СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Действующие лица Тереза Дурова: Я отказалась копаться в той давней криминальной истории
Тереза Дурова: Я отказалась копаться в той давней криминальной истории
13.09.2021 16:14
ДуроваПредставительница легендарной цирковой династии, создательница и руководитель Театра Терезы Дуровой рассказала об уникальном наследстве, доставшемся ей и другим Дуровым, и о семейных тайнах, не разгаданных по сей день.

– Тереза Ганнибаловна, вы – правнучка Анатолия Дурова. Он и его старший брат Владимир – родоначальники двух ветвей знаменитой семьи. Были ли они похожи характерами, мировоззрением?
– Двоих братьев разделить, конечно, сложно. Наверняка во многом они были похожи, поскольку имели одни корни, жили в одно время. Правда, моему прадеду повезло – он умер за год до революции. Так говорила бабушка – и объясняла: повезло, потому что неизвестно, как бы он отреагировал на происходившее в стране и чем бы это для него закончилось. Фронда, привычка всегда быть в оппозиции к властям.

– Сохранилась ли какая-нибудь семейная вещица, которую вы не отдали бы ни в какой музей?
– Я бы память свою осознанную не отдала никому, а вещей практически не осталось. Всё разошлось по музеям. Есть три музея, посвящённых Дуровым, – в Таганроге, Воронеже и Москве, при театре «Уголок дедушки Дурова». Там работают влюблённые в семью люди, которые и сейчас обнаруживают неизвестные факты, документы, фотографии… Очень много личных вещей было распродано во время Великой Отечественной войны и после неё. Тогда ушло практически всё, включая дома. На эти деньги покупали животных, чтобы сохранить династию в цирке, чтобы поставить на ноги детей и внуков. И это было нормой для нашей семьи – жертвовать материальным ради общего дела. А что касается семейного архива, то здесь тоже существуют разные версии, которые надо проверять. Куда он делся? Где картины и статуи великих мастеров, принадлежавшие Анатолию Леонидовичу? Он их со всего мира привозил. Есть предположение, что очень понадобились деньги семье и всё было продано, причём одному человеку.

– Что-то из открытого музейщиками произвело на вас особенно сильное впечатление?
– Есть известная история. Младший сын Анатолия Леонидовича Дурова, тоже Анатолий Дуров, в 1928 году был убит на охоте. Убийство считалось непредумышленным – случайный выстрел случайного охотника. Сохранилась фотография, на которой запечатлён момент, когда мёртвого Анатолия привезли из леса, а рядом стоит человек, который выстрелил. Пуля якобы срикошетила от ветки и угодила в человека. Сейчас я говорю «якобы», но в семье этот вопрос никогда не подвергался сомнению. Тот человек не был осуждён, семья согласилась, что произошёл несчастный случай. Но однажды (c того дня прошло уже немало лет) приехал ко мне человек из музея и сказал: мы нашли в архивах КГБ документы, которые показывают, что всё произошло не случайно, что Анатолий именно убит. А он, между прочим, был баварский подданный, российского гражданства не имел. Его мать, моя прабабушка, которую звали, как и меня, Терезой, тоже была баварской подданной. Так уж сложилось. В общем, ещё в те времена ходили домыслы в отношении Анатолия – то ли он был на стороне немцев, то ли, наоборот, сотрудничал с советской разведкой. А человек-то был знаменитый! Есть фотографии с его похорон – там такая невероятная толпа, какой не было на похоронах Высоцкого! Что в Пензе, где трагедия случилась, что в Москве, куда привезли гроб. Мы сейчас просто не представляем уровень популярности этих людей в ту эпоху. Музейный работник стал рассказывать подробности – мол, Анатолий не хотел идти в лес, но его буквально утащил туда человек, который был, между прочим, другом Владимира Дурова, то есть дяди погибшего Анатолия… Я сказала: нет, не хочу в этом разбираться, в это вникать. Ради чего? Кого я буду обвинять? Где эти люди? Я буду подозревать Анатолия, любимого брата моей бабушки и любимого дядю моей мамы, в каких-то неблаговидных поступках? Что он на кого-то там шпионил, и поэтому его убили? Нет. Я хочу знать только то, что знала раньше: что это был прекрасный человек и изумительный дрессировщик. Одним словом, я отказалась копаться в той давней криминальной истории.



