Клаве Малковой, уроженке Ленинграда, в начале блокады было неполных 14 лет. Летом 1941 года её отец, военный инженер на режимном объекте, отправил своих пятерых детей в деревню. Но вскоре троих старших отправили строить оборонительные сооружения, а Клава с Федей остались ждать эвакуации.

Но за ними так никто и не приехал, и бывший сослуживец отца забрал обоих в лес, в партизанский отряд.

Поначалу Клава ходила на задания вместе с инструктором Галей – в свои 16 лет та уже была опытной разведчицей. Дочка местного лесника, она знала все тропинки и ручейки, могла подолгу сидеть в засаде, укрывшись ветками и не подавая признаков жизни. Но при малейшем движении в лесу или на дороге глаза её загорались, как гирлянды из лампочек на довоенной ёлке, а сама она словно превращалась в отлаженный механизм, готовый в любую минуту вскочить, догнать, успеть.

А вот Клава боялась даже смотреть в сторону дороги, не то что вести учёт проезжавшей по ней вражеской техники. Сердце билось так сильно, что казалось, его стук может выдать, погубить их обеих. Особенно страшно было за красивую, взрослую и очень смелую Галю. Вот если когда-нибудь у Клавы будет дочка…

Потом Галю нашли в дальнем схроне: шальная слепая пуля пробила девушке горло. Во время похорон Клаве хотелось сорвать с её лица платок, чтобы в последний раз увидеть, запомнить – и отомстить.

Она была готова идти в бой хоть завтра – и вот те на! На первое самостоятельное задание её отправили вместе с сопливым прилипалой Федькой – ну и о какой мести могла идти речь? Брат ходил за ней хвостиком, только и слышно было: «Ляля, Ляля» – так её ласково называли в отряде. Не мальчишка, а сущее наказание!

Шли ночью. Знакомая белка привычно проводила их до границы своей территории, свирепым цоканьем предупредив малолетних чужаков, что её припасы надёжно спрятаны и никаких посягательств она не допустит.

Федька ныл всю дорогу: то устал, то нога болит. А тут вдруг спросил:
– Ляля, а как белочку зовут? Почему она так грозно ругается?
– У неё нет имени. Можем назвать её Шишей. Красиво?
– Да, очень. Но давай лучше назовём Тосей… А наша Тося так вкусно пахнет пирожками с черникой – помнишь?

Как не помнить? Старшая сестра заменила им маму – та умерла родами, Федька её не знал. А Тосины пирожки… эх, где ты, сестричка? Однако сейчас не время расслабляться. Клава строго наказала:
– Хорошо, пусть будет Тося. На обратном пути угостим её орешками. А сейчас пошевеливайся, нам ещё надо Галин схрон найти, там затаиться можно. Я знаю, как искать, она мне рассказала.

К развилке дорог дети подошли в полном молчании, по Галиным приметам нашли схрон. Спрятались, замаскировались и приступили к выполнению задания: им было приказано пересчитать вражеские танки и другую технику, следовавшую в сторону деревни Волосово.

Клава велела брату сидеть тише воды ниже травы, голоса не подавать и ни в коем случае не высовываться, тем более что было уже светло – всходило солнце. Надо сказать, Федька, хоть полный оболтус, свою Лялю обожал и даже немножко побаивался. На инструктаже в штабе на него нагнали страху и доходчиво объяснили, добавив пару подзатыльников, что Ляля – его наставница и старший товарищ.

Ребята просидели в укрытии весь день, Федька даже по малой нужде не утерпел, но с места не сдвинулся. К вечеру дороги опустели, и они выбрались наружу. Сели под деревом, обнялись и долго молчали, очень гордые собой.

В штабе их похвалили, первое боевое донесение приняли, но с некоторым подозрением отнеслись к информации о том, что в сторону Волосова за весь день проехала только пара мотоциклистов, сопровождавших обоз из семи гружёных подвод. Долго допытывались у детей: не могли ли они заснуть и пропустить танки? По предварительным разведданным, вражеские боевые машины должны были проехать именно там.

