Саня Легчилов видел своего ангела лишь несколько раз в жизни, и каждый раз, появляясь, ангел предотвращал какую-нибудь большую беду.

Впервые это произошло, когда Саня ещё учился в школе, в десятом, кажется, классе. Стояла поздняя осень, по вечерам темно, холодно, дождливо. Советский Союз уже собирался развалиться, но ещё кое-как держался из последних своих старческих сил. Это чувствовалось в воздухе, сквозняк творящейся прямо сегодня истории пронизывал каждого едва ли не насквозь. Люди ждали перемен, они были уже не за горами. Никто не знал, в лучшую или худшую сторону будут эти перемены, и никто не мог ничего с этим поделать.

Саня собрался в кино. В соседнем микрорайоне располагался кинотеатр «Победа», где уже целую неделю показывали французский художественный фильм «Профессионал» с Бельмондо в главной роли. Саня ходил смотреть это кино каждый вечер, уж больно нравились ему приключения главного героя и музыка, звучавшая в фильме.

Чтобы добраться до «Победы», предстояло пересечь несколько плохо освещённых дворов и пустырей, где вообще не было ни одного фонаря. Саня не слишком опасался гопников, во множестве расплодившихся и обнаглевших в последнее время, ведь он боксёр и очень хорошо умел постоять за себя.

Вся эта унылая дождливая тьма, раскисшие тропинки, облетевшие деревья, их ветви, дрожащие на холодном ветру, создавали слишком резкий контраст с атмосферой Парижа, показанной в фильме. «Ну почему у нас не так, как там?» – думал, наверное, Саня, переходя очередную лужу.

Но, если честно, ни о чём особенном он не думал, просто испытывал некоторую досаду от общего состояния дел. Зато на ногах его были старые добрые резиновые сапоги с утеплителем, так что, по крайней мере, лужи не страшны. Конечно, не самая шикарная обувь для похода в кино, девушки не оценят, ну да не до девушек ему сейчас, бокс на первом месте, так что всё нормально. Всё будет нормально.

Наконец он добрался до проспекта. Тут было посветлее и повеселее. Нужно перейти на ту сторону, и до кинотеатра остаётся уже совсем чуть-чуть.

Переход находился возле автобусной остановки. Можно, конечно, и так перебежать дорогу, но торопиться некуда, до начала сеанса ещё уйма времени. Будем соблюдать правила. Он двинулся к остановке. Впереди него шла какая-то женщина средних лет. Ей тоже нужно было на ту сторону, и она первой вступила на «зебру». А Саня замешкался на несколько секунд возле коммерческого ларька. Глянул на полки. Ничего нового.

И поспешил вслед за женщиной, которая была уже на середине проезжей части. По сторонам он не смотрел – раз женщина идёт не торопясь, значит, машин нет.

Вот тут и произошло странное. Саня увидел, как через дорогу навстречу ему, улыбаясь, идёт человек восточной внешности – узбек или таджик, – и весь рот его горит вставными золотыми зубами.

«С чего это он так широко улыбается, да ещё именно мне?»

– Не хады! – сказал человек, улыбаясь, и прошёл мимо Сани, и исчез где-то в вечернем мутном пространстве.

Саня оглянулся в смятении и потому не увидел самого главного. Услышал лишь рёв мотора, звук сильного удара… Когда он вновь посмотрел на дорогу, женщина летела в воздухе над «зеброй», переворачиваясь через голову, руки и ноги её бессильно болтались, как у сломанной куклы, и Саня моментально понял, что женщина уже мертва. Автомобиль, сбивший её, исчезал в полутьме за поворотом.

Это был первый случай. Тогда Саня ещё не знал, что старый таджик с полным ртом золотых зубов – его ангел-хранитель. Просто прошёл человек мимо и предупредил об опасности. Почему нет?..

Через несколько лет, когда Саня вернулся из армии и случайно, благодаря своим навыкам боксёра, вступил в одну из криминальных бригад, действовавших в его родном городе, он снова встретил золотозубого таджика. И опять это произошло на дороге.

На своём «бумере» он летел на «стрелку». Было назначено на пять вечера около заброшенного причала в пригороде. Тёрки предстояли очень серьёзные. Он уже слегка опаздывал и потому топил не по-детски.

Впереди был подземный путепровод, тоннель с однополосным движением. Въезжая в него, Саня слегка притормозил, и, оказалось, не зря. Где-то с середины туннеля начинался затор из нескольких машин. Саня остановился и выскочил посмотреть, что там такое. В это время сзади его уже заблокировала старенькая «Нива», а следом за ней подползал кто-то ещё. Чертыхаясь, Саня пошёл вперёд, надеясь разрулить ситуацию.

