– Евгений Аркадьевич, вы много лет служите в московском Театре Луны, продолжаете выступать с концертами и снимаетесь в кино. А какие перемены происходят в вашей жизни?
– Недавно театр отметил тридцатилетний юбилей, и я выступил с моноспектаклем «Золушка», однако на этот раз постановка была представлена зрителю как политическая сатира. Но обо всём по порядку. Когда-то в Театре Советской армии появился спектакль по роману американского писателя Курта Воннегута «Бойня №5», где рассказывается о бомбардировке Дрездена в 1945 году. В тамошнем концлагере находились британцы и американцы, так что англичане били по своим, а город и вовсе превратили в песок. И вот оставшиеся в живых пленные, чтобы как-то поднять себе настроение в Рождество, решили сыграть на солдатский лад «Золушку». Курт Воннегут в своей книге лишь вскользь упомянул о постановке сказочного спектакля в лагере для военнопленных. А впоследствии эту сказку написал Юлий Ким. В результате получилась одноактная опера на музыку Владимира Дашкевича. Спектакль оказался актуальным. Учитывая ситуацию в мире, это сегодня смотрится как политическая сатира – так я для себя определяю.

– В далёком уже 1975 году вы играли в спектакле «Экзамены никогда не кончаются» в постановке великого Петра Фоменко. Похоже, актёр, выходя на сцену, каждый раз сдаёт экзамен перед зрителем. Что вы думаете об этом?
– Если актёр сдаёт экзамен зрителю, зачем он тогда выходит? Нет, он сдаёт экзамен самому себе и доказывает, что способен на большее. Иначе получится скука невероятная. Мы ведь годами играем одни и те же постановки. Однако если актёру нравится роль, то он каждый раз играет её по-новому. И тогда спектакль живёт.

– Не так давно вы вновь снялись в фильме «Бабушка лёгкого поведения», где играли дядю главного героя. А сколько «Бабушек» уже сняли с вашим участием?
– (Смеётся.) Три. Первая «Бабушка» была самая удачная, она смысловая, философская и смешная. Вторая – более эксцентрическая. А вот третья мне не понравилась, потому что здесь я играю уже не дядю.

– Как не дядю? А кого?
– Роль дяди мне изначально принесла удовлетворение и зрительский успех. Ведь артиста Герчакова давно не видели в комедийном жанре и большом кино. А теперь, куда бы я ни приезжал, меня встречают как одного из главных героев «Бабушки лёгкого поведения». Но в третьем фильме меняют сценарий, и  я играю совершенно другого персонажа. Название сохранилось, но рассказана совсем иная история. Речь идёт о событиях 1980 года, когда в Москве проходила Олимпиада. Действующие лица – проститутки, а я играю швейцара отеля. (Хохочет.) Я задал вопрос режиссёру: как так-то? После такого успеха первых «Бабушек» – и вдруг резкая смена сюжета? На что режиссёр – талантливый литовский парень Марюс Вайсберг, я его очень люблю, – сразу перешёл на английский, потому что по-русски ничего объяснить не смог. (Хохочет.)

– Что ещё планируете в кино?
– Очень хотелось бы сделать фильм о Сальвадоре Дали, которого я играю в театре. Переговоры ведутся. Вообще, этот спектакль я сам когда-то предложил нашему тогдашнему руководителю Сергею Проханову. Он не особо в это верил, но получилось всё, как я задумывал. Спектакль уже десять лет с успехом идёт в нашем Театре Луны на Ордынке.

– У вас в биографии значатся три брака и трое детей. Дочь Ольга – актриса, сын Лев – юрист, младший Егор тоже выбрал сцену. Какие истины вы открываете ему об актёрской профессии, ведь он ещё школьник?
– Актёра выучить нельзя, можно только самому научиться. После девятого класса он поступил в Театральную школу имени Олега Табакова, которой руководит Владимир Машков. Там ребята его возраста доучиваются, получают среднее образование, а затем – высшее актёрское. Егору повезло, что попал в эту школу, она вообще уникальная. Но и Машкову повезло, что он взял настоящего парня. (Смеётся.) Когда он принял Егора на курс, то сказал: «Передай папе, что ты не блатной». Теперь сын обращается ко мне за советами, я всё-таки готовил его к поступлению. Он вообще-то с четырёх лет на сцене, и первая его роль была – Рыжий таракан. (Смеётся.) В силу возраста он не выговаривал некоторые звуки, поэтому зал лежал от смеха, когда он произносил философские монологи. Потом был спектакль, где Егор играл маленького Моцарта, он назывался «Диджей Моцарт». Так что сын чувствует театр кожей.

– Вы окончили Гнесинку, на каких инструментах играете?
– На инструментах души.

