В следующем году исполнится сорок лет с тех пор, как я получила диплом культурно-просветительного училища в Ростове-на-Дону. Сейчас понимаю, что это самые лучшие, самые увлекательные два года моей жизни. Меня окружали люди, с которыми было интересно и весело. Я занималась тем, что у меня хорошо выходило, и получала за это похвалы и комплименты. И всё, что происходило тогда, казалось замечательным. Хотя на самом деле жилось нам в те годы не так уж просто.

Общежития в училище не было, на съёмное жильё уходила вся стипендия. И жили мы не в нормальных квартирах и не в отдельных комнатах, а, как в письме Оксаны, – в помещении, где стояли лишь койки. Днём занимались, а вечером хозяева тушили свет – и всё, пора на боковую. Жили в разных квартирах, но порядки и цены везде были одинаковы. Питались в столовых, мылись в бане, стирали в прачечной. Если родственники были не в состоянии помогать, ходили подхалтурить на комбинат «Рабочий» неподалёку. Там делали мыло, и его незабываемый запах доносился до нашей альма-матер. По ночам мы складывали мыло в тару. Занятие лёгкое, и платили хорошо, но до чего же тяжело было не спать по ночам! Прикорнуть днём хотя бы на пару часов удавалось редко. На дом задавали очень много, а в комнатах проживало по пять-шесть человек. Как готовиться?

В училище было два отделения – клубное и библиотечное. Каждое занимало свою часть здания. Посредине находился буфет. Ребята из клубного иногда прибегали в буфет в балетной обуви, сценических костюмах, с музыкальными инструментами. Мы, библиотекари, им немного завидовали. Вот ведь творческие люди – поют, танцуют, ставят спектакли. А мы просто любили книги.

Через три дня после начала учёбы всех нас на полтора месяца направили в совхоз под Волгодонском собирать виноград. Какие замечательные концерты ребята организовывали! А ведь только поступили, едва перезнакомились.

Всю жизнь задаю себе вопрос: почему только в те два года всё у меня было хорошо и правильно? Почему всю оставшуюся жизнь я чувствовала себя не в своей тарелке? Ни с теми, кто жил со мной под одной крышей, ни с коллегами я не ощущала себя так легко и свободно, как тогда, в студенческие годы. В совхозе «Виноградный» нам привозили обед прямо на виноградник. В металлические миски наливали сначала первое, потом второе. И стеклянный стакан один на всех. Компот пили по очереди.

Мы были одной семьёй, и никого не смущал этот пресловутый общий стакан. В более зрелом возрасте я прочитала, как однажды отозвался Ленин на одну из работ Александры Коллонтай. Вождь мирового пролетариата заметил, что никто не станет пить из стакана, захватанного десятками пальцев. А вот мы пили и о плохом не думали.

Большинство наших девочек приехало из села. Они имели отличные аттестаты и к учёбе относились очень серьёзно. А мы, городские разгильдяйки, особо не напрягались. Задания выполняли левой ногой. И всё-таки в учёбе легко обходили наших сельских подружек. У нас были хорошие базовые знания, мы неотрывно учились в школе девять месяцев в году, учебный процесс никогда не нарушался. Нас не посылали собирать урожай. И без учителей мы не оставались.

Любовь к литературе мне привили в семье. Бабушка заранее говорила, какие книги лучше взять в библиотеке. И не только по программе и внеклассному чтению, но и просто хорошие, интересные книги – по возрасту.

Бабушка с рождения очень плохо видела. Во времена моего детства у неё оставался всего один процент зрения. Вечером мы все читали ей вслух. А когда никого не было, она буквально водила носом по странице, но читала. До сих пор нахожу на страницах книг крылатые выражения, бытовавшие в нашей семье. Бабушка часто говорила: «Под какое декольте?» В зрелом возрасте я встретила эти слова в «Пошехонской старине» Салтыкова-Щедрина. Там горничная спрашивает у барышни, под какое декольте ей шею мыть. Ещё бабушка говорила: «Жидкость выпил, а бутылочкой растёрся». Эти слова я нашла в повести Лескова. И когда только бабушка успевала всё это читать?