Причиной затора оказалась ржавая «четвёрка», развёрнутая поперёк проезжей части. Салон «четвёрки» был набит мешками с картофелем. В правую сторону ей приехала небольшая «Тойота», и часть картошки из салона высыпалась на асфальт. Сзади в «Тойоту» упирался новенький «Фольксваген». В общем, ясно, что дело безнадёжное, никто отсюда в ближайшее время не уедет. Орать и угрожать бесполезно.

Саня бегом вернулся к своему автомобилю. Туннель был забит уже полностью. Саня взял из салона всё, что было нужно, и снова побежал вперёд, к выезду. Пробегая мимо картофельной кучи, увидел какого-то восточного человека. Тот сидел на корточках возле своего рассыпанного товара совершенно спокойно, как будто находился на рынке, в родной стихии. Даже глаза его были полуприкрыты. Но он видел всё. Улыбнулся пробегавшему мимо Сане Легчилову, едва не ослепив его своей золотой улыбкой.

– Сыломалса, брат.

Саня моментально опознал его, словно бы и не было этих прошедших семи лет, и на одно мгновение притормозил, но тут же опять ускорился. Времени не было. Не было ни прошедших семи лет, ни одной-единственной лишней секунды. Предстояло ещё любыми способами поймать тачку, чтобы доехать за город, к причалу. Ребята давно уже ждали его, а он тут встрял, как лох.

Но, как ни торопился, он, конечно, всё равно опоздал. Всё было кончено. Возле причала догорали две машины его бригады. Никого в живых. Ребятам даже не дали выйти, ждали в засаде, расстреляли сразу, как только они подъехали.
Саня долго стоял возле этих погребальных костров, сжимая в руке ненужный пистолет.

В городе потом долго шла невидимая партизанская война, о которой граждане вечерами шептались в своих тёплых квартирках. По слухам, сцепились две банды не на жизнь, а на смерть. И одна сначала вроде бы перебила другую, но та, другая, только прикинулась мёртвой, а потом профессионально отстреляла ту, первую, до последнего человека. И теперь в городе у неё конкурентов нет. А предводитель там – отморозок по кличке Валенок. Вообще безбашенный чел. Такие вот дела. Наёмные киллеры, что ты хочешь. Прямо как в кино. Бельмондо нервно курит в сторонке.

Это был номер два, когда Саня Легчилов видел своего ангела. Был и третий случай, вроде бы совсем неприметный, но совершенно явственный.

Прошло ещё лет семь. За это время Саня успел потихоньку отойти от прошлых дел, теперь он занимался чистым бизнесом, у него на балансе имелась фабрика по производству валяной обуви, несколько точек автосервиса, несколько компьютерных салонов и ещё какая-то плохо учтённая мелочуга. Саня немного успокоился, освоился в гражданской жизни, теперь он уже был мало похож на братка в кожаной куртке, но и деловой костюм ему особо не шёл.

Больше всего на свете Саня Легчилов ненавидел деловые заседания, планёрки, бухгалтерию и пиар. Ничего не мог с собой поделать. Отлынивал, прогуливал, загибал это всё при первой возможности, и даже если такой возможности не было, все равно старался не присутствовать на подобных мероприятиях. Сказывался больным, бухал, уезжал на рыбалку. Чаще всего, конечно, бухал. И очень скоро это вошло у него в привычку.

Как же прав был его юношеский тренер по боксу, не одобрявший такого поведения! «Иди вон лучше грушу поколоти». Груша теперь являлась Сане лишь в редких эротических снах.

Ничего не могли поделать с бухлом три его законные жены и целый ряд незаконных. Каждая из них появлялась в жизни Сани лишь для того, чтобы некоторое время побыть рядом, изображая искренние чувства, а потом улететь, унося в клювике часть его собственности и нервной системы. И не оставить ему детей. Каждая из них строго следила за тем, чтобы детей не было.

Иногда он сам поражался, насколько быстро утекают сквозь пальцы его квартиры, машины, дачи, компьютерные салоны и автосервис. Вот только что он был владельцем заводов, газет, пароходов – и уже нет почти ничего, всё рассеялось как дым…

Впрочем, фабрику по производству валяной обуви он не отдал. Её директор, Славик, Славушка, был единственным человеком на земле, кого Саня Легчилов мог бы назвать своим другом. Славик не раз помогал ему в сложных ситуациях. Честно говоря, он был последним каналом связи Сани Легчилова с этим миром. Юридическое сопровождение, хозяйственная деятельность, кое-какая забота о здоровье – всё это лежало на плечах Славушки.

