Лилька так правду любит, ей даже сны правдивые снятся, без фантасмагории и метафор, расшифровывать не надо, бери и пользуйся. Это у неё с детства. И все новости школьного дня мы узнавали ещё по дороге в школу из Лилькиных снов.

И ветрянка у неё во сне вспыхнула. Первым ей Шишкин в зелёнке приснился, потом Зайцева, его соседка по парте. Класс наш на карантин посадили, на перемены не выпускали, еду из столовой приносили. А Комарова с Муравьёвой прогуливали. Лилька их во сне застукала. Сидели у Комаровой на кухне, бутерброды с варёной колбасой трескали, и ни пятнышка зелёнки на них.

А когда учительница наша, Татьяна Валентиновна, заболела, всех по домам отпустили. Лильке тогда сон приснился, будто Татьяну Валентиновну физрук зелёнкой мажет. И точно, уже потом выяснилось, что он вокруг неё вьётся.

Мы почему эту ветрянку хорошо запомнили, нас тогда должны были в пионеры принимать, но тут уж не до пионеров. Лилька жутко расстроилась, так ей хотелось в пионеры поскорей. Считала она, что только пионеры знают настоящую правду и хранят её в своём сердце, в котором горит вечный огонь, а в нём сгорает всё враньё. Лилька потом любое более-менее заметное событие стала ветрянкой называть, от брака Татьяны Валентиновны с физруком до смерти генерального секретаря.

Столько лет прошло, а у неё всё эта пионерская ветрянка не выветрится. Каждый раз звонит, и каждый раз у неё новая ветрянка. Вот и сейчас, такая ветрянка, говорит, не поверишь. Кто же Лильке не поверит, когда всю жизнь от неё ничего, кроме правды, не слышали. В школе её правду на каждом классном собрании обсуждали и даже на совете дружины один раз, когда знамя прожжённое обнаружили. Лилька сразу сказала, что это Жанна, старшая пионервожатая, курила в пионерской комнате. Жанна даже спорить не стала, на больничном три недели сидела, пока новое знамя из учколлектора не доставили. Что это за могущественный такой учколлектор? Надо будет у Лильки спросить.

Умела она народ взбудоражить. Саму тётю Пашу, уборщицу, святого человека, на чистую воду вывела. А ведь с Пашей даже директор школы не спорил, он её «товарищ Паша» называл, из кабинета вылетал как ошпаренный, когда она со шваброй являлась. Лильке тогда во сне привиделось, что школьники руки моют не просто водой из-под крана, а ещё и с мылом. Какая ерунда! А вот и нет. Мыло даже советским детям было положено. Положено, да не туда – Паша его к себе домой отнесла и положила. Лилька так и увидела во сне.

Хотя про сны ей говорить запретили, как только мы в пионеры вступили. Жанна на классном собрании при всех её отчитала. Сказала, что пионеры живут настоящей, реальной жизнью, а не увиденной во сне, что так и до веры в Бога недалеко. Пойди ей докажи, что Лилькины сны реальней жизни.

Паше Лилька прямо сказала: верните школьное мыло. Паша сначала остолбенела от такого законного требования, а потом рванула в учительский туалет и до конца дня носа не показывала. А на следующий день на каждой раковине лежала мыльная четвертинка. Лилька сказала, что так ГОСТом предусмотрено – кусок резать на четыре части.

Так вот, Лилька и говорит:
– Слушай, ветрянка такая, не поверишь. Галина Петровна, Юркина мать, с того света звонила, просила за Юркой проследить, опасность ему какая-то грозит. Подробности не сообщила. Как я за ним прослежу? Я же на другом конце города живу. Вот я и подумала, ты-то с ним в одном подъезде.

Только тот, кто не знает Лильку, переспросит насчёт «того света». Конечно, во сне звонила. Все давно в Бога уверовали, а Лилька старым источником пользуется.

У Лильки с Юркой с пятого класса любовь была, вместе знамя пионерское носили. Юрку знаменосцем назначили, а к нему ещё две девочки прилагались по ГОСТу, одна из которых – Лилька. Юрка симпатичный парень был, рослый, выше среднего, и Лилька ничего себе, длинноногая, в белых колготках. Вторая девчонка, Анжелка, Лильку ненавидела из-за Юрки, он ей тоже нравился, но она терпела ради знамени. Юркина мать, Галина Петровна, внушила ей, что знамя важнее личных отношений. Она у него заведующей универмага работала, толк в отношениях знала. Красивая была женщина, стильная, выделялась на фоне наших инженерных мам.