– Понимаю. Тем более что и в то время о знаменитостях ходило много сплетен, не имевших отношения к реальности.
– Конечно. Скажем, жёлтая пресса начала ХХ века много писала об обоих братьях, основателях династии. В это можно верить или не верить. Но истина одна: что Анатолий и Владимир сделали себя сами – из ничего. И сумели влюбить в себя весь мир, они ведь где только не гастролировали. Но самое главное, мне кажется, братья имели уникальный генетический код, который оставили нам, своим потомкам, уже пяти поколениям очень активных людей. Смешная история: мы, Дуровы, все – народные артисты! Что по линии Анатолия, что по линии Владимира. И не потому, что нам дают звания из-за фамилии, по инерции, а потому что мы сумасшедшие трудоголики, преданные искусству. У нас в подсознании записано, что надо браться за грандиозные дела и иметь в обществе соответствующий статус. Для нас это важно. И я считаю, что тут родоначальники постарались. Мы все такие – генетически. И не только в этом. Мой прадед, например, очень хорошо говорил, он всегда импровизировал на сцене и в жизни, никогда не писал текст заранее. И мы, нынешние, все такие же – болтуны. (Смеётся.) Что я, что Юрий Дуров (художественный руководитель Театра зверей имени Дурова. – Ред.), что моя мама, что Юрин отец, увы, их уже нет на этом свете. Мы все очень похожи, хотя в нас уже намешано много разной крови. У братьев были дочери, они, естественно, выходили замуж за разных мужчин, но дети, рождённые в этих браках, всегда получали фамилию Дуров, Дурова. И продолжали династию. Таково условие, на которое женихи должны были согласиться, чтобы попасть в наш род. И соглашались.

– Но это всё касалось цирка, а сейчас традиция пресеклась?
– Всё происходит естественным путем. Цирк сейчас для нас… Ну, не только сейчас, а уже давно оказался таким… слабоватым бульоном, не способным нас выдержать с нашими запросами, с нашими слонами, с огромными аттракционами, которые надо содержать, поддерживать, перевозить... Вот у меня хватило энергии уйти в клоунаду. Однако в юности я тоже много лет отдала арене, как и мама (народная артистка Тереза Васильевна Дурова. – Ред.). Дрессировала слонов, потом вышла замуж за московского журналиста, из цирка ушла, поступила в ГИТИС, организовала первый Международный фестиваль клоунады, создала Театр клоунады, из которого вырос Театр Терезы Дуровой… То есть в результате всех этих событий я оказалась не на арене, а на сцене. Такого перехода не планировала, но судьба вывела.

– Судьба вывела правильно: Театр Терезы Дуровой – один из самых успешных московских театров.
– А вы знаете, что в системе театра, тем более репертуарного, художественный руководитель, директор и главный режиссёр – это три совершенно разных ипостаси? Будете смеяться, но все три – у меня. Это единоначалие. И когда Юра (Юрий Дуров. – Ред.) пришёл на место Натальи Юрьевны (Н.Ю. Дурова до своего ухода из жизни в 2007 году руководила Театром зверей.Ред.), он позвонил и спросил: «Тереза, что мне делать?» Я ответила: «Бери единоначалие, потому что мы, Дуровы, иначе не можем». (Смеётся.) Нам нужно, чтобы всё было сосредоточено в наших руках, так удобнее, для дела так лучше. И людям, которые работают рядом, тоже лучше – не надо бегать из кабинета в кабинет. Они знают: пусть Тереза Ганнибаловна не поспит трое суток, похудеет на несколько килограммов, но вопрос решит. И у Юры такая же ситуация. Правда, когда он мне позвонил первый раз после того, как получил единоначалие, то сказал: «Я тебя ненавижу». (Смеётся.) «Почему?» – «Потому что я подписываю в три раза больше документов, чем хотел бы».



– История всех поколений Дуровых очень кинематографичная. Удивительно, что никто ещё не взялся снимать сериал.
– Наши – нет. А вот американцы хотели взяться. Однажды к нам на фестиваль приехала со своим продюсером актриса из Америки, клоунесса. Оказавшись в моём кабинете, она увидела альбом, посвящённый Дуровым, и буквально в него вцепилась, так ей стала интересна наша семья. Я ей, конечно, рассказала, кто есть кто, как складывались судьбы. И американка: «Вау! Это же Голливуд! Пять поколений – войны, революции, странствия, романы, убийства… Дайте мне эти материалы, мы сделаем потрясающее кино!» Но я её ударила по рукам, сказала «нет» и ничего не отдала. Наверно, наша семья ждёт какого-то своего…

– …великого режиссёра.
– Не знаю насчёт режиссёра, но прекрасный сценарист и драматург уже есть – мой сын Артём. Но дело даже не в этом. Я всё время думаю, что в моём представлении история Дуровых выглядит так, а в представлении других людей – возможно, иначе. А я бы хотела, чтобы любой разговор о семье шёл с точки зрения любви и понимания.

– Кстати, в одном интервью вы сказали, что и театр должен строиться на взаимной любви со зрителем. Особенно театр, в который приходят семьями. А ещё – что вам важно удивлять тех, кто сидит в зале. Но современного ребёнка разве можно чем-нибудь удивить?
– Я вам страшную вещь скажу: об этом не думаю вообще. То, что мне преподносит внешний мир, я просто принимаю, поскольку изменить не могу. Если начнёшь бороться со смартфонами или злым телевизором, только время потеряешь, а оно дорого. Я вижу перед собой ребёнка, зрителя, и мне всё равно, какой он. Мне важно его удивить. Мы начинаем один из спектаклей с того, что по бокам сцены сидят музыканты. Зрители видят инструменты, которых никогда в жизни не видели, и слышат, как они звучат. Я знаю, какая будет реакция. Удивление и восторг. Потому что здесь задействовано всё – зрение, слух… И удивлён будет не только ребёнок, но также его мама и папа… Вообще театр сегодня – это единственное, так сказать, аналоговое пространство. Других нет. Только в театре живые люди прямо в данную минуту творят конкретно для тебя. Причём творят ювелирно. Это чудо.