Через несколько дней брат с сестрой сменили направление поисков. Идти предстояло через болото – путь нелёгкий и опасный. Перепрыгивали с кочки на кочку: не дай бог шагнёшь чуть в сторону, трясина тут же затянет. Но всё обошлось благополучно. На опушке набрали подснежников. Если что – скажут, за цветами в лес ходили.

В конце концов юные разведчики обнаружили на этой территории и вражеские танки, и другую технику. Всё рассмотрели, подсчитали, запомнили и двинулись обратно. Оба знали, что самое опасное и трудное – возвращение с задания, взрослые предупреждали об этом. Любые передвижения по лесу запрещены: у фашистов строгий приказ стрелять на поражение независимо от того, кто перед ними и по какой причине тут находится.

Клаве с Федькой повезло: двое фашистских военных егерей, встреченных уже почти на выходе из леса, почему-то не стали в них стрелять. Просто пару раз пульнули для острастки поверх голов, поржали беззлобно, забрали подснежники и вручили Клаве небольшую шоколадку. Всю дорогу вражеское угощение обжигало карман.

Во время её доклада в штабе стояла гнетущая тишина. Ну почему она сразу не выбросила эту гадость? И только когда товарищи начали смущённо отводить глаза, похвалили за добычу важных сведений и полезли обниматься, Клава поняла, что они прощены. Теперь уже можно пойти к себе и поменять Федьке подштанники – тоже мне вояка!

Вскоре Федьку эвакуировали в тыл. Клава Малькова осталась в отряде до конца блокады. За Галю она отомстила сполна – на её счету более сорока разведывательных вылазок. Участвовала она и в «рельсовой войне» – подрыве мостов, железнодорожных линий, вражеских эшелонов, и в уничтожении немецкой военной техники.

Звучало смешно и забавно, когда взрослые мужики, прошедшие огонь и воду, в разгар боя шёпотом передавали по цепочке:
– Ляльку берегите!

И когда Клаву принимали в комсомол, а потом объявили о её представлении к государственной награде, командир перед всем строем произнёс:
– За личное мужество и отвагу представить к награждению медалью «За боевые заслуги» Малкову Клавдию Кирилловну! – и дрогнувшим голосом добавил: – Нашу Лялю.

Сразу после окончания блокады Клава окончила курсы медсестёр, во время учёбы участвовала в восстановлении родного города. Потом строила ДнепроГЭС, распевала задорные песни в комсомольских бригадах на Амуре, где влюбилась до одури в кудрявого смуглого молдаванина. И поехала коренная ленинградка вслед за своим Михеем в глухую молдавскую деревню. Вышла за него замуж, сменила фамилию и родила трёх прекрасных дочерей – Галю, Любу и Валентину.

Военкомат ещё долго отправлял по несуществующему адресу с указанием девичьей фамилии уведомления о награждении медалью «За оборону Ленинграда» и о необходимости получить ту первую награду – медаль «За боевые заслуги». А узнала она об этом только после рождения третьей дочери, случайно встретив в госпитале города Рыбницы бывшего командира партизанской боевой группы и вволю нарыдавшись на его груди.

Клава прожила красивую и достойную жизнь. Они с мужем перебрались в большое село, построили дом, подняли дочек. Старшая, Галина, стала моей женой. Но мало кто из новых односельчан знал о героическом прошлом Клавдии. Военные чиновники, раз в году приезжавшие поздравить ветеранов с Днём Победы, в ответ на все вопросы о ней пожимали плечами:
– Ну какие подвиги? Ваша Клавдия тогда была ещё ребёнком.

Да, юные защитники нашей Родины были всего лишь детьми на той жестокой, не детской войне. Сегодня почти все они встали в ряды «Бессмертного полка». Вечная им память!

…Клавдия Кирилловна Лука, урождённая Малкова, 1928 года рождения, так и не дождалась своих наград – видать, пылятся в каких-нибудь очень секретных архивах.