Щедрый старшина выдал каждому взводу по большому куску мяса. Тихий нашёл на кухне рис, морковь, чеснок, мясо. Сделал плов в казане. Мы собрались в своей комнате со стенами из ковров, ели плов, вспоминали истории.

– Я в прошлой командировке на высоте стоял, – рассказал Алекс. – Смотрю, укры в атаку пошли. Но далеко. Выстрелил в одного, пуля в плечо попала. Он идёт. Я выстрелил ещё раз, опять попал. Он продолжает идти. Мне не по себе стало. Чем их там колют, что их пули не берут? Только с третьего выстрела тот упал.
– А слышали, как Череп подорвался?
– Да ну? Как так?
– На нашей позиции раньше Тяпа сидел. Он в нескольких местах заложил запалы от гранат, чтобы хлопнули, если диверсанты придут. Только нам не сказал. Череп по нужде пошёл, присел над запалом, тот и взорвался. Полная ляжка осколков. Мелкие, не страшно. А всё равно Тяпе бы за такое руки оторвать!
– Так ему и оторвало, говорят.

Вспомнили Тяпу, бедового парня с безумными глазами и татуировками до подбородка. Помолчали.

– Парни, к нам едут волонтёры и везут гуманитарную помощь, – заглянул в комнату Назар. – Их нужно встретить в Луганске и сопроводить.
– Кто поедет? – спросил Ставр.

Вызвались Тайга и Барон. Съездить в Луганск – само по себе приключение, к тому же был шанс по пути поймать интернет и заскочить в супермаркет, чтобы купить энергетиков. Я не понимал любви парней к энергетикам и даже ни разу их не пробовал. Меня убеждали, что на передовой без них никак, но желания пить сладкий ядрёный лимонад у меня не возникало. Парни же закупали их огромными упаковками.

Бойцы уехали на «КамАЗе» вечером и вернулись под утро. Кузов был заставлен коробками, мешками, свёртками. Тут были санитарные носилки, тюки с одеждой, продукты, личные посылки. Всех свободных людей бросили на разгрузку. Двое волонтёров ходили и фотографировали этот процесс для отчёта. Их организация из Белгорода, но продукты и вещи присылали им со всей России: короба с мёдом и надписями «Желаем победы!», банки с солёными огурцами, пакеты с печеньем, вязаные носки и перчатки, шапки и шарфы, письма и детские рисунки.

Тайга и Барон тоже раскладывали в нашем закутке покупки – упаковки с энергетиком, батарейки, пачки кофе.

– Времени было мало. Я автомат в кузове оставил, а про гранаты забыл, – смеялся Тайга. – Забежал в супермаркет в разгрузке с гранатами. Вообще-то нельзя. У них там всё по гражданке, мирное время, как в Москве почти. Зато молодые девчонки-продавщицы только на меня смотрели!

Коробки и тюки с гуманитарной помощью заняли весь коридор. Подошёл старшина и начал раздавать зимнюю одежду. Выдавал на пару размеров больше, чтобы можно было поддеть под неё несколько комплектов термобелья. На случай если придётся – обязательно придётся! – спать зимой в окопах.

Взамен постиранных у меня появились зимние штаны с подтяжками. Они были огромными, похожими на клоунские. Сначала начинал движение я, потом штаны. Зато с тёплой курткой они смотрелись хорошо. Я выглядел намного массивнее, чем был на самом деле. Мы получили новые футболки, шапки, зимнюю обувь с тёплыми стельками. Наконец-то ноги не будут мокнуть и мёрзнуть.

Детские рисунки развесили в коридоре, превратив его в подобие картинной галереи. Школьники желали бойцам победы и благополучного возвращения домой. Некоторые из картинок оказались забавными. Наш танк загнул вверх кривое дуло и стрелял по чёрному вражескому самолёту. Посреди дымящихся руин стоял российский флаг, а надпись внизу гласила: «Солдат, тебя ждут дома!» В целом рисунки трогательные и милые. Пока я их разглядывал, несколько раз подступал ком к горлу.