– Ваш Театр клоунады появился в Москве без малого тридцать лет назад, потом вы переименовали его в Театриум, а теперь – в Театр Терезы Дуровой. Но клоунаде верны и сегодня?
– Конечно. Понимаете, изменить название пришлось, ибо я никак не могла доказать публике, что люди, которые выходят на сцену, – не клоуны, а актёры, которые владеют жанром клоунады. И это не театр клоунов, это театр клоунады как жанра. Иногда даже от больших артистов можно услышать, что клоун – вершина театрального искусства. Но это не так, потому что вершина – не клоун, а актёр, владеющий жанром клоунады.

– Кто, например?
– Например, Евгений Евстигнеев, Инна Чурикова, Валентин Гафт. Это актёры большого диапазона, я бы так сказала. И в нашу труппу мы стараемся брать именно таких.

– В репертуаре вашего театра много спектаклей, рассказывающих о культуре, искусстве других стран и народов. Но дань своим кавказским корням на сцене вы пока не отдали.
– Знаете, я не очень чувствую свои кавказские корни. Да, у меня отец армянин. Из любви к моей маме он стал дрессировщиком, хотя раньше был музыкантом. Один мой дедушка грузин, другой – армянин. Наверно, в природе моей энергетики присутствует кавказская составляющая. Плюс ещё прадедушка Анатолий Леонидович Дуров этот «коктейль» смешал хорошо. (Смеётся.) Да, родители, кочевавшие с цирком по городам и весям, оставили меня в Баку, и там в обеспеченной армянской семье я жила с двух лет до десяти. Но происходило это, скажем так… в закрытой системе. Я не знала ни азербайджанского языка, ни армянского, хотя в доме говорили и на том, и на другом. И никто меня не пытался учить. Понимали, что я в этом доме не навсегда, что родители меня заберут. Так и случилось. Но я впитала в себя традиции кавказской кухни. Поэтому мне всю жизнь нравится, когда много зелени, много острого. Помню, пришла первый раз в дом к своему мужу и увидела котлету – без зелени, без перца. И удивилась – что это за котлета такая, как это можно есть без горы зелени? Где мацони, в конце концов, которое всегда должно стоять в холодильнике, а лучше, чтобы вообще для мацони был отдельный холодильник, весь им забитый! (Смеётся.)

Дурова– В нас иногда мистическим образом отзывается то, что имеет отношение к корням, к судьбам наших предков.
– Согласна. Со мной однажды произошла совершенно нереальная история. Я первый раз приехала в Мюнхен. А прабабушка моя, Тереза, происходила из этого города. И вот мы с мужем выходим из гостиницы, он говорит: «Хочу купить карту на русском языке, надо найти книжный магазин». И я вдруг понимаю, что знаю, куда идти. Командую: «Пошли!» Решительно прокладываю путь. Мне даже было интересно – куда в результате приведу. Иду и понимаю, что здесь надо повернуть направо, потом налево – и вот магазин! И такое продолжалось все дни нашего пребывания в Мюнхене. Муж говорил: «Хочу посмотреть вот этот собор. Сходим?» Я: «Пошли» – и вела!

– Насколько, однако, жить интересно.
– Не то слово. Я не понимаю людей, которые говорят: вот бы юность вернуть! Я бы ни за что свой нынешний возраст не поменяла на более молодой, хотя бы по той причине, что это возраст накопленных знаний, понимания мира, мудрости. С возрастом ведь уходит весь шлак – обиды, неприятие, сравнение кого-то с кем-то, борьба за место под солнцем. Всё уходит, и становится так хорошо! (Смеётся.)

– Тереза Ганнибаловна, у вас трое внуков. Вы хотели бы, чтобы кто-нибудь из них связал жизнь с театром?
– Я их не насилую. Сына в своё время не насиловала этим, и внуков тоже не буду. Во-первых, сын не носит фамилию Дуров. Он Абрамов. И у внуков другая фамилия. Там прекрасная московская интеллигентная семья журналистов и писателей в третьем поколении. А что такое писательская семья в третьем поколении? Если в ней рождается ребёнок, он сразу умеет читать, писать и говорить. Все мои внуки – три мальчика, 15 лет, 9 лет и 7 лет – с изумительной природной грамотностью, росшие, можно сказать, в библиотеке. Все, как бабушка и отец, – златоусты. Поэтому тут не попрёшь, такая природа у моего сына и его детей. Сын – драматург и писатель, и я очень рада, что у него такая стезя. Какой путь выберут внуки, не знаю. Но тем интереснее ждать их взросления.

Расспрашивала
Марина БОЙКОВА
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №35, сентябрь 2021 года