждать. О, какой запах, какие воспоминания детства! Ведь после уборки картофеля родители устраивали ужин в огороде. Пекли нам картошку, которую мы ели с салом и солёными огурцами.

Муж вспомнил, что утром купил селёдку, – мы давно не ели рыбу, а в ближнем магазине была только она. Я рассмеялась и рассказала ему о селёдочных посиделках у бабушки и на работе.

И вот на столике перед нами картошка в золе, разрезанная пополам, сало и аппетитная селёдка. Сразу забылась обида на детей, все печали улетели в приоткрытую форточку, а наши лица заалели от каминного тепла.