(Была, правда, у Сани ещё старушка мать, но она вышла на пенсию и уехала жить в деревню. Саня навещал её хорошо если раз в год.)

И не раз, гуляя по городу с бутылкой крепкого пива, они усаживались на лавочку в сквере, и Славушка говорил ему:
– А помнишь, в этом доме у тебя была квартира. И вон в том. И вон в том.
– Не помню я ничего, – бурчал Саня. – Отстань, а?
– Ты знаешь, сколько они сейчас стоят?
– Не знаю и знать не хочу.
– А зря. Очень дорого они стоят. И с каждым годом всё дороже.
– Какое мне до этого дело? Мне всё это не надо.
– А чего тебе надо?
– Не знаю. Я хочу просто жить и ни о чём не думать. И чтобы все от меня от… вязались.
– Ишь чего захотел. Так не бывает.
– А я так хочу.

И Саня уходил в очередной запой, оканчивавшийся только под капельницей в наркологической клинике. Там, под капельницей, ему даже нравилось. Хорошо. По крайней мере, спал как младенец. Никаких чёрных мыслей, мутных видений и голосов. Хорошо. Вот бы так всю жизнь.

Но всю жизнь под капельницей не пролежишь. Оставались ещё какие-то связи с миром, незаконченные дела. Надо было ещё где-то присутствовать, что-то подписывать, управлять собственностью. И потому он срывался в очередное пике, оставляя все заботы Славушке, а сам бродил по городу, словно бомж, и потихоньку выпивал.

С каждым пропитым днём ему становилось хуже. Он с некоторой долей азарта ждал, когда и чем это всё кончится. И вот однажды выходил из магазина с бутылкой водки, и ему стало очень-очень хреново, как никогда раньше. Он сел на ступени возле какого-то старика, закрыл глаза и приготовился умирать. Ему было совершенно не страшно.

– Ай-ай, – сказал старик. – Плохо.

Саня взглянул на него и мгновенно опознал. Это был всё тот же старый аксакал со ртом, полным золотых зубов. Старик улыбнулся и протянул ему маленькую пластиковую бутылочку айрана.

– Пей, брат.

У Сани давно уже было правило: не употреблять ничего из открытой посуды, что предлагают тебе незнакомые люди. Но сейчас ему было всё равно. Он с трудом взял бутылочку и пару раз отхлебнул. Его вывернуло прямо тут же, на ступени. Но стало вроде бы чуть легче. Снова сделал несколько глотков, и опять его вывернуло. Саня допил айран и на этот раз сумел удержать его в себе.

– Ехай деревня, – сказал старик. – Тут плохо.

Саня прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями.

– Я давно хотел тебя спросить: зачем всё это было? – сказал он старику. – Что я делал тут, и почему всё вышло так, как вышло? Ведь должно было пойти совсем по-другому…

Ему никто не ответил. Саня открыл глаза. Старик исчез, унеся с собой золотозубую чеширскую улыбку и все ответы на все вопросы.

Саня просидел на ступенях ещё несколько минут, собираясь с силами. Потом встал, бросил непочатую бутылку водки в мусорное ведро и пошёл домой.

В тот же день он встретился со Славушкой.

– В общем, так. Фабрика твоя. Приготовь все необходимые документы. А я уезжаю. Не могу здесь оставаться.

В деревне у мамы был большой тёплый дом с русской печью и огород в несколько соток.
– Вот хорошо, что ты приехал, – сказала мама. – Пора картошку копать.
– Пора, – сказал Саня. – Давно пора.

И несколько дней он занимался только этим, а в голове у него не было совершенно никаких посторонних мыслей. Красота.

Говорят, в России надо жить долго.

Когда мама переехала в деревню, Саня посадил возле забора маленький дубок. Случайно наткнулся на него в поле и принёс домой. Дуб долго не хотел расти, едва не зачах на новом месте. А сейчас вытянулся в два человеческих роста и радовал глаз первыми молочными желудями. Каждый раз, проходя мимо него, Саня удовлетворённо улыбался и вспоминал фразу из какого-то старого фильма: «Этот дуб у нас ещё пошумит!»

Он намеревался собрать все желуди и рассадить где-нибудь. Может, на своём участке, а может, поблизости. Вырастить целую дубраву, чтобы спокойно прогуливаться и думать о чём-нибудь хорошем. Конечно, дубрава поднимется очень не скоро, но ведь спешить Сане Легчилову некуда.

Он тащил в погреб очередной мешок картошки и улыбался.

Зима обещала быть морозной. Ну и пусть.