Умерла она три года назад. Юрка развёлся как раз и переехал в её квартиру, то есть в свою бывшую, в мой подъезд. Может, и правда, какая-нибудь опасность ему грозила, но как вторгаться в жизнь человека, пусть он и твой бывший одноклассник. Сталкиваемся иногда в подъезде, привет – привет, как дела – нормально – вот и весь разговор. Юрка и сейчас симпатичный, выглядит молодо. Лилька всё время интересуется, есть ли у него кто-нибудь, неужели один живёт. Откуда мне знать, с кем он там живёт, я на третьем, он на шестом. Вот народ, им бы только хорошему человеку жизнь устроить, то есть испортить.

Мне вот ноутбук жизнь испортил – забуксовал. Но зато теперь к Юрке можно обратиться с чистой совестью, он же у нас специалист. Позвонила ему, а он говорит: сам к тебе спущусь, а то у меня гости. Приходит, я на кухне дверь закрываю, говорю; хочешь – в окно прыгай, но я тебя без чая не выпущу. Он и не сопротивлялся. Говорит: кофе давай и коньяк, если есть.

Сидим час, второй. Хочется, конечно, спросить про его гостей, но пока тему путешествий развиваем. Всё-таки это спасительная тема. Пока каждый расскажет, куда ездил, да хоть в соседний лес, – всё равно интересно.

На третьем часу не выдерживаю, спрашиваю, что это за гости у него такие, которые чувствуют себя как дома. А он говорит: не спрашивай лучше. Грустный сделался, в себя ушёл сначала, а потом домой. Мы и про ноутбук забыли, но, думаю, это и к лучшему, ещё один повод пообщаться.

Лильке звоню, рассказываю, её аж затрясло, говорит: иди напролом, человека спасать надо. Вообще-то Лилька не только разоблачала, она и спасти могла бы при удобном случае. Помню, мы с ней маньяка две недели по подъездам выслеживали. В районе у нас слух пошёл, что маньяк детей в подъездах караулит, ну мы и решили засады на него устраивать. А на подъездах объявления повесили «Осторожно, маньяк!». Ну какой нормальный маньяк войдёт в подъезд с таким объявлением, зря прождали.

Вот и Лилька говорит: главное – преступление не раскрыть, а предупредить, да и без ноутбука жить – врагу не пожелаешь. Звоню Юрке прямо в дверь. Девчонка открывает, милая такая, проходите, говорит, Юра моется. Растерялась я, девочка, конечно, симпатичная, личико такое кукольное, но на вид-то ей лет шестнадцать. Вот, говорю, Юра у меня мой ноутбук забыл починить, я с третьего этажа, одноклассница его.

– Давайте, – говорит, – я посмотрю. Что с ним случилось?
– С ним уже что-то случилось? – переспрашиваю испуганно. У меня-то Юркина опасность в голове.
– Да не бойтесь, – говорит, – я разбираюсь, он меня всему научил.
– Чему всему?
– Всему, что в жизни может пригодиться. И машину водить научил. Восемнадцать исполнится, на права сдам.
– Простите, а ваша мама знает, что вы здесь живёте?
– Конечно, знает. Это её инициатива.
– Вы же несовершеннолетняя.
– Хорошо матери, хорошо и ребёнку, – с достоинством произнесла девочка, опустила глазки и погладила живот.

Я всё время на её кукольное личико смотрела, в эти самые глазки голубые, до живота не опускалась.

– Хорошо ребёнку? – переспросила я, глядя на её живот.
– Так получилось, – вздохнула девочка, продолжая гладить заметно беременный живот.
– А как Юра к этому относится?
– Как все мужчины. Сначала в шоке был, а потом смирился.
– Ага. Понятно, – слов у меня не было. – Пойду я, спасибо.
– Ноутбук оставляйте, мы посмотрим, – доброжелательно предложила она.
– Нет-нет, не надо, не волнуйтесь, он, кажется, заработал.

Лильке звоню, рассказываю.

– Куда же Галина Петровна смотрела, – возмущается она, – могла бы и раньше позвонить, я бы лучше сама за него замуж вышла, неважно, что замужем, временно бы вышла, чтобы психику его отрегулировать, переориентировать на другую возрастную категорию, а то теперь он маньяк получается.
– Но почему, – говорю, – маньяк, там и мамаша в курсе, по её же инициативе девчонка у Юрки живёт.
– Квартиру точно оттяпают, – говорит Лилька, – ты следи, главное, чтобы Юрка живой остался.

