Прочитала в газете: в Н-ской области погибла многодетная семья, мама и четыре несовершеннолетних ребёнка, – «посредством неквалифицированного использования печного устройства». Понятно, что выросло поколение, которое в глаза «печного устройства» не видело. Как следует из заметки, забыли задвинуть заслонку. Хотя, наоборот, задвинули слишком рано. Вообще-то маленького сельского ребёнка разбуди среди ночи – отчеканит, как управляться с этой железякой, перекрывающей трубу.

И сейчас многие хозяева топят баню дровами, не соглашаясь ни на электрическую, ни на газовую печь. Хотят сидеть у живого огонька, подбрасывать душистые дровишки, философствовать. Любовь к печи осталась с детства.
Когда родители отдали нас в детский сад, мы сразу начали болеть. Оставались дома одни на весь день и знали настрого, назубок: печь можно закрывать, только когда потухнет последний уголёк! Было нам, двойняшкам, три года, брату – пять, старшей сестрёнке – семь лет. Целый мини-садик.

Мы никогда не скучали, хотя нашу избу заваливало снегом до самых окон. Носились вокруг той самой печки, грелись на ней, играли, читали книжки. У родительской кровати стоял огромный старинный кованый сундук, обитый тусклыми цветными полосками железа. Крышка тяжеленная, поднимали вдвоём-втроём, прислоняли к стене почти вертикально. И края, отлично помню, были острые, пальцам больно держать.

Рылись там от души, но чтобы мама не заметила. Слежавшиеся отрезы ситца и шерсти нас не интересовали, а вот в деревянной боковой ячейке… Несколько ниток бус, брошка с разноцветными камнями, узкие часы на ремешке, кусок янтаря, снаружи мутный, а на сколе прозрачный как мёд, что-то ещё столь же великолепное. Представлю нас, засунувших головёнки в сундук, копошившихся под той вертикальной крышкой, – сердце в пятки, мороз по коже.

Рядом шкаф с полками и выдвижным ящиком. На полках Большая советская энциклопедия в 30 томах, только выпущенная, картинки в ней смотрены-пересмотрены. Коробки с минералами, перебирать интересно, но после них руки противно пахнут.

А вот то, что в ящике, никогда не надоест: ракушка с запертым внутри морским шумом, папин щёлкающий портсигар с крупинками табака, флакон одеколона «Кармен» с цыганкой на этикетке и брызгавшей грушкой – главное, чтобы в глаза не попало, круглая коробочка со сладко пахнувшей пудрой «Белый лебедь». И – серебристые пластинки с таблетками! Их много – у мамы подозревали астму. Каких только не было, а ещё порошки в полупрозрачных квадратиках, оранжевые бутылочки с жидкостью – самое то, чтобы поиграть в больницу.

Боюсь, сегодня наших маму с папой лишили бы родительских прав за оставление в опасности и всё такое. Но тогда всю страну пришлось бы лишать родительских прав: сотни тысяч детей коротали время запертыми в домах. Хорошо тем, у кого были бабушки. Дедушки в русских городах и сёлах в те годы – явление редчайшее, либо погибли в войну, либо умерли от ран.

Снова в недавней газете – ЧП. В школе устроили рыцарский турнир. В ходе сражения от железного самодельного меча отлетел кусочек и попал прямо в глаз девочке, маленькой зрительнице. Есть риск потери зрения. Грандиозный шум, устроителей турнира под суд: были ли ограждения, почему зрители стояли слишком близко, кто следил за игровым оружием?

Понятно, что в советское время ни одна газета не вынесла бы подобное событие на первую полосу, поэтому царили тишь да гладь. Но мне кажется, что всё-таки мы были везунчиками, над которыми парили советские, а потому особенно тихие ангелы-хранители. Всё детство с утра до вечера, без всякого надзора, бултыхались в глубоком пруду, да ещё и коварном, с сильным течением, вблизи водопада, – не тонули. Помню за всё время единственный случай: искали и вытащили поддавшего мужика, в смысле, тело. Бегали с ребятами смотреть, потом пугали друг друга.

Шастали в лесу на десятки километров вокруг, и никто не терялся. На нас были открытые платьица и маечки, закатанные трико. Если впивался клещ, просто выковыривали ногтями, чуть больнее, чем заноза, ну и крови больше. Лизнёшь, приклеишь подорожник – все дела. Было тогда повальное увлечение мальчишек самодельными луками и рогатками. Стрелы настоящие – оструганные длинные палочки с остриями, обёрнутыми тонкой жестью. Для пулек к рогаткам откусывали пассатижами кусочки алюминиевой проволоки и загибали в виде буквы U. Опасно? Ещё как! Но не помню ни одного выбитого глаза.

С крутой горы – для незабываемых ощущений утаптывали снежные трамплины – катались на бабушкиных тяжёлых деревянных и железных салазках, лёгкие алюминиевые появятся позже. Составляли целые санные поезда, нарочно наезжали друг на друга, устраивали аварии, с писком сталкивались, опрокидывались, кувыркались, попадая под полозья. Ни ломаных рук, ни ног, как заговорённые. Самым крутым считалось кататься на туго накачанных автомобильных камерах, прародителях нынешних «ватрушек». Сегодня на тех «ватрушках» столько калечится людей, что депутаты всерьёз озаботились законом о запрете их использовать хотя бы до совершеннолетия.

Наше село стояло на высоком холме, его разделяла дорога. Машины ездили в основном грузовые совхозные, ещё мотоциклы сновали туда-сюда. И вот классная руководительница, неугомонная выдумщица, затейница и наша любимица, бросила клич: «Кто хочет, приходите кататься на большую дорогу. Поужинаете – отпрашиваетесь у родителей. Место сбора – у клуба».