На одной из картинок девочка Вероника оставила свой номер телефона. На случай если бойцы захотят ей позвонить.

– Нужно позвонить, – предложил Барон. – Ребёнку будет приятно поговорить с героями!

И мы согласились, что в следующий раз, когда пойдём на высотку, обязательно ей позвоним и поблагодарим.

Стоять до талого

Целый день поблизости грохали взрывы.

– Парни, часть не покидать! Прилёты идут! – пробежал по коридору начальник штаба Назар.

Начался штурм хорошо укреплённого посёлка, который наши войска не могли взять с конца лета. Штурмовали его то ли в четвёртый, то ли в пятый раз. Молодёжь была в приподнятом настроении: теперь точно возьмут! Ветераны кривили лица: не возьмут, только парней положат.

Противник накопил серьёзные силы и был рядом. В последние дни линия фронта сдвинулась к нашим границам, и это вызывало тревогу.

– Лиман взяли, могут и нас в коробку закрыть. Будем здесь, как в августе 2008-го, когда наших прямо в части обстреливали, – слышал я разговоры, но значения им не придавал. Мало ли что болтают! Если попадём в окружение, будем пробиваться с боем. Но пока что наши наступают.

Мы с Туристом заступили на дежурство на КПП. Я только что приобрёл у каких-то ребят бронеплиты 4-й степени защиты. Они удачно вставлялись в разгрузку и защищали грудь и спину. Плиты обошлись недорого, 5 тысяч за пару. Не натовский броник, но хоть что-то. Они стальные и тяжёлые, поэтому я ходил в них постоянно, чтобы привыкнуть. В разгрузке уже было 8 магазинов, к ней цеплялись аптечка, служебные сумки и фляга с водой. Всего выходило около 20 килограммов. Как рыцарские латы, осталось только шлем найти. Я попробовал подтянуться в разгрузке, но отказался от этой затеи. Турник во дворе и так был опасно изогнут. Раньше на нём упражнялись парни тяжелее меня.

Мне рассказали историю про бойца, который очень боялся ранения в грудь. Он раздобыл самую тяжёлую и прочную бронеплиту. Воткнул её в разгрузку и с ней ходил, несмотря на тяжесть. И однажды в неё попал снаряд. Плита выдержала удар! Её даже можно было использовать снова. От бойца, к сожалению, ничего не осталось.

Я всё же надеялся, что снаряд мне в грудь не попадёт. А если попадёт, то это смерть быстрая и безболезненная, как поцелуй судьбы: собирайся, счастливчик, твоя очередь лететь в облака!

Турист пришёл на КПП налегке, с одним автоматом. Враг ещё не приблизился к городу. Что может случиться?

Хотя в воздухе ощущалось напряжение. Командиры нервничали, слишком часто въезжали и выезжали машины.

Мы записывали в журнал всех, кто пересекал КПП, и сообщали в штаб по рации. В какой-то момент рация ожила и потребовала сообщить, всё ли у нас в порядке. Турист ответил, но нас не услышали. Мы вызвали штаб ещё раз, но уставшая за день рация решила, что теперь будет работать только на приём.

– Давай я схожу? – предложил я. Нелепая история: и пост оставить нельзя, и штаб нервировать опасно.

Пока мы соображали, из двери вылетел Назар:
– В чём дело? Почему не отвечаете?
– Рация не работает, – ответил Турист.
– Быстро в штаб, там объяснишь!

Из штаба Турист вернулся мрачный, в разгрузке и с новой рацией.

– Наорал на меня. Якобы мы здесь в смартфонах сидим, рацию не слышим. И без разгрузок ещё. А если нападение – а стрелять нечем? Сказал: до талого будете на посту стоять.
– Кто сказал?
– Медведь. Белуга уехал раненых забирать. Медведь его замещает сейчас. Нервничает. Штурм тяжело идёт.

Стоять «до талого» значит «неопределённо долго».

– Парни, вас на посту оставляют. Медведь все смены отменил, – вышел к нам Тайга. – Вы чего натворили?