Одна книга долго оставалась недочитанной бабулей – почти всю жизнь. Перед войной кто-то дал ей почитать рассказы Конан Дойла. Книгу забрали на самом интересном месте. Я дочитала ей этот рассказ, «Палец инженера». А потом бабушке выдали в Обществе слепых магнитофон «Дайна» за полцены. Присылали книги, записанные на магнитную ленту. Очень интересные книги. Например «Мастер и Маргарита» была прослушана мной за десять лет до появления книги в массовых библиотеках.

После окончания школы служба трудоустройства направила меня в Адлер учиться на продавца. Отучилась с отличием, но продавец из меня вышел так себе. Коллеги говорили, что я не от мира сего, витаю в облаках. А я думала о том, что витать в облаках гораздо интереснее, чем отрезать и заворачивать колбасу. Ведь нельзя всю жизнь торговать колбасой! Есть же где-то мир, в котором все витают в облаках? И в этом мире мне не будут говорить обидных слов.

Я нашла этот мир в культпросвете. Мы жили душа в душу, потому что у всех оказалось много общего. Мы любили книги и знали, что всю жизнь будем получать копеечную зарплату и нам никогда не дадут квартиру. Хотя кое-что нам всё-таки доставалось – наша культурная жизнь била ключом. Нам часто перепадали бесплатные билеты в театры, цирк и филармонию. Когда во Дворец спорта приезжали модные музыкальные группы, в кассах билеты отсутствовали, а у нас они были, причём бесплатно.

Иногда нас приглашали на любительские спектакли в соседнее училище искусств. Приглашали дежурить в театрах и филармонии, когда проводились значимые мероприятия, например Съезд работников культуры и искусства Дона. Там мы не только приобщались к культуре, но и имели возможность отхватить наборы дефицитных книг и конфет. В Ростове в то время было четыре театра. Сейчас их пять, наконец достроили музыкальный.

Один из ростовских театров имеет уникальную архитектуру, он построен в форме трактора. Я потом узнала, что в Лондоне есть музей архитектуры и Россию там представляют всего два макета – собор Василия Блаженного и драматический театр в Ростове-на-Дону, построенный в период коллективизации. Тот самый, тракторообразный.

Наша учёба оказалась не такой простой. Три вида литературы – русская, зарубежная и детская. И по всем нужно прочесть огромное количество текстов, писать сочинения. Было много и других предметов, которые требовалось не просто учить, но и сдавать практические работы. Однажды во время моего дежурства в буфете преподаватель библиотековедения спросила, когда я сдам плакат. Я сказала, что не умею рисовать. Педагог парировала: «Библиотекарь должен уметь рисовать!» Я пообещала: «Ну, тогда распишу плакат палехской росписью» (моя девичья фамилия – Палехова).

Помню предмет, на котором мы ежедневно должны были писать пять каталожных карточек особым библиотечным почерком. И для каждой работы существовала отдельная графа для оценки. Но самым страшным предметом оказалась история КПСС. Вроде бы та же история, которую изучали в школе, но даже на четвёрку сдать очень трудно.

Запомнился один забавный случай. Мои подруги Галя и Таня дежурили в гардеробе. Наша группа пришла одеваться. Самая весёлая однокурсница, Людочка Лаврухина, сняла со стены огнетушитель, перевернула в горизонтальное положение и направила на свою подругу. В мгновение ока всё покрылось жёлтой пеной. Громче всех смеялась Таня. Минуты две Галя молча смотрела на неё. А потом сказала: «Таня, чего ты смеёшься, мы ведь дежурные. Нам всё это убирать».

Вспоминая те годы, я изумляюсь: как мы успевали столько читать, писать, рисовать? Да ещё подрабатывать, ходить в театры.

А потом наступила проза жизни. Меня всю жизнь окружали чёрствые люди, которые не читают книг, не ходят в театр. Но всю жизнь казалось, что стоит приехать в Ростов, и там встретит волшебный мир, где Ленин снова и снова протягивает руку, сообщая, что революция совершилась, пустые кареты идут за гробом отца Горио, Клавдия всё ждёт Будулая, а Таня снова и снова роняет в речку мяч.