История произошла в самом начале пандемии, когда ещё не было ни лекарств, ни вакцин от нового вируса, и вообще никто ничего толком не знал об этой загадочной инфекции. Все безумно её боялись. Каждый иностранец в тот момент казался потенциальным разносчиком смертельной заразы, а уж если у него признаки простуды…

В отделении переполох: привезли заграничную гражданку неопределённого возраста. С точностью можно было утверждать только две вещи: она ни слова не знает по-русски и периодически чихает, а то и кашляет. Выяснить хоть какие-нибудь подробности невозможно из-за языкового барьера. Позвали моего мужа, хорошо владеющего английским. Он решительно вошёл в бокс, где была изолирована подозрительная дама.

– Добрый день. Как ваше имя? Откуда вы? Как себя чувствуете, на что жалуетесь?

Ни на один из этих вопросов ответа не последовало. Видимо, язык Туманного Альбиона тоже не понимала. Врач откинул одеяло, чтобы послушать пациентку, измерить давление. В этот момент женщина посмотрела на него в упор и мрачно произнесла на хорошем английском:
– Всё, мужик. Ты видел мои сиськи, теперь мой муж тебя убьёт.

Доктор выскочил из бокса с криком «Да она сумасшедшая!».

Тут как раз подоспела история болезни странной дамы. Выяснилось: она в одиночестве пила кофе в зале вылета Шереметьева, вдруг начала кричать на непонятном языке, дралась, бросила чашку в мужчину за соседним столиком. При ближайшем рассмотрении оказалась невменяемой, не сажать же её в самолёт в таком виде. Вызвали «скорую», отправили в психиатрическую больницу.

Там ей не обрадовались, бог знает, что делать с этой иностранкой, хлопот не оберёшься. Да и работа с душевнобольными предполагает словесный контакт, а по-русски дама явно не говорила. И тут она пару раз чихнула. Вот и найден выход – записали в карту «подозрение на новую коронавирусную инфекцию» и отправили в другую больницу, на всякий случай сразу в реанимацию. Пусть там разбираются.

Ковид у дамы не подтвердился, но история имела продолжение. На следующий день муж сидел в ординаторской. Зазвонил внутренний телефон, в трубке заполошные всхлипы:
– Алё! Реанимация? Это из приёмного. У нас тут ужас, к нам приехали из посольства или из консульства, сам консул! И с ним ещё люди. Им нужна их гражданка, фамилия тут у меня на бумажке… А я же не знаю! А кто знает? А вы знаете? А куда их направить? А?

Муж спокойно и терпеливо ответил:
– Я-то знаю. Направьте их в Кащенко.
– Что-о? Куда-а?
– В клиническую психиатрическую больницу номер один, бывшая имени Кащенко. Пусть туда едут за своей гражданкой.
– Как туда? Почему туда?
– Ну а куда же ещё? Она буйная. Ей в Кащенко самое место.
– Ага, ясно. Сейчас скажу им.

Через пять минут снова тревожный звонок.

– Алё, реанимация? Они не хотят в Кащенко. Они только что оттуда, их из аэропорта туда послали. Там сказали, что больной уже нет, её перевели к нам, у неё вирус. Опасный. Положили у нас в реанимацию. И где она?
– Да, к нам. Да, был вирус, ОРВИ называется. Простуда в лёгкой форме. Но наши опытные врачи её вылечили. Российские врачи лечат очень быстро и эффективно. Так и скажите консулу. В смысле вируса она теперь совершенно здорова. А в смысле головы – совершенно больна. И зачем она нам тут? У нас успокоительных нет, смирительной рубашки нет. Мы её отправили обратно в Кащенко.
– Когда?
– Минут пятнадцать как увезли. Пусть консул с компанией едут за ней быстрее, может, ещё застанут там. А то в Кащенко, похоже, не очень хотят её держать.

Дальнейшая судьба дамы неизвестна, надеюсь, консулу удалось её догнать. Кстати, с супругом дамы неясно. До самой выписки из реанимации она твёрдо держалась версии «сиськи видели – муж вас убьёт». Но в момент просветления призналась: никакого мужа нет, зато есть любимый мужчина, который живёт в Москве. А сама она прилетала к нему из Канады, где училась в университете, хотя по паспорту ей за сорок. Я всегда подозревала, что много учиться вредно, но не думала, что настолько.

В реанимации иногда попадаются весьма капризные пациенты, даже скандальные. Вот дедуля из пятого бокса буквально поставил отделение на уши – сначала требовал обед, потом громко критиковал количество и качество еды, затем заявил, что ему срочно нужно второе одеяло, а то он замёрз. Медсестра подумала – возможно, поднимается температура. Померила – нормальная. Хотела записать в карту, а той и нет. Персонал всполошился, тут кто-то сообразил – дедок-то незнакомый, ещё утром его тут не было, откуда он вообще взялся?

Капризный пациент сообщил: зовут Иннокентием Филимоновичем, 94 года. На вопросы о том, как попал в реанимацию, отвечал уклончиво. Перевели из другого отделения? Привезли на «скорой»? А где история болезни? Дед отводил глаза, наконец честно признался: живёт недалеко, почувствовал себя неважно, испугался нового вируса, решил не ждать врача, прихватил авоську с вещами, сам пришёл в больницу и просто лёг на свободную койку. «А теперь дайте второе одеяло, паразиты, уморить меня хотите!»

Вы видели, как строго в наше время охраняются больницы, тем более отделения реанимации? Мышь не проскочит. А Иннокентий Филимонович с лёгкостью миновал все кордоны. Видимо, в молодости был разведчиком. И что теперь делать с этим героем? Не выгонишь на улицу человека, да ещё такого пожилого. К тому же никому не нужен скандал, в процессе которого выяснится, что в ковидной реанимации какой-то проходной двор, заходи кто хочешь, ложись и ругайся.

Поэтому деду выдали одеяло и вообще всячески его холили и лелеяли, пока думали, как с ним поступить. Он гордо лежал в своём боксе, покрикивая на персонал и критикуя всё – кровать, питание, лекарства и политическую обстановку в мире. Медики относились к требовательному пациенту с симпатией, только никак не могли запомнить сложные имя-отчество.

Впрочем, дед охотно отзывался и на Игнатия Ферапонтовича, и на Иллариона Феоктистовича. А вот Иваном Фёдоровичем быть отказывался. В итоге записали как «поступившего самотёком», оформили историю болезни и через пару дней перевели в терапию, ибо из реанимации нельзя выписать прямо домой. Дед, как назло, оказался совершенно здоровым, его и обследовали заодно, раз уж попал в лечебное учреждение.

Буквально через полчаса после его перевода прибежала встревоженная доктор из терапии, зашептала:
– Ребята, нам от вас перевели… как его? Ипполита Феофановича. Он такой строгий, ко всему придирается, кричит. Звонил заместитель главврача, спрашивал о нём – мол, передали нам его карту? Беспокоится. Видимо, пациент непростой, по большому блату, да? Вы уж подскажите, как ему угодить.

– Дайте ему второе одеяло. Будет доволен.