Турист мрачно сплюнул. Он не любил истерику, особенно когда она случается у командиров. Подумаешь, разгрузка! Два магазина в автоматах, ещё восемь моих – до прибытия подкрепления продержимся. Турист был опытным бойцом и случайных диверсантов затыкал бы насмерть даже пустым дулом. А рация – ну, подумаешь! Поставили на зарядку, взяли другую – чего орать?

Тайга вздохнул, сходил в дом и вынес нам термос с чаем и мешок с гуманитарными пирожками.

Театр Куклачёва

Мы выпили горячий чай, съели пару пирожков. Из сумерек вынырнул бродячий шелудивый пёс и уставился на нас умными глазами. Дали пирожок и ему. Пёс проглотил, лёг на дорогу и яростно зачесался.

Пёс прибился к располаге давно. Он хотел служить в нашей части, сразу догадался, где находится КПП, и стал его охранять. Кто-то из бойцов построил ему деревянную будку и подкармливал. В обычное время пёс лежал на дороге, строго осматривал въезжавшие машины и входивших людей и был страшно доволен. Но всё время чесался, нервируя сменяющихся часовых. А горячей воды, чтобы отмыть его, в располаге не было.

В прошлый раз мы с Туристом так же стояли на КПП. В тот день ждали генерала, и нас, часовых, несколько раз предупредили, что проезд нужно открыть заранее, а кортеж ни в коем случае не останавливать. Но пёс этого не знал, с дороги не уходил и собирался обнюхать генерала, как и всех прочих.

– А-а-а, застрелю эту чесотку! – разволновался и раскричался тогда Белуга. Но угрозу не выполнил. Пёс в тот раз обиженно покинул КПП и потрусил охранять стоявших по соседству «вагнеров». Но теперь вернулся снова.

Мы кинули псу ещё один пирожок, тот взял его с земли осторожно и деликатно. Съел, чихнул, забрался в будку и там затих.

В шесть вечера нас не сменили. И в восемь тоже. И в десять. Тяжёлые плиты давили на плечи, но я был им благодарен. В бою пригодятся. А я привыкну к их весу и перестану замечать. Когда уставал, садился на ящик с засыпанной внутрь землёй.

Если подъезжала машина, мы принимали строгий вид, светили на водителя фонариком, сообщали в штаб.

– Куда ты светишь?.. Твою налево!.. – ругались командиры. Дескать, мы и так должны узнавать их в темноте по шелесту шин. Но пусть лучше ругаются, чем в часть проедет диверсант. Часовой на посту – лицо неприкасаемое. Если что, может и на землю положить. До выяснения.

Иногда рация ловила разговоры соседей. Штурм закончился без результата. И мы, и противник понесли потери.

– Группа Хамида, построиться внизу! – бубнила рация. Мы видели вдали суетливые огоньки фонариков и фары грузовиков. Видимо, привозили раненых.

Небо было чистым, звёздным. Прилёты давно прекратились. Стало тихо. Из-за деревьев поднялась луна.

К нам на КПП пришёл чёрный кот. Раньше он был домашним, но хозяева исчезли, и теперь кот искал компанию. Покрутившись рядом со мной, он, цепляясь когтями за разгрузку, забрался мне на плечо, устроился там и замурчал. Некоторое время я стоял на посту с котом на плече и с автоматом. Но потом кота снял: не положено.

Кот не обиделся и лёг на пустое кресло. А потом по забору из ящиков пришли ещё два кота и устроились рядом. Не военная часть, а театр Куклачёва! В городах, где прошла война, брошенных домашних питомцев осталось много. Военные для них – единственный источник пропитания. Так что популярный образ бойца с кошкой на руках – не преувеличение. Точнее было бы нарисовать, что кошек целая стая.

Давайте позвоним Веронике

В полночь за нами пришли.

– Смена! Идите отдыхать, парни.

Мы простояли на посту восемь часов. Почти все в располаге спали, а те, кто не спал, вполголоса обсуждали результаты неудачного штурма.