Мы съезжали к мосту – только визг снега в ушах. Хохотали, ездой управляли ногами, тормозили, чтобы не укатиться в сторону. Потом весёлой гурьбой поднимались, рассказывали разные истории, искали в небе созвездия и запоминали названия. Учительница велела: «Кто первый увидит машину, предупреждайте друг дружку!» Свет фар, как дрожащие жёлтые усики жучков, был виден издалека. Мы горохом рассыпались на обочины.

Покатались и разошлись по домам, румяные, надышавшиеся морозным воздухом и довольнёхонькие. А признайтесь, многие из вас уже приготовились услышать новость: «Из-за безответственного поведения педагога дети попали под машину»? Сегодня учительницу ждало бы скандальное увольнение, с освещением в центральных СМИ и на шоу у Малахова. Возможно, и условный тюремный срок. А то чудесное зимнее катание и нашу учительницу, такую непривычную, в шапочке, свитере и лыжных штанах, я помню всю жизнь.

А маки, с которыми ходили на торжественные демонстрации? Мы мастерили их, начиная с детского сада. Зелёная и красная полупрозрачная бумага, ножницы, банка с клейстером, кисточки. Берём сантиметров тридцать жёсткой проволоки, обёртываем зелёной бумагой, проклеиваем. На верхушке водружаем кусочек ватки, смоченной в чернилах, – сердцевина. Вокруг накладываем заранее нарезанные красные лепестки, стягиваем в несколько витков ниткой. Цветок готов!

Шли в толпе. Мальчишки толкались, пихались локтями, размахивали маками, фехтовали, воображая себя мушкетёрами, а цветки – шпагами. Тридцать острых проволочек в руках у тридцати ребятишек, в толчее, в тесноте. И, представьте, никто никому глаз не выколол острым концом.

Ещё были верёвочные качели с узенькой дощечкой. Верёвка быстро перетиралась, или дощечка выскакивала, и кто-нибудь не успевал спрыгнуть на ходу, звонко падал на попу. Вскакивал, чесал больное место, плакал или смеялся, в зависимости от обстоятельств. Прилаживал дощечку обратно и по новой.

А незатейливая зимняя забава – прыжки с сарая в глубокий сугроб? Выше всего был сарай у соседки тёти Али. Ей вечно было недосуг убрать палки, которыми летом подпирала помидорные кусты, те вмерзали в землю и уходили под снег. До тех пор пока родители не спохватятся и не пресекут – чудо, как мы ухитрялись не напороться на эти мини-колья. Особым шиком считалось раскопать палку рядом с местом приземления и показать: видали? Не-е, точно, нас хранили некие высшие силы.

А колхозная картошка, которой мы, пока не видит учитель, бросались друг в друга с криком «булыжник – оружие пролетариата»? Клубни кормовые, размером и весом точно с булыжник. И, опять же, никто никому не нанёс урона.

Ещё в школе нас возили в леспромхоз сажать сосенки. Ехали с ветерком в обычном грузовике, в кузове. Прицепят скамейки – спасибо, нет – приседали и хватались за борта, чтобы не вылететь на ухабах. Нынешние организации, занимающиеся охраной детства, хватил удар, они потеряли бы дар речи от этого способа перевозки, но никто из нас не вывалился на полном ходу, не убился. Во всём районе не помню такого случая.

Посадка саженцев – простой процесс. Лопатка с утяжелённым железным наточенным штырём на конце, который называется «меч Колесова», с размаху втыкалась в землю и раскачивалась, готовя узкую глубокую ямку для деревца. Второй удар – чтобы закрыть эту щель. Между ударами нужно успеть всунуть корешок и молниеносно отдёрнуть руку. В миллиметре от вонзающейся лопаты копошились наши детские, в цыпках, ладошки, всовывавшие в щель саженцы. И ничего!

Мы вертелись, успевали болтать, рты не закрывались. А попадёшь под удар – кисть будет разрублена надвое грязным тяжёлым лезвием. Точно, заговорённые.

До пятого класса рвали траву для домашней скотины руками, норма – туго набитый мешок. Пальцы вечно изрезаны осотом. Чтобы дело пошло веселее, братья начали потихоньку от родителей брать с собой серпы. Когда это обнаружилось, они уже теми серпами вжикали лихо.

Отец только покрутил головой и… торжественно вручил косу-литовку с обрезанным черенком. Перед этим провёл урок – тренинг, как сейчас говорят. И как современные матери кричат вслед «Осторожнее на горке!», так мама кричала нам «Осторожнее с косой, не обрежьтесь!». Не обрезались ни разу.

Дружок Лёнька, сын соседки тёти Али, той, что забывала убрать помидорные палки, таинственно поманил:
– Айда в избу. Такое покажу.

Отогнул подушку – под ней перекатывались волшебные серебряные шарики. Попробуешь поймать – разбегаются, как живые, на десять мелких капелек. Надавишь, а они мягкие, плющатся и выскальзывают.

– Градусник разбился. Мамка веником подмела, а эти в щель закатились.
– Лёнька, что хочешь? Пистолет деревянный, мен на мен?

Он важно возвращал подушку на место: не было на свете ничего равного его сокровищу.

Вот такие они, суровые игрушки нашего детства.

Тот же Лёнька угощал нас, мелюзгу, «кисленькой карамелькой». Из карманного фонарика вынимал квадратную батарейку и предлагал лизнуть контактные пластинки. Язык пощипывало, подёргивало слабым электричеством, вкус и правда был кислый, металлический. Так это же как нынешние конфеты-шипучки, ничем не хуже, но без содержания сахара и красителей. К тому же бесплатно.

Что же, раз игрушки были у нас суровыми, то и сладости тоже.