Теперь вот слежу, каждый вечер смотрю, в какой комнате свет горит. Лилька считает, что этого недостаточно. А как мне ещё следить? Она говорит, нюхай хотя бы, чем пахнет у них из квартиры. Пошла нюхать, поднимаюсь на шестой, картошкой жареной пахнет, еле удержалась, чтобы себе не нажарить на ночь глядя. А в субботу чувствовалось – перец фаршированный готовят, тоже захотелось, купила, в воскресенье приготовила. Потом блины пекли.

В общем, жизнь-то у них мирная. Вот я Лильке и говорю: хватит следить, пусть себе живут. Нет, говорит, следи, рано или поздно случится.

И только мы поговорили, в окно смотрю, от подъезда полицейская машина отъезжает. Вот оно, думаю, приехали, накаркала Лилька. Бегу на шестой нюхать, главное, чтобы живой остался. В дверь звоню, открывается – живот, а за ним – девочка заплаканная.

– Где Юра? – спрашиваю.
– Это вы на него в полицию заявили! Забрали его! – взревела девочка и замахнулась на меня, хорошо, живот между нами.
– Не заявляла я, – говорю. – Помочь ему хочу, балда. Рассказывай, что случилось.
– Кто-то из соседей настучал, что он живёт с несовершеннолетней, его и забрали до выяснения обстоятельств. А у меня паспорт только! Паспорт их не устраивает! Мама с новым мужем отдыхать уехала на месяц! А ключей-то у меня нет! Как я буду родство доказывать?
– Зачем родство доказывать, если он ещё не родился?
– Всё равно надо! Без родства его не отпустят! Сколько он там просидит!
– Кто же его удержит. Срок какой?
– Сказали, сорок восемь часов – точно. Придётся ехать, замок ломать, – решительно сказала она.
– Я с тобой! – решительно сказала я. – Куда едем?

И мы поехали. В такси познакомились. Лилей она оказалась. Говорит, я как любовница Маяковского – Лиля Юрьевна, меня в её честь назвали. Ничего себе, думаю, совпадение – Лилька тоже Юрьевна. Когда мы Маяковского проходили, она вообще возгордилась. А ещё меня Лиля успокоила, что замок ломать по закону будем, прописана она в маминой квартире. И с таксистом повезло. Говорит: девчонки, вам сейчас такую цену заломят, давайте я посмотрю ваш замок. А когда поднялись, он так обрадовался, говорит: я такие замки в детском саду вскрывал. И правда, достал какой-то гвоздик из кармана, вставил в замок, повернул – готово дело.

Мы ворвались в квартиру.

– Что ищем? – спрашиваю.
– Свидетельство о рождении! – кричит, на стенку бросается, ящики все подряд открывает.

Вот, думаю, до чего несовершеннолетняя беременность доводит, предродовой психоз начался.

– Свидетельство о рождении, – говорю, – после рождения выдают, а не до.
– Да мне всё равно, когда его выдают, главное, найти.

Господи, думаю, за что на меня такая ответственность свалилась.

– Может, маме позвонить? – спрашиваю.
– Мама убьёт меня, когда узнает, что я без ключей в квартиру зашла.

И я поняла, что тут даже «скорую» вызывать бесполезно, надо найти хоть что-нибудь, в конце концов, пойти на кухню и самой выписать ей свидетельство о рождении.

Я решительно открыла ближайший ко мне шкафчик в стенке. Фотографии посыпались на пол. А фотографии на меня гипнотически действуют, я уже замечала. Начинаешь рассматривать, спокойно становится, забываешь обо всём. Села на пол, перебираю, тут тебе и свадьбы, и похороны, и младенцы на пузе, и дети на стульчиках, ручки на коленочках, и лыжницы-подружки с номерами на груди, армейские друзья в обнимку, пионеры – стоп. А это что за знаменосцы? Юрка, точно Юрка, а рядом Лилька с Анжелкой – всё, как положено по ГОСТу.

– Нашла! Нашла! – заорала Лиля. – Вот оно моё свидетельство о рождении, – радуется, свидетельство целует. – Спасём теперь папочку! – кричит.

Еле отобрала у неё документ.

На обратном пути Лиля уснула в такси, а я всё свидетельство перечитывала, оторваться не могла.

Вечером Юрка был дома. По нашим законам, слава богу, пока ещё можно отцам проживать вместе со своими несовершеннолетними дочками. А ещё Юрка признался, что дочь назвал в честь Лильки. Про Лилю Брик он специально всем говорил, чтобы жена не заподозрила. Мама его, Галина Петровна, наверняка догадывалась, не зря же она Лильке позвонила.