В нашем закутке вместо ночника горела синяя новогодняя гирлянда. Это придавало комнате таинственный вид. Наскоро перекусив, легли спать, не раздеваясь. Разбудить по боевой тревоге могли в любой момент.

Утром всех, кто был в части, построили в коридоре. С передовой вернулся Белуга. Вид у него был усталый и сердитый. Ротный обругал всех, кто распространял слухи о потерях. Обругал элэнэровцев, которых в критический момент не оказалось на позиции. По рации они утверждали, что уже там, а после выяснилось, что «там» – это в пяти километрах в стороне. Обругал нашего товарища снайпера, татарина с позывным Киллер, который перешёл в соседнюю роту, потому что торопился принять участие в штурме.

– Падать надо было и лежать! – кричал Белуга. – А он стоял! Теперь «двухсотый». Вам говорю: не научитесь падать, вас враг научит. Но поздно будет!

Мы разошлись подавленные. Под иконостасом, устроенным в конце коридора, зажгли свечи в память об убитых. Татарин был мусульманином, но всё же нашим товарищем.

На войне грустить нельзя. И даже запрещено.

Прибежал Тайга с новостью: на высотке, куда мы ходили звонить, ловится интернет. Одно время его отключали на большей части республики, чтобы не пользовались наводчики. Но теперь включили снова.

Мы надели разгрузки, зарядили автоматы и пошли обновлять мессенджеры, которые молчали три недели.

Подниматься на полуразрушенную высотку нужно было пешком по заваленной мусором лестнице, лифт не работал. В броне идти особенно тяжело, но я это воспринимал как тренировку. Зато потом в бою смогу в ней бегать и прыгать.

Командиры предупреждали не толпиться наверху – враг может засечь активность, и в высотку прилетит снаряд. Но на верхнем этаже было оживлённо. Бойцы не только из нашей, но даже из других частей собрались, чтобы лично увидеть это чудо – интернет. Чудо, как часто бывает, являлось не всем. Нужно было долго махать телефоном в воздухе, переходя от одного пролома в стене к другому, чтобы зацепить сеть и получить сообщения из дома. О том, чтобы зайти на какой-нибудь сайт, не могло быть и речи.

После нескольких неудачных попыток я сумел отправить жене свою фотографию в военной форме, сделанную тут же на телефон. И получил от неё сообщение: «Ты вся моя жизнь». Сердце сжалось. Я представил, чего стоили моей жене эти слова. Сдержанная и избегающая как огня всякого пафоса, она никогда не говорила даже простого «люблю». Я понял, что обязательно должен вернуться. Ведь если погибну, то загублю сразу две жизни – свою и её. Но тут же решил, что нельзя давать чувствам воли, иначе можно испугаться за свою жизнь, отступить перед опасностью. Будь что будет. Судьба сама распорядится моей жизнью самым лучшим образом. И если достоин, то вернусь домой героем. А если не достоин, то и возвращаться стыдно.

Больше я никому не писал и не звонил. Бессмысленно потоптался среди обломков штукатурки и торчавшей из стен арматуры, слушая, как бойцы что-то втолковывали родственникам, обсуждали семейные дела, решали деловые вопросы. Мне всё это казалось малозначимым.

– А давайте позвоним Веронике, – неожиданно предложил Барон, вспомнив девочку, написавшую письмо солдатам. – Я и телефон записал.

Хорошая мысль. Мы набрали номер.

– Привет, Вероника! Это солдаты с фронта звонят. Ты нам письмо прислала и рисунок. Спасибо тебе! – наперебой закричали мы в трубку, боясь, что связь прервётся.
– Ой! – испуганно ответил ребёнок. – Пожалуйста!

Спускались мы спокойными и собранными. Зачем мы здесь? Зачем наши товарищи гибнут? Ради своих близких. И ради этих детей. Чтобы росли и не боялись восставших из гробов фашистов. Наши деды заколотили их туда крепко. Добренькие «партнёры» больше семидесяти лет занимались некромантией, чтобы воскресить эту нечисть. Но ничего, загоним оживших мертвяков обратно.