– В каких спектаклях это пригодилось?
– Во всех. Скоро будем восстанавливать спектакль «Любовь по Фрейду», в нём заняты лучшие актёры труппы, а я играю Фрейда. Если работаешь в театре, то должен его любить. И я свой театр люблю, каким бы он ни был. Я здесь отработал 25 лет. Ни в одном коллективе столько не работал, хотя служил в Театре Советской армии, в «Эрмитаже», играл у Марка Розовского. В своём репертуаре я собрал самых ярких личностей – Холстомера, Парфюмера, царя Эдипа, Аристотеля, короля Лира, Сальвадора Дали, Зигмунда Фрейда, Ивана Грозного, которого сыграл на канале СТС, и Папу Римского в спектакле «Скрипка Паганини». В дальнейшем, очень надеюсь, сыграю другие интересные роли.

– Приходилось ли когда-нибудь играть на чужом языке?
– В Женеве я играл Зигмунда Фрейда на французском, а в Эдинбурге – Холстомера на английском, и для меня это была невероятная мука. За двадцать восемь дней сыграл двадцать четыре спектакля. С этими гастролями связана одна история. Когда занавес закрылся, подходит переводчица и сообщает, что со мной хотят поговорить. Выхожу, смотрю – стоит рафинированный мужичок с двумя чернокожими охранниками и представляется: «Здравствуйте, я режиссёр, француз по происхождению, но живу и работаю на Мадагаскаре». И рассказывает, что у него там свой театр, он посмотрел наш спектакль, и я ему очень понравился. Так и говорит: «Ты – великий артист». И потому он хотел бы пригласить меня к себе в труппу. Я запереживал от неожиданности, а режиссёр продолжает – оказывается, есть один нюанс: «У меня театр для геев». И вот тут я принял решение, что надо бежать. (Хохочет.) Хотя сейчас, вспоминая эту историю, чуть-чуть жалею. (Хохочет.)

– Однажды вы сказали: «Режиссёры – это люди, в которых развито чувство превосходства над другими». И ещё отметили, что «они же все гении, хотя я многих люблю». В ваших словах содержится сарказм?
– Да не совсем. Есть режиссёры, которых любишь безоговорочно, – например, Пётр Фоменко. Или Станиславский и Немирович-Данченко, которых я люблю заочно. А Всеволода Мейерхольда люблю особенно. В связи с этим хочу вспомнить несколько историй о режиссёрах, с которыми меня сводила судьба.

Когда был жив Валентин Плучек, меня приглашали в Театр сатиры. Ему обо мне рассказала великая Вера Кузьминична Васильева. Я зашёл к нему в кабинет, у него за спиной портрет Всеволода Мейерхольда, ведь Плучек когда-то был артистом его театра. К тому времени у него уже началась болезнь Паркинсона, он немного тряс головой, и диалог вышел следующий: «Вера Кузьминична говорит, что вы великий актёр, – и после паузы продолжает: – А как мне в этом убедиться? Я же не пойду к вам в театр. Просить вас прочитать басню тоже нелепо, вы – уже народный артист». Я не знаю, что ответить. А он продолжает: «Знаете что? Посмотрите мои спектакли – «Идеальный муж», «Трёхгрошовую оперу», «Укрощение строптивой» – и выберите себе роль». Короче, мейерхольдовский закрут получился. (Смеётся.) На что я ему ответил: «А я уже выбрал». «Кого?» Говорю: «Катарину» (главная женская роль в пьесе Шекспира «Укрощение строптивой». – Ред.). Он расхохотался. Я всё же пообещал посмотреть спектакли, но в театр к нему не перешёл, потому что через некоторое время Плучека не стало. Однако на этом история не закончилась, ведь меня снова позвали в Театр сатиры, на этот раз – мой друг и коллега, которого я обожаю, Саша Ширвиндт. Мы встретились в том же кабинете, теперь его занимал художественный руководитель Ширвиндт, и за спиной у него висел портрет не Мейерхольда, а президента Владимира Путина. Я надел зелёный костюм, а у него в кабинете была кожаная зелёная мебель, и он меня хитро спросил: «Ты что, тут уже бывал?» (Смеётся.) Но и в тот раз как-то не срослось. Потом меня приглашала к себе в театр режиссёр Галина Волчек. Но я не принял приглашение, для меня «Современник» – слишком женский театр. К тому же, закурив в очередной раз, а я некурящий, она, дымя мне в лицо, сказала: «Но я вас сразу предупреждаю, что петь вы у меня не будете». «А почему, собственно?» (Смеётся.) «Я не ставлю мюзиклы». В общем, в этот театр я тоже не ушёл, хотя играю в разных жанрах.

– А Алексея Германа вы не забыли? Вы работали с ним в фильме «Трудно быть богом».
– Нет, я просто до него ещё не дошёл. (Смеётся.) Это великий режиссёр и отдельная страница моей творческой биографии. Я всегда хотел попасть к нему, но понимал, что это непросто. Фильм «Трудно быть богом», в котором я снялся, на мой взгляд, не получился. Сейчас, спустя столько лет, могу с уверенностью сказать. Но это общее впечатление. А если говорить конкретно обо мне, то не забуду никогда, как приехал на пробы. Он смотрит на меня внимательно, а лицо у него было, как у ребёнка, круглое, с пухленькими губками, но глаза – как у мудреца, и взглядом прожигал насквозь. И тут Герман говорит: «Евгений, я вас нигде не видел, потому что кино смотрю только своё, а вы у меня никогда не снимались. И в театр я не хожу. – И продолжает: – Мне просто понравилась ваша морда». Я сделал маленькую паузу, чтобы пережить услышанное, и говорю: «А мне – ваша». (Хохочет.)

– О боже, ничего себе обмен любезностями.
– И тут он, обратившись к своей жене, говорит: «Светлана! (Сценарист С. Кармалита. – Ред.) Мы его берём. Мне он нравится».

– На съёмках этого фильма вы получили травму, вас ударили по голове.
– Это был кошмар! На съёмочную площадку привезли массовку. И в этой массовке оказался сумасшедший мальчик, который, схватив большую берцовую кость коровы, постоянно ею размахивал. А для создания тумана на площадке напустили дым. И вот в этом дыму я получил от пацана сильнейший удар по голове, так что потерял сознание. Вообще, надо сказать, эпизод для меня был не из лёгких: я лежал на убитом коне, причём ассистенты действительно нашли мёртвую лошадь. А накануне съёмки я играл в спектакле «Холстомер» главную роль – то есть как раз коня, которого отводят на живодёрню. И вот лежу на съёмочной площадке на мёртвом коне, произношу монолог и тут же получаю удар как будто железом по голове, после чего теряю сознание. Когда всё случилось, Герман этого пацана чуть не прибил. Но то, что я услышал от самого Германа, когда он перестал злиться, меня очень удивило. «Жаль, что тебя и вправду не убили. Был бы отличный пиар для фильма». (Смеётся.)

– Пошутил, надеюсь?
– Он всегда говорил как бы на грани юмора. С иронической улыбочкой.

– Вы пережили два развода. До сих пор ходит легенда, что первая супруга как-то раз вышла на сцену и сама поведала зрителям, что вы от неё уходите. Как всё происходило на самом деле?
– У нас шёл бракоразводный процесс. Мы оба служили в театре «Эрмитаж». В тот день я играл в спектакле «Школа клоунов» по Хармсу. И вот сижу на авансцене, зрители ничего не подозревают, как, впрочем, и я, смотрят спектакль, и тут из зрительного зала поднимается жена. В этом спектакле она не играла. Подошла к авансцене и громко сказала: «Он бросает семью!» Раздались аплодисменты. Зрители решили, что таков сюжет спектакля. (Смеётся.) Она продолжает: «Что вы хлопаете? Я с дочкой одна остаюсь!» Зал снова зааплодировал, раздался смех. В результате она была доведена до истерики. Но, несмотря на весь курьёз ситуации, это лучший спектакль за всю историю существования «Школы клоунов».

– Наверное, не знала, как вас удержать?
– Ну да не без этого. Но потом я её удачно выдал замуж, и сегодня у нас  хорошие отношения. К тому же наша дочь Ольга тоже стала актрисой и певицей.

– Однажды Олег Иванович Янковский сказал: «Если не нравится внимание окружающих – уйди в другую профессию». Но актёр ведь живой человек, он может устать. Как вы относитесь к повышенному вниманию?
– Обожаю повышенное внимание! (Смеётся.) Когда у меня хотят взять автограф и спрашивают: «Можно с вами сфотографироваться?» – я отвечаю: «А зачем же я тогда сюда пришёл?» (Смеётся.) На самом деле я отношусь к этому с иронией. Такие вещи всерьёз воспринимать не стоит. Раньше я дружил с психологами и психотерапевтами, и кто-то из них однажды сказал: «Евгений Аркадьевич, вы, актёры, находитесь на грани шизофрении – такая у вас профессия». Он был поклонником спектакля «История лошади, или Холстомер», где я как раз играл коня. И не мог понять, как можно играть такой психологически сложный спектакль, а потом, приехав домой, сохранять спокойствие, пить чай с женой, общаться с ребёнком. Я спросил: «А что вы предлагаете?» Он ответил: «После такого спектакля вам, дружочек, надо к нам в Кащенко!» (Просторечное название психиатрической больницы в Москве. – Ред.) В общем, я с ним согласен, тем более что многие актёры печально заканчивали свою карьеру.

– Он предложил вам срочно под капельницу?
– Да! (Смеётся.) Но настоящий артист, исполнив роль, должен сразу разгримироваться и бежать как можно дальше от сыгранного спектакля. Иначе это войдёт в тебя, и ты будешь представлять себя царём Эдипом. В этом случае больница Кащенко неминуема.

– Евгений Аркадьевич, однажды вы сказали: «Чтобы быть в хорошей форме, нужно быть влюблённым». Мне кажется, вся ваша жизнь связана с любовью. Но хочу спросить: это любовь к профессии, любовь к семье или любовь к жизни в целом?
– К Родине! Не хочу, чтобы, прочитав это, подумали, будто я – пафосный патриот. Но в сегодняшней ситуации скажу так: если ты не любишь свою Родину, то надо уезжать, как сегодня поступают некоторые артисты. Они сделали свой выбор. А мы живём, работаем, растим детей. Раньше не задумывались о том, что кто-то может всё это разрушить. Но сегодня понимаем, что надо не только любить Родину, но и защищать её.